Читать книгу "Жила-была одна семья - Лариса Райт"

— Здравствуй, куколка!

2

— Эй, куколка, посмотри, что я тебе привез!

Пятилетняя Саша буквально нырнула в чемодан, мешая отцу выловить наконец драгоценный сверток. Обиды мгновенно забыты, ничто теперь не имеет значения. Ни напускная важность, с которой старшая сестра разложила на секретере замысловатые шариковые ручки, внутри которых из стороны в сторону путешествовала мимо Дворца дожей гондола с гондольером в шляпе. Ни надрывный плач младшего брата, у которого Саша попыталась забрать чудную машинку, на которой было написано какое-то непонятное слово «Polizia». Ни появившиеся в голосе мамы сердитые нотки, ни твердость ее рук, пытающихся выудить девочку из чемодана. Только веселый окрик отца: «Да подожди, торопыга, разобьешь ведь!» — заставил ее притормозить, замереть в нетерпеливом ожидании, глядя, как он аккуратно разворачивает бумагу.

Саша сделала шаг вперед, наклонилась над папиными руками, осторожно потрогала пальчиком какой-то непонятный предмет. «Твердо».

— Керамика. Очень хрупкая. Настоящая ручная работа, — не без хвастовства сказал папа.

Саша растерянно обернулась к маме и заметила, что та определенно понимала, о чем говорил отец. Девочка снова поглядела на то, что папа назвал керамикой. Ничего особенного: намек на нос и губы, прорези для глаз, россыпь черно-золотых блесток у висков на лбу, и все такое маленькое — на себя не примерить. И что с этим делать?

— Что это?

— Это венецианская маска, Сашенька, — мама забрала у папы сверток, покрутила несколько секунд перед глазами, покачала головой. — Настоящее произведение искусства.

— А…

— Тебе не нравится? — Папа уже расстроился.

— Нравится! — тут же соврала Саша, потупилась, поколебалась, но потом не удержалась все же: — Только можно мне ручки, а маску Ире?

— Глупышка! — почему-то засмеялась мама. — Ты только посмотри повнимательнее. Эта маска будто сделана с тебя. Неужели не видишь? Она же твоя копия!

Саша еще раз посмотрела на мертвенно-бледные, твердые очертания и не нашла ничего похожего на то, что привыкла обычно видеть в зеркале: ни румяных щек, ни живых глаз, ни копны тяжелых волос. Да и блестки, которые лежали в наборе детской косметики и которыми мама иногда скрепя сердце все же разрешала пользоваться, были сиреневыми и высыпались обычно на нос.

— Я… я правда на это похожа? — Голос начал предательски дрожать.

— А что ты расстраиваешься, Сашенька? Маска очень красивая и…

— Ручки в сто раз красивее! — перебила девочка и бросилась в ванную горевать от несправедливости жизни.

Через два часа она уже мирно засыпала в постели. Она была счастлива: под подушкой лежала подаренная сестрой ручка, брат позволил вдоволь наиграться с машинкой, а злополучная маска заняла почетное место на стене. Девочка уже почти провалилась в сон, но все же успела уловить, как мама на кухне сказала:

— Сегодня ты опростоволосился перед своей любимицей.

— Да уж, — согласился папа, а мама засмеялась. Но этого Саша уже не услышала. Да и зачем ей было это слышать? В этом не было ничего удивительного. В то время мама часто смеялась, а папа… папа любил Сашу и называл ее куколкой.

3

Ира заглянула в мастерскую:

— Ничего, если мы поедем? Я все убрала, посуду помыла.

— Конечно, езжайте. Спасибо.

Саше было неловко. Она совершенно отстранилась от происходящего за стеной. Так было всегда, когда она начинала работать. Погружаться в свой мир ей, как правило, ничто не мешало. Даже сегодня, как только стало невыносимо слушать скорбные речи и ежесекундно натыкаться на сочувственные взгляды, она просто встала и ушла. Закрыла за собой дверь, прислонилась к косяку, хотела опуститься на пол и тихонько поплакать в одиночестве, но не получилось. Взгляд зацепился за разложенные на столе материалы, и боль чуть отступила, растворилась в клее, нитках, красках, осела на уголках опущенного рта новой куклы.

Ее мучили угрызения совести. Пока она вот так помогала себе справиться с горем, сестра приняла основной удар на себя: расшаркивалась, благодарила, кому-то утирала слезы, кому-то позволяла утирать свои, а потом еще и привела Сашину квартиру в первоначальный вид. Как будто не было здесь всего этого нашествия близких, далеких и даже совершенно чужих людей, вроде той группы из пятнадцати человек в косухах, что держались слишком вызывающе и пытались всем продемонстрировать, что только их утрата является по-настоящему невосполнимой. Впрочем, юнцы-максималисты ее не беспокоили, гораздо больше волновала сестра. А ее ведь дети дома ждут, и она давно уже могла бы воспользоваться этим обстоятельством и уйти. В этом вся Ира: своих забот по горло, а она себе еще и чужих нахватает. Сашина ведь квартира, она и убрала бы. Ее-то никто не ждет, куклам компания не нужна.

— Сейчас смастерила? — Ира подошла к полке, посмотрела на пахнущую едкой краской куклу.

— Да. Я, понимаешь… — Саша хотела объяснить, почему ушла, как на автомате, начала работать, и не заметила, что все разошлись, но Ира лишь махнула рукой, села на старый диванчик:

— Зря мы все это затеяли, тебе не кажется?

— Наверное…

— Точно. Они тут смотрелись нелепо. В его гараже было бы как-то органичнее.

— Под голос Цоя и бутылку по кругу.

— Почему бы и нет?

— Там глупо выглядела бы тетя Валя. — Саша спохватилась. Шутить в такой ситуации не полагалось, но Ира улыбнулась:

— Да уж, представить ее пьющей водку из горла…

— Да просто пьющей, — откликнулась Саша.

Помолчали.

— Надо было Лялю позвать.

— А я звала.

— И что? — Ира подалась вперед. — Не пришла?

— Как видишь.

— Нехорошо как-то. Бесчеловечно. Конечно, они разошлись, но ведь есть же Анечка…

— Забудь об Анечке! Будет у Анечки новый папочка.

— Зачем ты так?

— Это не я. Это она, Ляля.

— И почему ему так не везло?

— А мне почему не везет?

— А мне?

— Тебе? — Саша недоуменно оглянулась. — У тебя же Миша.

— Миша. Миша, — Ира пожевала имя мужа и словно выплюнула из себя следующую фразу: — Он там ждет на кухне. Надо ехать.

Они уехали. Саша бесцельно побродила по квартире, третий раз за день полила цветы, не глядя, поиграла с фотографиями на комоде. А зачем на них смотреть? Она и так прекрасно помнила, кто запечатлен на снимках. В маленькой овальной позолоченной рамочке — она первоклассница: волосы туго стянуты в две косички, но одна непослушная прядь все же выбилась, и она сдувает ее со лба, смешно выпятив нижнюю губу. В прямоугольной деревянной — мама с тетей Валей. Мама справа, а тетя слева. Если не знать, так и отличить невозможно: близнецы на то и близнецы, чтобы вводить окружающих в заблуждение. Впрочем, уже давно тетя Валя никого не может запутать, но до сих пор при ее появлении Саше кажется, что через секунду откуда-нибудь обязательно появится мама и скажет, подмигнув: