Читать книгу "Путешествие к центру Москвы - Михаил Липскеров"

Паника со списками возникала перманентно, и я уже готовился закончить свои дни на Остоженке, под обломками моего вечно аварийного дома. Меж тем дома в округе постепенно захватывались способами разной степени законности или сносились под корень после внезапно возникших пожаров. Исчезли дворы, скверы, детские и собачьи площадки. Выпить стало просто негде! Е...аная точечная застройка, которую смогло победить только «Яблоко». После того, как мест для нее уже не осталось.

В нашей семейной коммунальной квартире тоже произошли кой-какие изменения. Наш с Олей сын Алеша женился и переехал жить к жене Лене на Юго-Запад, где благополучно родил сына Федора. Мама Оли, тоже Оля, но Николаевна, безвременно скончалась в возрасте девяноста четырех лет. Бесплатный сын Сезя женился на жене Ире, приобретя бесплатного сына Костю, с коими стал жить-поживать на съемной квартире где-то в Измайлове, незаметно родив сына Пупсичка. А мы с нерасписанной женой Олей остались в четырехкомнатной квартире аварийного дома на Остоженке, бывшей Метростроевской, бывшей Остоженке, вдвоем. Но!!! Ключевой момент. Прописано в ней было семь человек. Я, моя жена Оля, наш сын Алеша – в трех комнатах, а Сезя, его жена Ира, их сын Пупсичек и бесплатный сын Костя – в одной одиннадцатиметровой комнате. И такая ситуация меня вполне устраивала. К тому же наш дом еще числился «на балансе». Что это значит, мне не ясно до сих пор, но моей жене Оле один знакомый жилищный адвокат разъяснил суть этого выражения. Поэтому Оля направилась в ДЭЗ, о чем-то посовещалась с главным инженером Вазгеном Мамиконовичем и вышла оттуда весьма довольная. Через день в квартиру вошли разночинные люди и в считанные дни поменяли окна, побелили потолки, переклеили обои, поставили новый унитаз. Когда я узнал, сколько он стоил по документам, подумал, что сбылась мечта Владимира Ильича Ленина о сортирах из золота. И у меня возникло ощущение, что я уже куда-то переехал. В новую прекрасную квартиру в старом районе проживания. Наверное, сделкой была довольна не только моя жена Оля, но и главный инженер ДЭЗа Вазген Мамиконович. Это я сужу по косвенным признакам. По «БМВ», сменившим «Опель».

Три дня я отмечал новоселье, а на четвертый пришли тетки с официальными бумагами на предмет переселения в абсолютно новые для меня районы проживания. Так как в старом мест уже не осталось. А те, которые остались, по новой концепции социальной справедливости предназначались не для бесплатной раздачи нищей интеллигенции, а для продажи богатой элите. Которая являлась элитой по причине этого самого богатства.

