Читать книгу "Горы, моря и гиганты - Альфред Деблин"

Отказ от того и другого соответствует задаче, которую поставил перед собой автор, и по-своему вполне логичен. Ведь описанный в романе безграничный процесс уже не был бы непредсказуемым, если бы его ограничивал предсказуемый угол зрения обычного романного персонажа. Читателю, соответственно, отказывают в важнейшей услуге, связанной с существованием внутри текста обычной, легко идентифицируемой точки зрения. А именно: в услуге эпического трансформатора. То есть в наличии такого субъективного современного сознания, которое преобразовало бы чудовищное напряжение, возникающее в поле взаимодействия между горами, морями и гигантами, в умеренное напряжение, в электрический ток, пригодный для домашнего употребления (читателем). Но ведь Дёблин хочет именно этого: чтобы читатель, ничем не подстрахованный — без какой-либо буферной посредующей инстанции, — испытал на себе воздействие высокого напряжения.

Тема без сюжета

Несмотря на свою безмерность, роман не распадается, не превращается в хаотичное нагромождение бесформенных повествовательных фрагментов. Он обладает внутренней связностью, и эта связность легко в нем распознается. Но только связывает его не пронизывающая весь текст цепочка тесно пригнанных друг к другу событий, как бывает в обычном романе. То есть: его не связывают ни биографии главных персонажей, ни последовательность поколений одной семьи, ни опасные этапы странствия нескольких искателей приключений. Взаимоотношения между несколькими, немногими персонажами становятся несущественными там, где читателю приходится в семимильных сапогах пересекать континенты и столетия, забредая порой в Совершенно-Небывалое.

Связность «Гор морей и гигантов» обеспечивается не сюжетом, но темой. Если попытаться свести тему к общей формуле, она будет звучать так: «Человек и природа». Дёблину тема нужна прежде всего в таком виде, как почти ничего не говорящая обобщающая фраза, — чтобы пронизать ею и сбить в одно целое центростремительные части его буйно разрастающегося повествовательного материала. Но поскольку Дёблин хочет подчинить этой теме все части, сохранив вместе с тем своеобразие каждой, ему неизбежно приходится дифференцировать и саму тему. Всякий раз — в зависимости от того, на каком материале развертывается — она предстает в новом обличье. И обретает, так сказать, новую валентность. Одно дело, когда целые эскадры первопроходцев отправляются в Исландию, чтобы отобрать у природы — у исландских вулканов — неисчерпаемые запасы энергии; другое — когда у выродившихся горожан из-за искусственной пищи и отсутствия физической активности начинают атрофироваться какие-то части организма; третье — когда естествоиспытатель и политик Мардук в ходе биологического эксперимента уничтожает своих противников: они оказываются раздавленными непомерно разрастающимися, срастающимися между собой деревьями; четвертое — когда одержимая любовью Марион, не умея справиться с собственными влечениями, выбрасывается из окна и разбивается насмерть.

Повсюду, в каждом из этих случаев утверждает себя тема «Человек и природа». Как из музыкальной темы, Дёблин извлекает из нее все новые вариации. Использует приемы обращения и зеркального отражения, помещает ее в самые неожиданные контексты. Не боясь никаких диссонансов, он прорабатывает эту тему совершенно бескомпромиссно, чтобы она определяла все, даже самые неприметные отроги повествовательного хребта «Гор морей и гигантов».

В результате тема «Человек и природа» — казалось бы, слишком обобщенная — теряет свою расплывчатость. Открывается множество ее частных аспектов, условий и следствий. А поскольку Дёблин рассматривает и сопоставляет факторы не только биологические, физические и химические, но также социальные, идеологические и политические, он разрушает у читателя фатальную уверенность в том, что речь идет о неизменной универсальной проблеме. Потому что показывает: как соотношение между человеческим сознанием и природой постоянно меняется, в каждое мгновение жизни индивида, но также — в зависимости от расцвета или упадка определенных социальных групп. Как люди воспринимают природу, пребывающую в них самих и вокруг, и как они на нее воздействуют — присваивая ее, или эксплуатируя, или преобразовывая, или предъявляя к ней какие-то требования, или калеча ее. Как по ходу движения истории, которую они же и формируют и которая состоит из прыжков вперед и регрессивных возвратов к прежнему, люди где-то оказываются жертвами природы, а где-то побеждают ее.

История чудес и ужасов

Неспокойная, внушающая беспокойство история… Дёблин растягивает ее на семь столетий — от настоящего времени в будущее. Его фантазия — опирающаяся на конкретные знания, но совершенно безудержная — прядет нити из пряжи, которая, по мнению автора, уже существует и представляет собой общественные, научные, технические феномены современной ему эпохи. Каждая из девяти книг, на которые делится роман, есть определенный этап чудесной и ужасной истории — истории о том, что люди способны сделать с собой и с окружающим миром.

Западные континенты (книга первая) в XXIII столетии упразднили все национальные и расовые границы, заменив их системой сверхмощных индустриальных центров — таких как Лондон, Брюссель, Берлин, Неойорк (Ныо-Йорк), — где власть осуществляют немногие правящие семейства технической элиты. Монополия этих семейств на знания, машины и оружие позволяет держать народные массы в узде, но горожане в некоторых местах все-таки поднимают бунты, протестуя против того, что их принуждают к бессмысленной бездеятельности. Ситуация еще более обостряется, когда ученые изобретают искусственные продукты питания и навязывают их населению. Теперь правящая элита, добившись пищевой монополии, получает неограниченную власть. Разрушители машин и другие сектанты, враждебные цивилизации, сопротивляются такого рода неживой жизни, но их выступления жестоко подавляются.

Уральская война (книга вторая) должна, по замыслу элиты, направить бурную энергию народных масс на вдохновляющую цель, лежащую за пределами Западного мира. Война начинается под лозунгом: «Теперь, в XXV столетии, мы должны подчинить себе весь Земной шар». Однако подвергшиеся нападению азиаты, для которых война — вовсе не игрушка, не эрзац-деятельность, а угроза самому их существованию, неожиданно отбрасывают агрессоров. Отбрасывают с помощью своего секретного оружия, но также благодаря неожиданному содействию растревоженной природы: потоки воды, гигантские лесные пожары, необозримые скопища животных устремляются на Запад. Огромные потери в живой силе и моральная дискредитация этой «главной войны столетия» приводят некоторых политиков к мысли: война лишь затушевывала тот факт, что развитие западных континентов двинулось — и продолжает двигаться — по неправильному пути.

Мардук (книга третья), консул градшафта Берлин, первым делает практические выводы. Он вступает в жестокую борьбу с Оборотнями (книга четвертая): группой ученых, отстраненных им от власти, которые хотят вернуть прежнюю систему синтетического питания. Это — идеологическая борьба, которая ведется на основе очевидного негативного опыта военных лет; к тому же теперь, впервые, — не фанатичными аутсайдерами, а государственными властными группами. На карту поставлено, с одной стороны, самодовольство крошечного верхнего слоя технократов, поборников прогресса, которые наслаждаются торжеством человеческого духа над варварской природой и без всякой полезной цели внедряют свои изобретения в жизнь. С другой — счастье многих людей, желающих продуктивно использовать свои духовные и физические силы, в соответствии с собственными потребностями и целями. Мардук, еще не знающий, как помочь пострадавшей природе, не отбросив при этом назад историческое развитие человечества, застревает на полпути: и в политическом смысле, и в персональном (он запутывается в своих саморазрушительных неосознанных любовных влечениях). В конце концов консул погибает в столкновении с войсками соседних градшафтов, для которых власть его представляет угрозу.