Читать книгу "Тонкая нить - Наталья Арбузова"

А кто это у нас пел: «Пе-ре-мен! Пе-ре-мен!». Первым делом на работе мне снизили зарплату. Я сказала: «Пускай! Согласна камень на горе бить, лишь бы она сдохла». Готова была все отдать на сожженье в жертву за нечаянную радость. Однако платить пришлось больше малосмысленным, не взыскующим свободы людям, ничего взамен не получившим.

Она умерла сама в ранней, но отвратительной, маразматической старости, будто наступила уж не биологическая смена руководства, а биологическая смена строя. Смердит ее левиафанья туша, и бьют нас жестокие лихорадки.

Я приступала к любимой невестке Ленке, носящей у меня прозвище «крестненькая», и не без основанья: «Ненавидели мы советскую власть?» – «Ненавидели», – отвечала с присущей ей прямотой. – «Хотели ей гибели?» – «Хотели», – вздыхала она. – «Значит, теперь должны барахтаться и выплыть!» На том и порешили.

7. Плохие шутки с будущим

На работе мы занимались конечно же туфтой. Писали на последние годы пятилеток планы по добыче нефти, якобы посчитанные с помощью сложной математики, а на самом деле спущенные нам сверху. У меня и язык без костей наболтался, и шкодливая рука привыкла писать в пустографках: «1980, 1985, 1990…». Но сколько веревочке ни виться, а конец бывает. И вот он пришел, этот 1990-й. Мой бог, как же он был страшен! Взглянув в его жестокое лицо, я возопила в стыде и отчаянье: «Вот нам наши блудливые игры с будущим! Вот нам наши туфтяные перспективные планы!»

За несколько лет до этого апокалиптического 1990-го я ораторствовала перед пустым магазином сантехники на Кутузовском проспекте, обращаясь к слесарям. Те продавали на улице краденые краны, выданные им для бесплатной установки жильцам их участка. Я кричала: «Мужики! все разворуете, все распродадите, а как нечего станет воровать, ужо меня вспомянете!» И вот час расплаты настал. Все было раскрадено, все съедено, все загажено. Пришло время пустых прилавков и неотоваренных талонов. Спившийся, скурвившийся, избаловавшийся народ бился в очередях за водкой – ее не хватало.

В магазин каждый день завозили какой-нибудь один продукт, чаще всего маргарин или майонез. Люди стояли за ним весь день и брали, сколько дают. Еще было мороженое в киосках. За ним тоже стояли – его растапливали и варили детям кашу. Я испугалась, когда пропала соль, ходила из угла в угол, бормоча:

А соли нет – хоть бы щепоть!

«Посыпь мукой», – шепнул Господь.

А на муку – слеза рекой…

Потом нашлась, повесила в подъезде объявленье: «Отдаю талоны на сигареты за соль». План мой сразу же сработал. Часть талонов я всё же отоварила «Беломором». Потом его курила в дворянском собранье седая красавица – княжна Ирина Владимировна Трубецкая.

8. Что я делала во время штурма Белого дома в 93-м году

Ну, кто там у нас пел:

А с нами ничего не происходит

И вряд ли что-нибудь произойдет?

Вот уж не пророк был. Как начало с нами происходить, так не всегда и обрадуешься. Все же я люблю стрельбу и заварушку – я скорпион, а он марсианский. Дотянули мы и до 93-го года, любимого мною с детства 93-го года Виктора Гюго. Митькина семья тогда жила на задворках Арбата, на улице Рылеева. Первое побоище на Смоленской было рядом с ними. Потом вокруг них началась снайперская стрельба с крыш. Из их школ и детсадов позвонили им, чтоб детей не выпускали. Митька ходил с работы по стеночке со стороны Пречистенки, а я справлялась по вечерам, дошел ли он до дому.

Потом был штурм Останкина. Дальний мой приятель Эдик лежал там полдня на брюхе в стане атакующих и простудился на год вперед. По телевизору было не «Лебединое озеро», как в 91-м году, а страшное дежурство одной телепрограммы всю ночь в эфире. Я заснула, препоручив Богу судьбы России и своей многочисленной по нонешним меркам – аж в семь внуков – семьи. Дед мой расстрелян, отец сидел, и я хорошо понимала, что очередь за мной, моими детьми и внуками. Положи Бог камушком, подыми калачиком. Я проснулась – уже бэтээры вошли в Москву, и скоро как ни в чем не бывало поехала с квитанцией в зубах получать из перемотки мотор от стиральной машины ЗВИ (завод Владимира Ильича). Но не тут-то было.

Ехать надо было за Абельмановскую заставу. Но по Таганке шли войска, а 16-й троллейбус не шел. Я села на ограду из гнутой водопроводной трубы и стала петь себе:

Помню, я еще молодушкой была,

Наша армия в поход куда-то шла.

Мимо промчался с заводской окраины грузовик под красным флагом, битком набитый рабочими. За ним поспешал автобус с людьми в серой форме. Кругом была заварушка. Мне стало весело. Долго ли, коротко ли, пришел троллейбус. Потом мне пришлось идти по длинному загибающемуся проезду, целиком состоящему из заводских заборов и запертых ворот. Мой завод тоже был наглухо заперт, и ни души. Я нашла удобное место, перелезла через забор, отыскала нужный цех. Там куковали две женщины. Они сказали, что их не выпускают ни на обед, ни домой. Мотор мой был готов, они мне его отдали и написали гарантию. Я перекинула через забор сумку с довольно тяжелым мотором, повесив ее на смертоносный кол, долженствующий вонзиться в пытающегося перелезть, перекрестилась и полезла. Тут откуда ни возьмись отыскался охранник в камуфляже и с внутренней заводской стороны ухватил меня, сидящую верхом на заборе, за ногу. Пока кол не распорол мне брюха, пришлось слезать. Я предъявила мотор и данную мне гарантию, оправдывая свое посещенье бытовой надобностью, а отнюдь не политической агитацией. Он отпустил меня, укоривши на прощанье: «В таком-то возрасте…»

9. Что делал в это время мой сын Андрей

Он уже жил тогда с женой и тремя детьми у Триумфальной арки, напротив Бородинской панорамы. Заняв с другом своим Коркиным место на мосту через Москву-реку, он глядел, раскрывши рот, как бухает артиллерия по Белому дому и как тот горит.

10. Что делали в это время купавенские жители

Прими во вниманье, мой снисходительный читатель, что шел октябрь месяц. Кража капусты с совхозного поля освящена обычаем в не меньшей степени, нежели кража стаканов в столовой. Два кочна, уносимые под мышками – это считается совестливой кражей в пределах личной потребности. Безземельные поселковые старухи ходили, бывало, через лес с хозяйственными тележками и квасили ведро капусты на зиму. Наглые люди приезжали на машинах и увозили многими пудами. Но никогда это воровство не было так дружно, беззастенчиво и демонстративно, как во время описываемых мной октябрьских событий. Поселок вышел в поле в полном составе. Это было похоже на соцреалистическую картину «Уборка урожая», висящую в столовой дома отдыха. Весело перекликаясь, купавенские жители сняли капусту подчистую. И я там был, и мед я пил.

11. Пейзаж после битвы

Расчет купавенских капустокрадов был верен: силы правопорядка были задействованы в Москве. Их отличную работу я увидела своими глазами, приехавши в Москву через несколько дней. Народ в транспорте был побитый, в мрачных кровоподтеках, много рук на перевязи. Люди говорят, задержанных били и отпускали без выясненья личности. Бедняги были рады и тому. Убитых теперь не только не хоронили с большим шумом, как в 91-м, но и не считали. А всего неделю назад я видела, как бодро едут по нашей заводской Нижегородской ветке рабочие из Реутова, Железнодорожного (Обираловки) и Электростали, все с железными прутьями в руках. Эта дьявольская Электросталь – страшное место. Однажды я была там по делу и долго ждала электрички. С завода выползло темно-желтое серное облако, село на платформу и меня мало не убило. Еще однажды в Москве я вместо 18-го автобуса оплошно села на 19-й, заехала на Станколит и не в шутку испугалась – там было как в аду. Если бы меня ежедневно так травили, вряд ли у меня был бы кроткий нрав, если он вообще у меня кроткий. Утешимся тем, что в позднесоветский период рабочие в цехах находились эпизодически. Большую часть дня они сидели на чахлых газонах внутризаводской территории и пили, закусывая чем бог послал.