Читать книгу "Бриллиантовый крест медвежатника - Евгений Сухов"

Савелия с Елизаветой на палубе не было. Им не с кем было прощаться. Родители Савелия сгинули на сахалинской каторге еще при Александре Освободителе, а Парамон Миронович, его приемный отец, лет пять уже как отправился в мир иной не по собственной, но по чужой воле. Единственный, кто мог бы сейчас стоять на пристани и махать вслед уплывающему пароходу старой узорчатой тюбетейкой, был верный Мамай. Но старый слуга тоже плыл с ними на «Ниагаре», сидя на лавке в третьем классе, и угощался загодя припасенными в дорогу калеными яйцами.

У Елизаветы же родители были живы, но она давно разошлась с ними во взглядах, причиной чему служил Савелий. С восемнадцати лет она жила отдельно от них, а посему разобиженный на нее отец ни за что бы не пришел ее провожать, да и мать не пустил бы. С подругами по Смольному институту она давно потеряла связь, и Савелий совмещал для нее в одном лице и мужа, и любовника, и лучшего друга.

Они познакомились около десяти лет назад. Елизавета стояла недалеко от старого Гостиного двора и с удовольствием уплетала большую сдобную булку. И тут к ней подошел улыбчивый молодой человек и, приподняв шляпу, произнес:

– Разрешите представиться, Савелий Николаевич Родионов, дворянин.

А далее, косясь на ее булку, сей господин предложил отобедать с ним в ресторане «Эрмитаж».

«Вот оно, – пронеслась в ее голове мысль. – Как раз об этом и предупреждала маменька: явится эдакий Фоблас и Ловелас в одном лице – симпатичный обольститель, старше меня возрастом, угостит обедом с шампанским в хорошем дорогом ресторане, а потом потащит, непотребник, в приватные нумера».

Лиза была из очень приличной семьи: отец Петр Иванович Волков был весьма древней дворянской фамилии и служил гласным городской думы, а мать, Юлия Львовна, в девичестве княжна Козловская, была когда-то любимой фрейлиной императрицы. И Лизавета отказалась от предложения молодого человека, заявив, что девушка она серьезная, в рестораны с незнакомыми мужчинами не ходит и вообще, дескать, он жестоко ошибается на ее счет.

Однако змей-обольститель имел весьма привлекательную наружность, нрав имел веселый и сдаваться не собирался. В конце концов, скормив остатки булки нахальным воробьям, Елизавета согласилась пойти с ним. Ибо не мог дворянин Савелий Николаевич Родионов, обличием приятный и симпатичный молодой человек, оказаться двуличным, а тем паче маниаком-насильником. Тот вечер и решил ее судьбу: они стали встречаться, а потом пришла настоящая любовь.

Скоро она узнала, что Савелий промышляет не чем иным, как вскрытием чужих несгораемых шкафов и сейфов, что в этом своем деле он настолько преуспел, что стал одним из лучших медвежатников в России. Это и пугало ее, и притягивало. Узнав, с кем повелась их единственная и любимая дочь, Петр Иванович, как гласный городской думы и родной отец, имел с ней долгий и обстоятельный разговор, после чего отлучил Лизу от дома с наказом более никогда не попадаться ему на глаза. И Елизавета стала жить с Савелием. Она стала ему верной подругой и помощником, и не без ее участия Родионов вскрыл более десятка самых неприступных сейфов. Если было нужно, она исполняла роли кокеток, работала уборщицей в Национальном банке – это потомственная дворянка-то! – узнавая все необходимые сведения для своего возлюбленного: расположение комнат, хранилищ, способы отключения секретной сигнализации банка и места хранения заветных ключей. Через два года после знакомства с Савелием она сама научилась вскрывать замки и одно время промышляла тем, что ловко обчищала постояльцев «Метрополя», испытывая азарт и наслаждение, пожалуй, самое сильное после наслаждения любовью. Может, и впрямь текла в ней кровь средневековых пиратов-ушкуйников, каковыми, по семейным преданиям, были ее предки?