Вначале официальные тетки, которые называли себя «инвестор», предложили нам две двухкомнатные квартиры на Юго-Западе, «буквально в двух шагах от метро». В пятнадцати минутах на автобусе. Экспрессе. Или в двух рублях на такси. (Врали, суки. Не в двух рублях, а в трех рублях двадцати копейках.) После чего «инвестору» сыном Алешей было сделано предложение заняться оральным сексом, от которого «инвестор» отказался с вопросом: «А чего вы хочете?» Моя жена Оля сказала, что мы хочем квартиру для семьи моего бесплатного сына Сези в районе Измайлова. Чтобы не прерывать обучения бесплатного Сезиного сына Кости, проходящего в этом самом районе Измайлово. «Инвестор» переглянулся между собой, вышел из комнаты и вернулся с адресом. И предложением моей жене Оле, нашему сыну Алеше и мне тоже переехать в район Измайлово. Чтобы бабушка (тут «инвестор» пустил неискреннюю слезу) не разлучалась с сыном и внуком. Моя жена Оля и сын Алеша, в свою очередь, переглянулись между собой, вышли из комнаты и вернулись с предложением квартиры для моей жены Оли и нашего сына Алеши и однокомнатной квартиры для меня по моему желанию. Мол, они не имеют ко мне никакого отношения. (Таков, оказывается, был стратегический замысел моей жены Оли, когда она отказалась выйти за меня замуж по второму заезду. Поиметь для меня однокомнатную квартиру, чтобы в двухкомнатной, полученной ею для себя и сына Алеши, и дальше мучиться со мной, а полученную мною однокомнатную и двухкомнатную квартиру жены сына Алеши на Юго-Западе обменять на трехкомнатную. Ну и кто после этого из нас с женой Олей еврей?..) А я, который во время этих переговоров, опохмелялся на кухне сладкой водочкой, вернулся в комнату посвежевший душой и потребовал однушку в строящемся тут же, на Остоженке, оперном центре Галины Вишневской. Можно даже в гримерке. Иначе я никуда не поеду. Что я, идиот – уезжать из новой квартиры на Остоженке с сортиром из золота? И встал рогом. То есть лег плашмя. И в гробу я видал всех инвесторов, когда у меня в загашнике почти два флакона и кастрюля грибного супа. А потом! Я свободный человек! В свободной стране! Я люблю тебя, Россия! Сиреневый туман над нами проплывает...

Через неделю я очнулся. Оказывается, в загашнике у меня было не два флакона, а шесть, не считая портвейна. А грибной суп каким-то образом превратился в куриный. И кроме курицы в супе, больше никого в квартире не оказалось. И большей части мебели тоже. Хотя не в моих правилах продавать по пьяному делу мебель, пока есть живые деньги. И еще лежало приглашение посетить центр по распределению жилой площади Центрального округа.

Всё, решил я, все меня покинули, и я, скорее всего, в ближайшее время умру, позабыт-позаброшен. Ну и ладно. По крайней мере, умру на родине, и кости мои упокоятся в центре Москвы, а не на какой-то там Измайловщине. И родные черные вороны пропоют мне самый популярный в нашей синагоге отходняк. Ан хрен-то! Просто моя жена Оля находилась на кухне. Я был настолько опечален своей предстоящей кончиной, что тут же на всякий случай за что-то простил ее и в приступе вселенского смирения спросил, что я могу сделать для нее и остального человечества.

– Сходить в этот центр.

– Хорошо. А что мне там делать?

– Соглашаться на все, что тебе будут предлагать.

– Ладно, – бросив русые кудри на грудь, сказал я. – Видно, не судьба встретить смертный час на родном асфальте. И над моей над могилкой соловей не пропоет.

И я поперся в центр. Да, забыл сказать, что, пока я обмывал золотой унитаз, бесплатный сын Сезя уже делал ремонт в четырехкомнатной квартире площадью сто два квадратных метра на Зверинецкой улице, что в районе Измайлово. И моя жена Оля тоже делала ремонт. Но уже в двухкомнатной квартире на Лечебной улице, что тоже в районе Измайлово, недалече от Черкизовского рынка, который ныне... А впрочем, я уже об этом говорил. Как время летит!..

В центре, что на Сухаревке, я долго искал, куда и к кому. Оказалось, что мне надо в службу одного окна, что на третьем этаже. Окон оказалось три. И все служба одного окна.

– Остоженка находится в крайнем окне слева, но Нателлы Григорьевны нет, – сообщила мне недружелюбная дама. – Что она, не человек, что ли?.. Что, в рабочее время уже и пописать нельзя... Вы за такие деньги посидите-ка целый день, не пи́савши...

На этих словах Нателла Григорьевна и образовалась. Мать твою! В мои школьные годы такие клевые чувихи вообще не пи́сали! Никогда! Сама мысль о том, что девочки писают, была потрясением основ. Но времена меняются. Сейчас девочки даже совокупляются. Без малейшего намека на духовность. Причем все! Вот ужас...

Я протянул Нателле Григорьевне приглашение. Она его прочитала, достала из сейфа какую-то папку, быстренько просмотрела ее и спросила: