Читать книгу "Мудрая кровь - Фланнери О'Коннор"

Ресторан был полон, люди ждали у входа. Полчаса они с миссис Хичкок простояли в очереди, покачиваясь в тесном тамбуре и поминутно прижимаясь к стене, чтобы кого-нибудь пропустить. Миссис Хичкок разговорилась с соседкой. Хейзел Моутс разглядывал стену. Миссис Хичкок рассказала женщине о своем шурине, который работает в системе городского водоснабжения в Тулафолсе, штат Алабама, а та, в свою очередь, поведала историю своего двоюродного брата, заболевшего раком горла. Вскоре они подошли к двери вагона-ресторана и смогли заглянуть внутрь. Официант рассаживал посетителей по местам и раздавал меню. Он был белый, с сальными черными волосами и в таком же сальном черном костюме. Официант кивнул, миссис Хичкок и ее собеседница вошли, Хейз двинулся за ними. Но официант остановил его.

— Только двое. — Он отпихнул Хейза к двери.

Хейз побагровел. Он попытался пристроиться за следующим в очереди, а потом пробиться обратно в свой вагон, но в проходе толпилось слишком много людей. Пришлось стоять, ловя на себе любопытные взгляды. Довольно долго из ресторана никто не выходил. Наконец поднялась женщина, сидевшая за дальним столиком, и официант махнул рукой. Хейз не решился идти, но тот повторил нетерпеливый жест. Хейз пошел по проходу, по дороге дважды чуть не упал на чужие столы и угодил рукой в чей-то кофе. Официант указал ему на стол, где уже сидели три расфуфыренные девицы.

Их руки, с ярко-красными стрелами ногтей, отдыхали на столе. Хейз вытер руку о скатерть. Шляпу он снимать не стал. Девушки уже поужинали и теперь курили. Когда он сел, они замолчали. Он указал в меню первое, что попалось на глаза; официант, склонившись над ним, сказал: «Запиши это, сынок», — и подмигнул его соседке; та фыркнула. Хейз записал заказ, и официант ушел. Хейз сидел угрюмый и напряженный, уткнувшись взглядом в шею девушки напротив. Через равные промежутки времени ее рука с сигаретой проплывала мимо шеи вверх, исчезала из виду, потом снова появлялась, опускалась на стол, и секунду спустя струя дыма летела ему в лицо. После того как дым окутал его в третий или четвертый раз, Хейз поднял взгляд. У девушки было нахальное выражение лица, маленькие глазки впились прямо в него.

— Если и ваши грехи искуплены, — сказал он ей, — тогда мне не нужно искупления.

Он отвернулся к окну. Сквозь его бледное отражение проносилась темная пустота. С ревом пролетел товарный состав, рассекая тьму, и одна из девушек рассмеялась.

— Думаете, я верю в Иисуса? — Хейз наклонился к ней и продолжал, точно задыхаясь: — Я б не поверил, даже если бы Он существовал. Даже если бы Он ехал сейчас в этом поезде.

— А кто сказал, что вы обязаны в Него верить? — поинтересовалась она с ядовитым акцентом восточного побережья.

Он откинулся на спинку стула.

Официант принес ужин. Сначала Хейз ел медленно, но затем ускорил темп, а девушка, не отрываясь, смотрела, как перекатываются желваки на его скулах. Это было блюдо из яиц и печенки. Он съел все, выпил кофе и достал деньги. Официант заметил, но со счетом не подошел. Каждый раз, проходя мимо их стола, он подмигивал девушке и пялился на Хейза. Миссис Хичкок и ее соседка уже поужинали и ушли. В конце концов официант принес счет. Хейз сунул ему в руку деньги и, быстро протиснувшись мимо, вышел из ресторана.

Он постоял в тамбуре, где воздух был посвежее, скрутил сигарету. Из одного вагона в другой прошел проводник.

— Эй, Паррум, — позвал Хейз. Проводник не остановился.