Конечно, между ними случались размолвки и даже расставания, но она всегда возвращалась к Родионову. Савелий притягивал ее своей неординарностью, силой, криминальным талантом и тем чувством победителя, которое никогда не покидало его даже в самые трудные минуты. Ведь стоит только задуматься, что можно проиграть, и – ты проиграл! Но главное – Лизавета не единожды имела возможность убедиться в этом, – он любил ее по-настоящему.

А что еще нужно любящей женщине?

* * *

Пока пассажиры расходились по своим каютам, вдоволь налюбовавшись исчезающей в закатной дымке Москвой и откушав в буфете: мужчины – стопочку-другую очищенной, а женщины – пирожное или вазочку бланманже, Савелий и Лиза успели уже опробовать свое королевское ложе. Невинная и даже робкая в быту, Елизавета в постели была страстной и бесстыдной, и эта ее метаморфоза по сей день поражала Савелия. И, конечно, нравилась. Он не охладел к ней за столько лет, и это, несомненно, было заслугой его Лизаньки. В умении любить она выказала себя как большая затейница, умудрялась делать так, что уже через четверть часа у Савелия появлялось желание повторить сие деяние, потом еще раз и нередко еще… А потом Лиза укладывала свою прелестную головку ему на плечо, и они лежали молча, перекидываясь лишь редкими фразами. Впрочем, в таких делах слова были не особенно и нужны.

Вот и теперь, бросившись на постель под розовым куполом балдахина и как бы нечаянно оголив свою точеную ножку, Елизавета призывно посмотрела на Савелия. Этого оказалось достаточно, чтобы у Савелия вымело из головы все мысли и желания, кроме одного: жажды обладания этой прекрасной женщиной. Он резко притянул ее к себе, уткнулся лицом в золотистые волосы, жадно вдыхая аромат нежного тела. Елизавета на миг оцепенела, потом мягко скользнула горячей ладошкой под отворот его сорочки, прижалась губами к гладкой коже шеи. Они не произнесли ни слова, стаскивая, стягивая и срывая одежду друг с друга, в неистовом нетерпении подхлестывая и без того обезумевших демонов страсти. Савелий положил ее на спину, подхватил под округлые ягодицы, одним упругим толчком вошел во влажное, горячее лоно и замер, оглохший от гулкой тишины, наполнившей всю вселенную. Всякий раз, когда случалось подобное с ним и Лизаветой, ему казалось, что это впервые и будет очень печально, если эти сладость и нега, которые он испытывает, слишком скоро кончатся…

– Ну что же ты остановился, милый? Не останавливайся, прошу тебя, – жарко зашептала Лиза, умоляюще глядя на Савелия. Она царапнула своими коготками его крепкие плечи, обхватила ногами, и он откликнулся на ее призыв неистово и безжалостно. Мир вокруг них рухнул, исчез, оставив только жгучее стремление к чему-то там впереди, некой вершине, сверкающей в ореоле раскаленного, бешено вращающегося пространства. Каждое движение Савелия, как и движение Елизаветы ему навстречу и в такт, было шагом к этой вершине, и они были едины и неразделимы на пути к апогею наслаждения друг другом.

Пока не достигли его.

Савелий очнулся в тот миг, когда Лизавета со стоном разомкнула на его спине руки и успокоенно и удовлетворенно выдохнула. Сладко улыбаясь, она немного полежала, закинув руки за голову, потом резко вскочила и, чмокнув Савелия в щеку, ушла в ванную. Савелий, неторопливо одевшись, достал из чемодана папку, что вручил ему неделю назад американец, развязал тесемки и выложил ее содержимое: газетные вырезки и книжицу в мягком коричневом переплете. Самой верхней в стопке была вырезка из газеты «Казанский телеграф» от первого июля 1904 года: