Читать книгу "Жизнь №8, или Охота на Президентов - Юрий Петухов"

Переделать его было невозможно. Он был обычным русским идеалистом. Романтиком. Хотя раньше он служил на флоте и был морпехом.

— У матросов нет вопросов! — говорил он. А я ему говорил:

— Зато у пехоты есть…

И я был прав.

Мы оба были ненормальными.

— Мне вечерним рейсом в Чикаго… — сказал он.

— Полетим вместе… — ответил я.

Он был под колпаком у Интерпола и россиянской охранки. Меня в очередной раз выдворили из страны за мои «злобные пасквили» — писателей гоняют не хуже волков и серийных убийц. И он это знал. Выдворили… чтобы убрать где-нибудь в Вирджинии или на Мальдивах, без шума и пыли, без ехидного скулежа в прессе… хотя нынешние власти клали и на «прессу», и на скулёж. Демократическая сволочь не любила, когда некоторые болтали лишнее. И потому не только эти некоторые, но и другие в Россиянии весьма сомневались: правда ли что наши демократы демократы, или только прикидываются. Вслух спросить никто не решался, чай, не при Сталине!

— Что ты забыл в этой паршивой дыре? — удивился он. Я отпихнул бродягу-спидоноса, наткнувшегося на меня и полезшего обниматься. Таких в Лондоне, да и в Чикаго на каждом углу, и все обколотые и с бинтами на шее.

— Ностальгия, я не был там два года… Я хочу выпить чашечку кофе на скайдеке Сирс-тауэра… пока его не сшибли, как эти два рога в Нью-Йорке… пройтись по Мичиган-авеню к центру, к этим добрым «сталинским» высоткам… там я вспоминаю старую Москву, понимаешь, и я снова начинаю верить, что всё не так уж хреново, что мы ещё прорвёмся…

— Спрячь ствол, — просипел он, плечом прикрывая меня от любопытного взгляда полисмена, — опять носишь пушку в кармане… писатель!

Писатель… Когда-нибудь я надену на свою пылающую голову чёрный берет и назову себя Че Геварой. Я уйду в горы, в сельву и скажу: «Отсюда начнётся новый мир!».

Я так сделаю. Мне нужно только двести стволов. И двести парней, которые поверят, что пришла пора давать людям другой Новый Завет, что Господь сделал ставку на нас, что Он дал нам последний шанс не захлебнуться в собственном дерьме. Пусть не двести, пусть только двенадцать… главное, начать. Лиха беда начало.

Один начал уже! торопыга! сидит в саратовском централе, и до второго пришествия просидит! до нашего! это я о тебе, Эдичка! Ку-ку!

Свободу узникам совести!

Посадить писателя может только полный болван. В добрые времена умные цари и генсеки опекали писателей. А болваны травили… так и вошли в историю болванами.

У нас нет гор, нет сельвы… Мы бежим в свои башни из слоновой кости. Когда-нибудь эти башни, набитые пылающими мозгами, треснут, разлетятся в пыль и тысячи их обитателей вывалятся серо-пылающей лавой на улицы, на баррикады, они ломами и стальными прутьями выбьют всех, кто встанет на их пути, и ни омоны, ни омбздоны, ни «витязи», ни «вымпелы», ни «альфы» с «омегами» не остановят их… репетиция уже была, да, милые мои, кое-кто ещё помнит сверкающий и святой день 3 октября девяносто третьего года, этот безумный и праведный прорыв в будущее — я был там, не за бетонными стенами «белого дома», а в этом яром и яростном прорыве, в огненной лавине, что хоть на полдня, но смела нечисть с улиц Москвы, загнала её в дыры и щели, хоть на полдня освободила Россию от чёрного ига «нового порядка», вырвала из слащавого болота глобального «диснэйленда», я был там, я знаю, что говорю… Народ имеет право на восстание, святое и незыблемое право на восстание против любой деспотии — даже если это деспотия демократии. Демократии, экспортированной «бархатными» спецслужбами… Это право от Бога. А Бог не фраер!

