Читать книгу "Малинче - Лаура Эскивель"

Пожилая женщина аккуратно положила новорожденную на грудь невестки, чтобы мать смогла наконец увидеть дочь, поздороваться с ней и улыбнуться. Услышав материнское дыхание и стук сердца матери, девочка почувствовала себя в знакомом месте и перестала плакать. Бабушка тем временем собрала плаценту и закопала ее под деревом, росшим во дворе позади дома. Земля была такой мокрой после дождя, что ритуал был совершен наполовину в землю, а наполовину в воду. Точно так же был закопан в землю и обрезок пуповины Малиналли. Тем самым земле возвращали то, что из нее вышло, а еще это означало посев зерна новой жизни. Круг замыкался, захлестывалась петля, соединяющая небо и землю. Стихии, перерождаясь, переходили одна в другую.

Ритуал обретения имени был проведен через несколько дней после рождения ребенка. Традиция требовала, чтобы девочкам давала имя женщина, причем та, у которой уже были дети, и среди них хотя бы одна дочь. Церемония состоялась ранним утром, в тот час, когда восходит солнце. Девочку нарядили в заранее сшитую для нее первую в жизни рубашку-гуипиль и даже надели на тоненькую шейку несколько ниток бус, которые мать и бабушка сделали для нее своими руками. Посреди двора на землю положили небольшое деревянное корыто, а рядом — корзину из пальмовых листьев, веретено и ткацкий челнок.

Копаловая камедь неспешно сгорала в нескольких керамических жаровнях. От их огня было зажжено кадило, взяв которое бабушка сделала шаг навстречу солнцу и громко обратилась к богу ветров:

— О Могучий и Всесильный, услышь мою молитву, взмахни своим опахалом, вознеси меня к себе, надели меня своей великой силой.

В ответ легкий ветерок коснулся ее лица, словно погладил по лбу и щекам. Она поняла, что настал момент приветствовать четыре главных ветра. Медленно-медленно она повернулась кругом, становясь лицом к каждой из четырех сторон света и негромко произнося древние заклинания. Затем она провела кадилом под тельцем своей внучки, которую отец с матерью держали, высоко подняв над головой, чтобы подставить лицо малышки утреннему ветерку. Крохотная фигурка, словно вырезанная на фоне голубого неба, на несколько секунд скрылась в клубах ароматного дыма. Так начался обряд очищения, предшествующий обретению ребенком имени.

Затем бабушка отложила кадило и взяла внучку на руки. Она снова подняла ее повыше, зачерпнула ладонью воды из корыта и, пропустив между пальцами, уронила несколько капель на губы малышки.

— Это наша мать и наш отец, прародительница всех женщин. Имя ее Чальчиутликве — богиня воды. Коснись ее, ощути ее на своих губах. Только с нею ты сможешь жить на этой земле.

Вновь коснувшись воды пальцами, она провела ими по груди малышки и сказала:

— Вот та, с которой тебе предстоит расти и взрослеть, та, которая будет омывать тебя, та, благодаря которой будет расти твое сердце и все то, что несешь ты в себе.

Наконец, взяв в руки маленькую керамическую плошку, она плеснула воды на голову девочки. При этом пожилая женщина повторяла следующие слова:

— Да пребудут с тобой свежесть и благость Чальчиутликве — той, что никогда не спит, не отдыхает и не дремлет. Пусть она всегда будет с тобой, пусть обнимет тебя и заключит в свои объятия, ибо тогда ты пойдешь по жизни прозревшей, неспящей, и будет сопутствовать тебе удача.

После этого ручки малышки были обмыты водой — чтобы никогда не тянулись эти руки к чужим вещам, а затем также были обмыты ножки и пах — чтобы никогда не сбивались в кровь ступни и никогда не шла кровь из лона сверх того, что положено природой. Последней молитвой, произнесенной бабушкой перед обрядом наречения, была просьба к богине воды очистить тело девочки от всего темного и злого. Она просила богиню унести прочь всякое зло, чтобы никогда оно не возвращалось и не портило жизнь ее внучке. Лишь после этого бабушка вновь подняла девочку на руках высоко над головой и сказала:

— С этого дня нарекаю тебя именем Малиналли, и да будет это имя твоим, ибо полагается тебе по рождению.

Те обряды, которые проводила бабушка новорожденной, были завершены. После этого малышку взял на руки отец. Он произнес, глядя на дочь, те слова, какими принято встречать входящих в жизнь новорожденных детей. Слова эти звучали торжественно и в то же время нежно:

— Дочь моя, долгожданная моя, та, о ком я так давно мечтал, кого так долго ждал, ты — мое ожерелье из лучших жемчужин, моя лучшая стрела с оперением из редчайшего кетцаля, мое подобие, мое продолжение, человеческое существо, рожденное от меня. Ты — моя кровь, ты — мой цвет и мой запах, в тебе воплощен мой образ. Девочка моя, доченька моя, смотри на мир спокойно: с тобой твоя мать, та, которая тебя выносила, из чрева которой ты появилась на свет. Как росток пробивается сквозь землю к свету, так и ты, покинув материнское лоно, пришла в этот мир. Там ты словно спала, набираясь сил и готовясь к рождению. И вот наконец ты проснулась. Теперь ты живешь здесь, с нами. Ты родилась, а значит, тебя послал на эту землю наш Великий Господин, властитель и повелитель, хозяин всего, что близко и что далеко, всего, что врозь и что вместе, тот, кто сотворил род человеческий, кто отделил человека от всех тварей, живущих на земле.

В это мгновение на отца Малиналли как будто бы снизошло вдохновение, и, вместо того чтобы продолжить, как предписывала традиция, приветственные заклинания, он вдруг заговорил совсем иначе:

— Дочь моя, ты пришла из воды, и пришла в тот день, когда вода говорила. Ты пришла в день, который природа избрала в череде других, а значит, быть тебе не такой, как все. В день громко шумевшего дождя появилась ты на свет, а значит, и твои слова ветер с дождем разнесут по всему свету и посеют их в землю. Слово твое станет огнем, что очищает и преображает все вокруг. Слово твое погрузится в воду и станет зеркалом нашего языка. Слово твое обретет глаза и увидит окружающий мир. Обретет оно уши и услышит, что происходит в этом мире. Слово, произнесенное тобой, обретет силу и осязание. Оно сможет ввести в заблуждение, говоря правду, и правдиво возвещать то, что покажется ложью и все же будет истиной. Словом своим ты сама вернешь себя к великому покою, к тому началу, где нет ничего, где все — это ничто, где все сущее погружается в изначальное молчание. Лишь твое слово разрушит это молчание, разобьет эту тишину, и придется тебе самой нарекать богов новыми именами, заново называть деревья и давать им новые голоса. Благодаря тебе природа вновь обретет язык, и через тебя будет отражено в слове все невидимое. В нем же, в твоем слове, все невидимое и непостижимое станет видимым и понятным. Твои слова станут голосом света. Твои слова, словно кисть, раскрасят лепестки цветов. Своими словами, раскрашенными в самые разные цвета, ты нарисуешь новые священные книги, напишешь новые заклинания.

