Читать книгу "Последний мужчина - Михаил Сергеев"

— Слушай, а что в Библии об этом? — Новосёлов не был верующим, но свечку поставить в церкви возможности не упускал, мотивируя такой шаг, как и все остальные, мыслью: «А вдруг всё-таки…»

— Да ладно, если интересно, расскажу потом. Я ведь упомянул это лишь потому, что не допускал и мысли о согласии религии с изложенным врачами. А тут на тебе!

— И что, и что? — друг нетерпеливо перебил его. — Ну, прочитал, и какой-то вывод или?..

— Да какой там вывод! Книга оказалась почти научным трудом. С действительными фактами, причём в наше время, известными событиями.

— Погоди, а с чего им, этому, — поправился он, — отцу церкви, понадобилось изучение такого мутного вопроса? Ведь своего рода популяризация. Если такое существует, предположим, представь, сколько свихнётся народу. Начнут этим заниматься, собьют ещё больше с толку. Я вот ничего до нашего разговора не знал. И другие тоже. Зачем?

— Дорогой, такие мысли были первым, что мне пришло на ум. Тема, скажем, не особо афишируется, да и сам я убедился, что читать неподготовленным такую книгу опасно. Слишком велико потрясение. По счастью, я прочитал достаточно, так что… — он вдруг остановился и посмотрел вглубь аллеи. Белые скамейки, уходящие вдаль, были пусты. — Давай свернём сюда, — кивнул Сергей и тут же продолжил:

— Но, углубляясь дальше, я понял и основную причину. Дело в том, что автор вступает в полемику с учёными не по факту, а по трактовке последствий такого явления. И даже не последствий, а объяснения, что же это такое.

— А в чем разница для человека? Объясняй не объясняй, интересен сам факт, и желающих поупражняться будет достаточно. Впрочем, пусть. Вон программа об экстрасенсах — народ в шоке от их способностей. Сейчас сложно удивить. Правда, то, о чём говоришь ты, из другой области.

— Да нет. В теме «выхода» центральны две вещи. Они же принципиальные. Первое, на чём сходятся их взгляды, ну, этих атеистов-врачей и церковников, — на существование жизни после смерти. Ведь пациенты видели себя умершими, а потом их снова в реанимации оживляли. Это согласуется с христианством. А вот со вторым — куда именно человек попадает после смерти — они полностью расходятся. Я тебе говорил, что Моуди пишет о невероятно приятных ощущениях пациентов. Таких, что они не хотели возвращаться в своё тело, хотели остаться там, в «нирване». Ну и делает вывод, что существует жизнь вне тела и она прекрасна. Типа, если и есть рай, то вот мои пациенты видели его. И я свидетель происходившего, что добросовестно и записываю. Теолог же, анализируя всё напечатанное по этому вопросу, приводит совершенно противоположные примеры. Тех же врачей. Когда человек, отделившись от тела, испытал такой ужас, что, периодически приходя в себя во время непрямого массажа сердца, кричал: «Доктор, делайте сильнее, ещё сильнее… спасите, спасите, я не хочу обратно, они ждут меня…» А ведь ему сломали три ребра — обычная практика в реанимации, пару нужно сломать, иначе наш мотор не запустить. Дикая боль. Что и потрясло самого врача — до этого его просили об обратном. — Сергей замолк.

— Я что-то такое припоминаю, — друг воспользовался паузой, — слышал однажды… да, увлёкся ты чёрт-те чем. Вот скажи, кому в голову придёт почитать мнение церкви по такому вопросу? Хотя когда год назад ты рассказал, как прочитал «Фауста» в прозе… четыреста страниц вроде?

— Да, и девятьсот сносок с пояснениями. Соколовского. Поэтический перевод, а у нас он обычно укладывается в гораздо меньшее, хочешь не хочешь, искажает авторство. И суть и мысль. Мы уже читаем поэму переводчика по таланту и способностям. Пусть даже поэта. Между его взглядом и замыслом автора — пропасть. А вот дословный — другое дело.

— Ты ещё говорил: хочу точно понять, что чувствовал и хотел нам передать Гёте.

— Да ладно. Дела давно минувших дней. Ведь никто не может оценить его как поэта. Кроме немцев. Как и Пушкина кроме нас. А вот как философа и драматурга… Кстати, с последним там из рук вон плохо. А вообще, книга для власть имущих. Никто не помнит плохого, сделанного в жизни. Хотя таких дел — горы, просто стараются вычеркнуть из памяти. И почти каждому удаётся.

— Не… Ты ещё тот перец! А эта книжонка, полемика вокруг второй жизни, как она связана с тем, что ты рассказывал вчера? Здесь же другое!

— Во-первых, я рад, что ты не очень удивился. Ценное качество не падать в обморок и не считать собеседника чокнутым. И редкое. А связано это так.

Сергей остановился у скамейки, на которой сидела в одиночестве старушка. Неожиданно та подняла голову, и глаза их встретились. Сергей обомлел. Посреди её лба свисала прядь седых волос, перевязанная красной ленточкой. «Не может быть», — мелькнуло в голове. Он быстро отвёл взгляд. На пруду по-прежнему селезень, громко возмущаясь, гонял непослушного отпрыска. Сергей резко оглянулся. Скамейка была пуста. «Нет, об этом Новосёлову говорить не надо. Будет слишком, — подумал он, — рановато».

— Что ты уставился? Она покрашена — сесть нельзя. Давай пройдём дальше, вон к тем клумбам, если хочешь отдохнуть. Хотя я не устал, — голос друга звучал бодро.

— На этой аллее я много раз встречал Казакова.

— Михаила? Актёра? …Живого?

— Не только. Но не актёра. Его роли вовсе не то, что он оставил людям.

Новосёлов странно посмотрел на него. Сергей смутился, но тут же, вдохнув весеннего воздуха и улыбнувшись, предложил:

— Слушай, а как насчёт обеда? Дома борщ, немереное количество сметаны и отличная водочка. — Было видно, что он рад не озвученной перспективе, а неожиданно удачному разрешению ситуации.

— И перманентно недовольная Вера Петровна, — добавил Новосёлов.

— Ты не прав. Её недовольство всегда обосновано. И только изредка беспричинно.

— Ладно, пошли, — согласился тот. — Не станет же колом от этого рюмка.

— Только пятая. Она и есть обоснованность недовольства.

Оба расхохотались. Полусонные прохожие, что чередой растворялись до этого в глубине аллей, с удивлением оглянулись на пару моложавых мужчин, завидуя их хорошему настроению. В этот чудный майский день всё было далеко не так, как им показалось.

— Послушай, водку нужно пить обязательно в галстуке, — серьёзно сказал Сергей и, открыв шкаф, протянул один из них другу. — Это коньяк допускает послабления.

— Ты полагаешь? — повязывая галстук и явно соглашаясь с ним, произнёс Новосёлов.

— Совершенно иной вкус. Вот увидишь.

Они направились к столу.

— Ну, ни пампушки к борщу, ни обёрнутого черемшой сала вам не обломится. А вот селёдку с холодной картошкой и много мяса гарантирую. Всё на столе, сметану положишь сам, — верная своему стилю, произнесла жена и направилась в соседнюю комнату.

— Вера, а ты не разделишь с нами… — слова Новосёлова прозвучали уже вдогонку.

— Увольте.

— Княгиня ответила отказом. Ты что, не знаешь, Вера Петровна не любит присутствовать на действе. Она появляется только в антракте. И не терпит гостей, кроме Светы с Ленкой да, пожалуй, тебя.