Читать книгу "Поп - Александр Сегень"

– Ну а уж коли не передумаешь, я лично тебя и окрещу. Хава это ведь Ева по-нашему? Будешь Евой, в честь прародительницы рода человеческого.

Она подняла ресницы и вмиг всё поняла, засияла радостной улыбкой.

– Ну, иди к папаше своему, – сказал священник и добавил громко, для Моисея: – Крепко подумай, дева!

3

В ту же ночь она ему приснилась. Увидел отец Александр во сне, будто эта дочь Моисея сидит в лучах солнца на подоконнике и говорит:

– Ты думал, я муха? А я не просто муха. Я – война.

4

На другой день было воскресенье, чудесное солнечное утро, пели петухи, мычали коровы, блеяли овцы и козы, звенели вёдра, раздавались бодрые голоса, у отца Александра было особо хорошее настроение. По пути в храм он заметил приехавшего на побывку солдата:

– О! Раб Божий Кирилл воин на побывку прибыл. Добро пожаловать в храм!

– Вот ещё! Я только на кладбище. К отцу на могилу…

– И напрасно! Нынче день всех святых. А также и твой праздник. Двух Кириллов – Кирилла Александрийского и Кирилла Белоезерского.

– У вас, попов, каждый день праздники, – засмеялся Кирюха и поспешил на погост.

– Эх! Кирюха-горюха! – покачал головой священник и вошёл в храм.

Он и так всегда прекрасно исповедовал и читал проповеди, а сегодня и вовсе был в ударе. Сам себе удивлялся, до чего хорошо. Один прихожанин исповедовался ему в том, что не чувствует любви к супруге, что она злит его и всё делает не так.

– Это, конечно, грех, – отвечал ему отец Александр. – Но я скажу по секрету, сам иной раз до того свою Алевтину ненавижу, просто от самого себя деваться некуда. Но потом подумаю: ведь она – мой точильный камень, я об неё затачиваюсь. И если бы она время от времени не была такая плохая, разве я стал бы такой хороший? Господь даёт нам жён подчас строптивых, дабы в нас воспитывались твёрдость и смирение. Даёт нам жён чаще всего совсем непохожих на нас. Вот взять хотя бы меня и мою Алевтину Андреевну. Я худён, строен, подтянут. Она – округла и полновата. Взглянуть на нас со стороны, я – единица, она – ноль. Но вместе мы образуем десяточку. Без меня, без единицы, она была бы ноль. Но я и без неё, без нуля, оставался бы всего лишь единичкой.

На проповеди он говорил о смехе и унынии:

– Я замечаю, в последнее время многие стали смеяться друг над другом. Иначе говоря, зубоскалить. Один другого и так, и сяк высмеивает. Всякий чрезмерный смех кончается слезами. Даже есть такая народная примета. Смеялся ли наш Спаситель? Написана бездна католических трактатов, доказывающих, что Он не мог смеяться. Это нелепо. Ведь Он жил, как все люди, в человечьем облике, а, стало быть, должен был и смеяться, когда Ему бывало весело. Только представим себе, как он сидит на свадьбе в Кане Галилейской и не смеётся, когда все вокруг веселятся и хохочут. Нет, конечно, и Он не сидел человеком в футляре, смеялся. Но то, что Он не зубоскалил и не высмеивал других людей, сие несомненно. Давайте же и мы, дорогие братья и сестры, укрощать в себе этот грех глумливого пересмеивания. Над кем зубоскалишь, таковым сам будешь! Другая же крайность – уныние. Что и говорить, много бед свалилось на наш народ в последнее время. Многие потеряли родных и близких, подчас несущих незаслуженное наказание. Но вспомним Иова многострадального, сколько он претерпел, а всё не унывал. Каких детишек вы больше всего любите? Скучных и всегда обиженных? Или же весёлых? Конечно, вторых. Бывает, шлёпнешь такого по удобному месту, а он только: «Мало попало!» Его лупят, а он хохочет. И таких мы больше обожаем, чем унылых. Так же и Господь! Ну, возлюбленные мои, целуйте крест, с праздником, и ступайте с Богом!

Но и во время службы, и читая проповедь, отец Александр чувствовал, что в храме нарастает некая тревога, а когда стали подходить прикладываться к кресту, один из прихожан, латыш Янис, в православном крещении, стало быть, Иван, сказал отцу Александру:

– Батюшка, пришло сообщение, что германские войска наступают по всей границе.

– Как наступают? – не понял отец Александр. – Почему?

– Так что… как бы сказать… объявили войну.

Переоблачаясь, собираясь и складывая вещи, отец Александр старался не думать о тревожном известии, да и какая может быть война, если у Советского Союза с Германией заключен полноценный мирный договор. Причастников в тот день было много, Святых Даров почти не осталось, и отец Александр радовался, что сколько людей возвращено к таинству Святого Причастия. Но после службы радость его омрачилась – слушали радио, и там грозно говорилось о том, что война идёт по всем приграничным территориям, и это не сон и не шутки.

– А ты не верил, когда я тебе про кур говорила, – с укоризной сказала матушка Алевтина, будто это отец Александр своим отрицанием предрассудков был виноват в нападении фашистской Германии на большевистскую Россию.

Он и она, не сговариваясь, подошли к висящим на стене фотографиям сыновей. Алевтина Андреевна простонала:

– А если это надолго? Каким страшным голосом-то объявляют! Сашенька! Что будет-то? Андрюшу и Данилку сразу на войну загребут. А Митю и Васю? Как ты думаешь? Неужто и их пошлют воевать? Ведь уже священники…

– Пересвет и Ослябя монахами были, а на поле Куликовом… – отозвался отец Александр. Подумал немного и решил: – Надо ехать в Ригу к митрополиту.

Тут за окном раздался рёв моторов. Через село проезжал советский танк. Отец Александр выбежал на крыльцо в подряснике и с крестом на груди. Танк остановился. Водитель выскочил, подбежал к калитке:

– Отец! Благослови! Или там… Что-нибудь! Святой водой!

Отец Александр метнулся в дом. Из люка высунулся командир танка:

– Едрёна Матрёна! Боец Морозов! Под трибунал пойдёшь!

– Эх, ма! – в сердцах воскликнул водитель и вернулся на своё место. Танк рванул дальше.

Отец Александр выскочил из дома и уже вслед танку брызгал святой водой:

– Господи! Благослови воинство русское! Мальчиков этих…

5

Через пару дней настоятель храма Святого Владимира в русском селе Тихом отец Александр Ионин отправился к своему давнему другу Сергию Воскресенскому, митрополиту Виленскому и Литовскому, экзарху Латвии и Эстонии. Езда недалёкая, и к полудню он уже видел высокие шпили рижских соборов. Ему они очень нравились, хотя вроде бы и являли собой зрелище, чуждое русскому оку. И когда кто-то спорил, он говаривал: «А шпиль Петропавловки?»

Митрополит Сергий был на шестнадцать лет моложе батюшки Александра и весьма высоко ценил его как выдающегося протоиерея. Разными путями свела судьба этих двух людей в Латвии.

Сергий, в миру Дмитрий Николаевич Воскресенский, взрастал в московских духовных вертоградах – сначала училище, потом семинария, за ней академия. Отец Александр родился в Ярославской губернии, окончил Ярославскую духовную семинарию, учительствовал в церковно-приходских школах, был замечен петербуржцами и приглашён в нашу северную Александрию, где его рукополагал сам митрополит Вениамин, впоследствии жестоко умученный большевиками и расстрелянный на кладбище Александро-Невской лавры.