Хейз пошел за ним. Постели были уже разобраны. На вокзале в Мэлси кассир продал ему спальное место, сказав, что иначе придется всю ночь сидеть; полка была верхняя. Хейз подошел к ней, сбросил рюкзак и сходил в туалет приготовиться ко сну. Он объелся и хотел поскорее лечь. Лучше лежать и смотреть, как в окне проносятся темные дали. Табличка извещала, что нужно вызвать проводника, чтобы он устроил пассажира на верхней полке. Он закинул рюкзак наверх и пошел искать проводника. В одном конце вагона он его не нашел и отправился в противоположный. Свернув за угол, Хейз врезался во что-то рыхлое и розовое — оно ахнуло и пробормотало: «Какой неуклюжий!» То была миссис Хичкок в розовом капоре, ее волосы были завязаны в пучки. Она смотрела на него, прищурившись, почти закрыв глаза. Пучки волос торчали по сторонам, точно темные поганки. Она хотела пропустить его, а он — ее, и они никак не могли разойтись. Ее лицо побагровело — осталось лишь несколько белых пятнышек. Наконец она застыла на месте: «Да что с вами такое?» Хейз проскользнул мимо, помчался по проходу и врезался в проводника — тот упал.

— Уложи-ка меня спать, Паррум, — сказал Хейз.

Проводник поднялся, побрел, шатаясь, по вагону, минуту спустя приковылял обратно с лесенкой. Хейз посмотрел, как проводник прилаживает лестницу, и полез на полку. Но, не добравшись доверху, обернулся:

— Я тебя помню. Твой отец — черномазый Кэш Паррум. Ты не можешь туда вернуться — и никто не может, даже если б кто и захотел.

— Я из Чикаго,— раздраженно ответил проводник.— Я не

— Кэш умер,— сказал Хейз,— Подцепил холеру от свиньи. Рот проводника дернулся.

— Мой отец служил на железной дороге.

Хейз рассмеялся. Проводник внезапно выдернул лестницу с такой силой, что Хейзу пришлось вцепиться в одеяло, чтобы не свалиться с полки. Несколько минут после ухода проводника он лежал на животе не шевелясь. Потом повернулся, нашарил выключатель и огляделся. Окна не было. Он был зажат в тесном пространстве — только узкая щелка над занавеской. Крышка полки была низкой и изогнутой; Хейз заметил, что она не полностью закрыта и словно опускается вниз. Он немного полежал не двигаясь. В горле застряло что-то, похожее на губку с яичным привкусом, но он боялся пошевелиться, опасаясь, что тогда крышка тоже сдвинется с места. Он решил выключить свет. Не поворачиваясь, нашарил кнопку, нажал, тьма хлынула на него, потом слегка рассеялась, из прохода в узенькую щель проникало немного света. Но Хейз хотел полной, а не разбавленной темноты. Он слышал шаги проводника в проходе, заглушённые ковром,— тот приближался, задевая за зеленые занавески; потом шаги стали тише и исчезли. Чуть позже, когда он уже почти уснул, ему показалось, что проводник идет обратно. Занавески дрогнули, шаги стихли.

В полусне Хейзу чудилось, что он лежит в гробу. В первый раз он увидел человека в гробу, когда умер его дед. На ночь в доме гроб со стариком оставили полуоткрытым, подперев крышку поленом, и Хейз издали наблюдал, раздумывая: дед не позволит захлопнуть над собой крышку; придет время, и он высунет локоть. Дед был странствующим проповедником: язвительный старик, избороздивший три округа с Иисусом, спрятанным в голове, точно жало. Когда настало время похорон, гроб закрыли, а он даже не пошевелился.

У Хейза были два младших брата; один умер в младенчестве, и его положили в маленький гробик. Другой попал под сенокосилку, когда ему было семь. Его гроб был в половину взрослого, и когда крышку захлопнули, Хейз подбежит и поднял ее снова. Все решили, что он горюет по брату, но дело было в другом; просто он подумал — а вдруг бы он сам оказался в этом гробу и над ним захлопнули крышку.