Читать книгу "Глубина моря - Анника Тор"

Май тоже сразу поняла, что карточка — от родителей Штеффи. Она опустила Нинни на пол и забрала у Штеффи сумку с продуктами.

— Слушай, иди в комнату, — сказала она, — Я разберусь с малышами и с ужином.

Май исчезла в кухне, забрав с собой Нинни. Гуннель стояла в прихожей и смотрела на Штеффи, пока та снимала пальто.

— Гуннель! — крикнула из кухни Май. — Иди сюда, оставь Штеффи в покое!

Гуннель неохотно побрела в кухню. Штеффи с карточкой в руке вошла в спальню, которую делила с Май, Бриттен и Гуннель. Родители Май спали с Нинни в большой комнате, а одиннадцатилетние Курре и Улле — на кухонном диване. Эрик спал в ванной комнате, где должна была стоять ванна. Саму ванну раздобыть не удалось. Коммунальные службы пообещали установить ее после войны.

Штеффи села на одну из кроватей — на ту, где спала, — и принялась читать:

«Терезиенштадт, 13 марта 1943

Доченька!

Спасибо за посылку! Передай привет тете Марте и поблагодари. Ваша забота — для нас все. Представляешь, я буду играть Царицу Ночи в «Волшебной флейте» — опера здесь, в лагере! Целую, мама».

Тридцать слов. Так мало. Штеффи представила, как мама пишет карандашом черновик, зачеркивает и заменяет слова, чтобы поместилось то, что она хотела сказать. Наверняка она заменила «Дорогая Штеффи» на «Доченька», сэкономив таким образом слово. Отказалась вставить слово «сердечно», когда просила Штеффи поблагодарить тетю Марту.

Но не смогла обойтись без небольшого исключения «Представляешь!» Что мама имела в виду? Неужели она будет петь оперу в лагере?

Партия Царицы Ночи всегда была маминой мечтой. Ей не удавалось получить эту роль, а потом она ушла из Оперного театра. Мама говорила, что была слишком молода для этой роли. Однажды они всей семьей ходили на «Волшебную флейту», еще до прихода немцев.

А что, если в лагере Терезиенштадт не так страшно? Можно ли назвать место, где разрешают играть и петь музыку Моцарта, ужасным?

Штеффи перевернула карточку, словно могла обнаружить там что-то еще, кроме тридцати слов. Шепот, какие-то оттенки, ответ на свой вопрос.

Шум с кухни заставил ее вернуться к действительности. Нинни ударилась, и Май распекала Гуннель за то, что та не уследила за малышкой, пока сама она готовила ужин.

Штеффи поднялась. Ей хотелось помочь Май по хозяйству. Чем еще она могла отплатить за гостеприимство? Родители Май получали деньги от комитета помощи как компенсацию за еду, жилье и карманные расходы. Но все же им приходилось нелегко. Помимо Штеффи в семье Май девять человек. И хотя квартира в Сандарне была больше, чем их прежнее жилье на Каптенсгатан, все равно было тесно.

Летом Штеффи возвращалась на остров, и о деньгах заботилась тетя Марта. То, что оставалось после вычета расходов на еду и карманные деньги, тетя Марта откладывала на сберегательную книжку Штеффи.

— Это тебе на будущее, — говорила тетя Марта.

Будущее. Раньше оно простиралось перед Штеффи как бесконечная череда дней. Путь по открытым землям, не прямой как стрела, но его можно было видеть, ему можно было следовать. Теперь же Штеффи не видела перед собой никакого пути. Она шла как в тумане, осторожно, шаг за шагом. Однажды туман рассеется. Однажды война закончится.

Штеффи вошла в кухню. Май поставила вариться картошку и жарила сельдь. Рыбный запах наполнял комнату. Штеффи втянула ноздрями воздух. Она научилась любить рыбу с тех пор, как приехала в Швецию.

— Тебе помочь? — спросила она.

— Все нормально? — поинтересовалась Май.

— Думаю, да.

— Тогда накрой на стол, — сказала Май.

Штеффи расставила тарелки, стаканы и разложила столовые приборы. Кухня была маленькой и не вмещала всех десятерых. Обычно Штеффи с Май возвращались из школы и готовили ужин. Закончив, звали младших и ели с ними. Затем тетя Тюра разогревала еду Бриттен, папе и себе. Кроме воскресений. По воскресеньям кухонный стол переносили в гостиную, и вся семья ужинала вместе, кто за кухонным столом, кто за журнальным столиком.

На Каптенсгатан кухня была шире. Но в остальном здесь было лучше. Квартира казалась просторной, хотя не была такой уж большой. Из гостиной наискосок виднелась прихожая, а через окно для раздачи — кухня. Обои светлые и свежие, пол покрыт линолеумом. В кухне имелись газовая плита и сервант. Из кранов текла горячая вода. Под окном — радиатор, обогревающий квартиру, а на лестнице — мусоропровод, не нужно было выносить мусорное ведро на помойку. Когда тетя Тюра увидела это впервые, она прослезилась.

— Подумать только, — сказала она, — чтобы простые люди жили с таким комфортом. Все такое милое и красивое. И легко моется.

Она посмотрела на свои руки, покрасневшие и шершавые от уборки дома и на работе, в семьях, где могли себе позволить платить домработнице, и продолжала:

— Горячая вода в доме! Вот бы мне такое подспорье, когда дети были совсем маленькими. Так гораздо проще держать их в чистоте. Конечно, кроме Эрика, этот парень успевает испачкаться, едва отвернешься.

«Сандарна — начало нового времени, — сказала Май. — Времени, когда рабочие получат современное жилье и власть в обществе. После войны».

После войны.

Глава 3

В актовом зале вот-вот начнется последний в весеннем семестре письменный экзамен по математике. Штеффи всегда охватывало неприятное чувство, как только она входила в зал. Ряды парт, дежурный учитель за своим столом и кисловатый запах спирта от копий с заданиями напоминали ей о первом экзамене по немецкому языку, когда фрекен Крантц обвинила ее в обмане. Неприятное чувство длилось миг и исчезло.

Теперь у Штеффи не было проблем с фрекен Крантц. Если Штеффи не могла объяснить, почему слово «луна» в немецком языке мужского рода, а «солнце» — женского, фрекен Крантц лишь вздыхала и задавала вопрос кому-нибудь еще. Она даже перестала критиковать произношение Штеффи и позволила ей говорить на венском диалекте.

Штеффи знала, что это заслуга фрекен Бьёрк. Она поговорила с фрекен Крантц и потребовала лучше относиться к Штеффи. Ей удалось убедить фрекен Крантц, хотя та преподавала тридцать лет, а Хедвиг Бьёрк — лишь пять. Штеффи повезло с классной руководительницей.

С учителем по географии, магистром Лундквистом, дела обстояли хуже. Еще осенью он стоял у совершенно новой карты Европы и распространялся об успехах Германии в войне. «Границы, установленные недавно, — сказал магистр Лундквист, — должны оставаться неизменными, и постепенно страны, оккупированные Германией, тоже присоединятся к немецкому государству». Он сделал широкий охватывающий жест от Норвегии к Греции, от Москвы к Парижу.

— И тогда, — сказал магистр Лундквист, — Швеция едва ли сможет остаться в стороне. Вот увидите сами. Это геополитический факт.