Читать книгу "Кадын - Владычица гор - Анна Никольская"

Быстрей травы, как камыш, Кадын росла. Матушка её умерла в родах. А наставляла и опекала девочку старуха жёлтая, точно дымом прокопчённая, — шаманка, что в услужении у хана Алтая была. Всегда на ней семь шёлковых халатов надето было: белый, лиловый, красный, синий, голубой, зелёный и жёлтый. Так и шелестели, так и стелились халаты за старухой слоями разноцветными. И прозвали шаманку Мактанчик-Таш, Яшмой то есть. Любила её девочка, как родную мать. Вразумляла Мактанчик-Таш Кадын, как шёпот ветров и шелест трав различать, как говор быстрых рек и эхо седых гор понимать. Обучала девочку шаманка Сутру — книгу судьбы читать, аржан — целебный источник — в тайге отыскивать, Чёрным камнем пользоваться. Магическим камнем тем погоду можно изменить, врага покарать, умершего оживить даже.

Вдвоём шагали они по холмам, по долинам. Большие реки мелкими бродами старуха принцессу переходить учила, мостки через ручьи перебрасывать. На горные перевалы поднимались, вниз спускались, в тайгу наведывались, где по склонам дикие теке-козлы[4]и маралы паслись. Мактанчик-Таш ласково зверям улыбалась, горловые песни им пела, и дикие звери к шаманке, как ручные, шли. Маленькая Кадын только диву давалась да всё за наставницей точь-в-точь повторяла. Горным козлам на спину она руку кладёт, пугливых маралов гладит, кабаргу за ушами чешет. Со зверьём, как с человеком, беседует! Вольные звери ушами шевелят, слушают, речи человеческие понимают.

Старший брат Бобырган тоже сестрицу воспитывал, боевому искусству с младых ногтей обучал. На лету всё девочка схватывала. Из лука со ста зарубками не хуже достославного богатыря Сартапкая стреляла. С томроком — складным ножом, — как заправский охотник, управлялась.

Лучшие кузнецы для Кадын три дня и три ночи мечи с клинками железными, с рукоятями самоцветными ковали. Самые быстрые всадники ветром студёным клинки те калили. Взяла Кадын мечи в руки без усилия, взмахнула ими, точно журавль крыльями, и затмил сверкающий вихрь клинков солнце полуденное. Люди смолкли от удивления — до чего же ловкая девочка!

А ещё была Кадын помыслами чистая и сердцем незлобивая, даром что самого хана Алтая дочь. Стариков почитала, немощных ласковым словом привечала, обездоленных куском хлеба одаривала. Полюбил её народ алтайский и прозвал принцессой.

Глава 2

Третий сын Большой Мааны

Как-то раз гуляли Мактанчик-Таш и Кадын по лесу. Старуха палкой землю ковыряла, корни кандыка[5]и луковицы лилии-саранки[6]в арчимак[7]кожаный собирала.

— Высушу, а зимой в молоке варить буду, авось с голоду не помру, — шаманка крякнула. Маралятина[8]ей давно не по зубам была — все от старости повыпали.

— Что это, уважаемая Мактанчик-Таш? — девочка спросила, прислушиваясь.

— То кукушка кукует. Внимательно её слушай. Если звонко поёт — долгую жизнь обещает. Если глухо — близкую кончину предсказывает.

— Звонко, звонко! — Кадын обрадовалась и ножками в сапожках кожаных, мхом и соломой для тепла набитых, затопала.

— Это мои лета сочтены, а твоя жизнь — длинная, как сказка чорчокчи[9]. Вся впереди.

— Ой, бабуся, а расскажи чорчок-сказку!

— Недосуг мне теперь, — старуха проворчала, из земли луковичку выковыривая. — Зима не за горами.

— Мактанчик-Таш, ну пожалуйста! — Девочка умильно шаманке в глаза заглянула.

— Вот пристала! Сама третьего дня братцу Бобыргану чуть голову мечом быстрым не снесла, а всё сказок требуешь!

— Мы же играли! — Кадын вспыхнула.

— Играли они! Дитё ты неразумное! А кто на прошлой неделе Алмыса-оборотня на полёт стрелы к аилу не подпустил?

— Он овец из отары красть повадился, — потупилась девочка. — Я ж проучить хотела, чтоб неповадно было…

— Ну-ну, — хитро шаманка прищурилась. — А родственницу мою, ведьму Кучичу, зачем на кедр подвесила, перед честным народом на посмешище выставила? Чем тебе старая, больная женщина не угодила?

— Да ведь она тайменя в реке снадобьем колдовским травить удумала!

— Серьёзно? — смутилась Мактанчик-Таш. — Не знала… Ладно, слушай сказку. В стародавние времена жила-была на Алтае Мааны.

— А кто такая Мааны?

— Чудо-зверь, — шаманка отрезала. — Слушай, не перебивай!

— Я слушаю, слушаю!

— Была она большая, как столетний кедр. И одинокая. По горам ходила, по долам — нигде похожего на себя зверя не встретила. И уже начала понемногу стареть.

«Умру, никто на земле про меня и не вспомнит, — Мааны печалилась. — Забудут все, что жила когда-то на свете Большая Мааны…»

Молилась она духу воды Су-ээзи, молилась духу гор Ту-ээзи:

— Прошу, пускай хоть один детёныш из моей утробы выйдет, пусть будет ростом хоть с муравейник, хоть с пенёк кедровый, хоть с крохотного сыгыргана-сеноставца[10]!

Мало ли, много ли времени прошло, но, видно, услышаны были её молитвы. Понесла Большая Мааны сына.

— Расти, расти, мой малыш! — пела радостная Мааны. — Расти, расти!

Но подрос сынок совсем чуть-чуть и остался мелким зверем. А от матери петь-мурлыкать научился. Был это кот, оказывается…

Второй сын родился росомахой криволапой. Третий — пугливой рысью с чуткими ушами.

— Ой, а я видала такого! У него ещё на голове кисточки! — Кадын обрадовалась.

— Четвёртый сын родился барсом отважным, — неспешно Мактанчик-Таш продолжала. — Пятый — хитрым и сильным тигром. А шестой — громогласным львом.

«Шестерых я родила! — думала Мааны. — Никто мне теперь не страшен, даже человек!»

Однажды, ласково на своих детей поглядев, сказала Мааны:

— Надо бы найти азык — добычу. Мяса мне хочется!

Старший сын — кот — помурлыкал и вразвалочку на охоту побежал. Вернулся с малой пташкою в зубах. Поигрался с ней, позабавился да и выкинул.

— Слушай, сынок, с твоими повадками трудно тебе в тайге придётся. Ступай-ка ты к человеку жить.

Второй росомаха пошла. Семь дней по тайге бродила. На восьмой остатки волчьего ужина принесла.