И это будет не «бархатная революция». Бархатные революции делают агенты-цэрэушники и сексоты-фээсгэбэшники — пятая колонна демократии. Это будет жестокий и осмысленный русский бунт. Он уже зреет по подвалам и хибарам, по мансардам и ночным притонам — это наши горы и наша сельва. И сотни тысяч парней делают наколки на груди: «родина или смерть!» И мы победим! Такой вот венсерэмос! Иначе грош нам всем цена.

Назову себя Че Геварой. И пошлю на хер всю эту глобальную глобализацию глобализма. Эти жирные свиньи овладеют планетой, только когда убьют меня, отрубят мне руки и высосут из моего мёртвого черепа мой мёртвый мозг. Не раньше! Но ещё до того миллионы моих двойников моим Словом войдут в мозги миллионов и миллионов тех, кто скажет им: хватит! кто пошлёт их ещё дальше, кто наденет на свои пылающие головы чёрные береты и назовёт себя…

Мы победим! Потому что благодать круче закона! Или не победим. Ведь на дюжину осененных благодатью апостолов всегда найдётся дюжина иуд-иудеев и дюжина козлов-эллинов. Или наоборот. И тогда уже со всех сбудется как с козла молока. Ибо козлов стригут и ведут на бойню. Вот так. Засранцы-заокеанцы с королевско-папуаскими островитянами раздолбали бойню № 5 ещё в сорок пятом, в Дрездене, вместе со всем городом и всеми его мирно пасшимися козлами и козами (400 тыс. душ). Царствие тебе небесное, Курт! Но боен что-то не убавилось. А стало больше. Их стало настолько много, что все они слились в одну большую, глобальную как глобус, И имя этой Бойне — наша жизнь — Жизнь № 8.[5]

Ну, а дальше всё будет не так красиво. Приготовьтесь, друзья мои дорогие! Вы ещё не наелись манной каши из других книжек?! А я наелся… Хватит! И лапши, которою нам вешают на уши… тоже хватит! Они нас долго лечили. Теперь мы их полечим! За мной, мои милые…

«Реальность, преломлённая нашим разумом, есть единственная реальность… и в этом романе все реальная правда, за исключением нереальной неправды…»

Автор

P.S. «А тем, кто не узнаёт себя в прямом зеркале, нечего пенять на кривое!»

Преамбула.[6]Несвидетель

Да, этот роман, написан ненормальным автором — нормального за такой роман расстреляли бы на месте, по крайней мере, сослали бы навсегда «без права переписки». Ненормальным, потому что нормального за такой роман били бы смертным боем левые правые и правые левые, квасные патриоты и безродные космополиты, красно-коричневые фашисты и голубые гомосексуалисты, демократы и пидормоты, нимфоманы и педофилы, футбольные фанаты и нанайские депутаты, скинхеды и жидоеды, русофобы и грибоёбы, людофаги и бабогубы, правдолюбы и любофиги, фигократы и казнокрады… и все прочие эллины и иудеи, каины и авели — кому не лень.

Этот роман — злобный пасквиль на человечество. Так скажут в любом случае. И потому я опережу всех, я скажу это сам. Злобный пасквиль! Записки оголтелого человеконенавистника! Вот так!! Вот так!!!

Это роман для ненормальных читателей. Нормальные не станут держать дома книгу, за которую их арестуют и сожгут. Сожгут вместе с ней на радость замерзающему и ехидному населению. Рукописи горят, ещё как горят! А целые тиражи просто полыхают! А-у, Геростраты!

Ненормальный роман, написанный ненормальным автором для ненормальных читателей — роман о нашем ненормальном времени, которое никогда не кончится, ведь глупость наша изначальна, беспредельна и вековечна. Роман-зеркало. Ибо судить станут по написанному в книгах… Понимаете, судить! Нас! Вас! Станут! Поглядите в зеркало! По написанному в книгах — в том числе и в этой! А уж за эту книгу с вас спросят! Мало не покажется!