В тот год, 1504-й от Рождества Христова, юноша по имени Эрнан Кортес впервые ступил на берег острова Эспаньола (того самого, где сегодня находятся Доминиканская Республика и Гаити). В тот же миг молодой человек понял, что и правда оказался в новом мире. Самым удивительным в этом мире было то, что он до сих пор не принадлежал ему, Эрнану Кортесу. Сердце молодого человека захлестнул океан желаний. Жажда обладания душила его, не давала ему дышать. Как и полагается единственному сыну в семье, он с детства привык получать все, что хотел, причем получать легко и незамедлительно. В те годы, когда у ребенка складывается характер, ему не приходилось делиться с кем бы то ни было игрушками и всем прочим, в результате чего он вырос капризным и избалованным. Он всегда считал себя вправе, возжелав чего-либо, тотчас же возлагать на объект желания свою властную руку, обозначив тем самым право собственности. Поэтому не приходится удивляться, что, открыв для себя новый мир и новые земли, наш герой сразу почувствовал в себе жажду — жажду обладания и покорения. Сюда, на остров Ла Эспаньола, он прибыл один, по собственной воле, не будучи ни членом какого-либо ордена, ни офицером какого-либо боевого отряда. В эти новые, едва открытые и еще не исследованные земли его привели неистовое желание прославиться и стать великим человеком да еще свойственное образованной молодости стремление познать мир. Но, пожалуй, главной движущей силой в этом путешествии за океан было страстное желание молодого человека обрести внутреннюю свободу. Детство и юность, проведенные в обществе обожавшей его и потакавшей любым его прихотям матери, сделали его не только избалованным, но слабым и болезненным. К тому же эта постоянная забота уже давно сковывала его, просто-напросто связывала по рукам и ногам. Присущая ему от рождения тяга к приключениям, дух авантюризма, желание познать мир и самого себя — все это чахло и прозябало от невостребованности, пока он оставался в родительском доме и его ближайших окрестностях. В то же время в жизни юного Кортеса присутствовало одно серьезное противоречие: несмотря на то что родители всячески баловали его и пытались защитить от трудностей и неприятностей, которыми полон окружающий мир, они всегда лелеяли в своих сердцах надежду, что обожаемый ими наследник когда-нибудь станет великим человеком и имя его прогремит на весь мир. Как и все родители, они надеялись, что их отпрыск сумеет прожить жизнь, не повторив тех ошибок, которые совершили они сами, и сумеет достичь того, что так или иначе оказалось недостижимой мечтой для предшествующего поколения. Вслух об этом в доме Кортесов говорилось нечасто, но эти краткие разговоры, упоминания вскользь, а главное — сама атмосфера давали понять молодому человеку, чего от него ждут родители. Впрочем, на пути к величию юного Эрнана подстерегало множество препятствий. Так, например (пусть об этом в семье и не было принято говорить в открытую), его родителей немало омрачало то обстоятельство, что их единственный наследник, выражаясь фигурально, не вышел ростом. Именно по причине невысокого роста их сыну не суждено было ни вступить в какой-либо рыцарский орден, ни стать армейским офицером. Перед юношей открывались всего три дороги: стать пажом при королевском дворе, принять сан и делать карьеру священнослужителя или же выучиться и получить какую-нибудь нужную и хорошо оплачиваемую профессию. Несмотря на все старания Кортеса-старшего, пристроить сына в придворные ему не удалось. Так что один из трех путей в жизни Эрнан мог считать для себя закрытым. В какой-то момент его сделали послушником в ближайшей к дому церкви, но особых успехов на этом поприще он снискать не успел. В то время это не на шутку встревожило его родителей, и лишь по прошествии многих лет стало ясно, что Эрнан Кортес все же готов посвятить свою жизнь прославлению имени Божьего, но по-своему, не под крышей храма и не за монастырской стеной. В конце концов Кортес поступил в университет Саламанки, где выучил латынь и успел посвятить некоторое время и учению юриспруденции. Но вот в один прекрасный день он без долгих раздумий снялся с якоря и отправился в плавание к берегам Нового Света, не без оснований рассчитывая, что там у него будет больше возможностей проявить и проверить себя, а также построить собственную жизнь так, как ему самому захочется. Он хотел доказать матери, что уже вырос и больше не нуждается в защите и опеке. И кроме того, как человек взрослый, он должен не просто зарабатывать себе на жизнь, но и добиваться приумножения семейного состояния. Юный Кортес полагал, что уже в достаточной мере образован для того, чтобы стать богатым, влиятельным и знаменитым. Просиживать ради этого лучшие годы за учебой он считал бессмысленной тратой времени. Юноша мечтал стать богатым, а богатыми были знатные. Богатство же прельщало Кортеса не само по себе. Оно лишь означало для него возможность делать то, что хочется, ибо в его сознании именно право делать все, что заблагорассудится, отличало богатого человека от бедняка.