Читать книгу "Посредники - Тара Брэй Смит"

Обручальное кольцо Триш, которому было двадцать лет — на три года больше, чем Ундине, — блеснуло на солнце. Ундина стиснула руку матери.

— Сама-то уверена, что хочешь ехать?

Триш вздохнула.

— Нет. Но если б ты не была такой упертой и поехала с нами, было бы намного лучше.

Ундина съежилась в деревянном кресле.

— Ну, я ведь уже вам говорила. Не собираюсь ходить в какую-то дурацкую загородную школу в… как его там?.. Гленко?.. в последние год перед выпуском.

Ундина прекрасно понимала, как ребячливо это звучит. Обычно она была разумнее, но сегодня… сегодня должна вести себя как капризница. Так им легче будет уехать.

— Это не я надумала взять академический отпуск и на год отправиться в Чикаго, а отец. А вы с Максом решили ехать вместе с ним. Но моя жизнь здесь, мама. Помнишь? Мы все сидели вокруг этого стола, — Ундина постучала по темному дереву, и стук разнесся по комнате, — и мы проголосовали. Папа хотел получить грант, Макс сказал, что хочет жить в городе, где есть приличный симфонический оркестр, а ты хотела перебраться в Чикаго поближе к Нане и Вите, и тебе нравится этот нудный Гленко с этими его антикварными лавками…

Триш, привыкшая к деловитости дочери, рассмеялась и закрыла ладонями узкое продолговатое лицо. Высокая и стройная, она выглядела, по мнению Ундины, лет на тридцать пять, хотя матери было уже почти пятьдесят. Седеть она начала совсем недавно, и белые пряди лежали на черных волосах, словно снег на темных ветках деревьев.

— Эванстон, Ундина. Мы едем в Эванстон. Это не одно и то же.

— О-о-о, я знаю, как все будет, — продолжала Ундина. — К моему приезду ты нарядишься в меховую шубу, и в поместье в Глен-как-его-там меня встретит дворецкий…

Триш встала, чмокнула дочь в макушку и щипнула сзади за шею.

— Возьму еще одну чашку кофе, эту я у Макса забрала. Ты еще будешь скучать по нему, мисс Мне-никто-не-нужен.

— Ха!

— Кофе выпьешь?

— Ты же знаешь, я не пью «Старбакс».

— Нет, ты только мороженое их трескаешь.

— Так нечестно!

Триш отозвалась с кухни:

— Ну, детка, это уже твои проблемы.

Ундина посмотрела через окно гостиной на клен на заднем дворе. Родители посадили его спустя несколько дней после того, как привезли Ундину из роддома, и называли его «детское дерево». Теперь он достиг своей максимальной высоты.

За окном слегка моросило — начало лета в Портленде бывает дождливым, и ветки стали черными и скользкими. Это дерево выглядело странно — оно выросло низким и компактным, будто ему приходилось напрягать все силы, чтобы поддерживать длинные и тонкие ветви. Оно походило на саму Ундину, миниатюрную и изящную. У нее было золотисто-смуглое личико, яркие губы, небольшие руки и ноги, и сама она напоминала веерный клен, выросший среди семейства величавых сосен.

А ее глаза… они были лиловыми, словно предгрозовое небо. У Ральфа и Триш глаза были карие, у Макса — тоже, но светлее. Но глаза Ундины — широко расставленные, обрамленные густыми ресницами — имели удивительный лиловый оттенок. Таким мог бы получиться плод любви Бейонс и Йоды.[3]Доктор Мейсон даже не пытался никогда объяснить это отличие.

— Солнышко. — Ральф тоже чмокнул дочку в макушку и поставил перед ней кружку с кофе. Зимой его коричневая кожа становилась светлее, и Ундине нравились веснушки, усеявшие его лицо, точно капли дождя на портлендских тротуарах. — Уже практически все собрано, куколка.

— Спасибо, пап.

Отец знал, что она не пьет кофе из «Старбакс», но он был забывчив, да и потом, кофе этим утром источал такой чудесный аромат. Ундина представила все будущие утра, когда по дому не станет больше разноситься запах сваренного отцом кофе, и, хоть и уверяла себя, что не поддастся слабости, почувствовала комок в горле. Она сделала глоток, чтобы избавиться от этого ощущения, и подняла взгляд. Костлявый палец отца обвивало кольцо от связки ключей.

— Вот ключи: от машины, дома и гаража. Боже мой, я просто не могу поверить, что ты не едешь. Ты о маме подумала? — Ральф взял дочь за руку. — Ты точно решила?

Грусть только придала Ундине уверенности.

— Если я хочу действительно научиться рисовать, то мне ни в коем случае нельзя пропустить занятия в Риде этим летом. И я ни за что не пропущу их, я ведь уже говорила. Преподавать будет Рафаэль Инман, а он никогда еще не преподавал. А следующий год — выпускной. Я не стану менять школу в год выпуска.

Торопливо пробормотав эти слова, которые больше всего смахивали на отговорку, она замолчала. И все же Ральф и Триш поверили, как все и всегда верили ей. Ундина могла убедить кого угодно в чем угодно.

Ральф тоже молчал. Он был сердечным человеком и никогда не забывал говорить Ундине, что любит ее, но жизнь в доме с двумя сильными женщинами вынуждала его периодически замолкать. Он посмотрел в глаза дочери, словно пытаясь определить, откуда же в ней столько упрямства.

— Мы будем скучать по тебе.

Ундина потерла руками колени.

— Пап… — с трудом выдавила она, — не заставляй меня менять решение.

— Но если ты не уверена, тогда зачем упрямиться, милая? В Чикаго существует множество хороших обучающих программ. При Институте искусств лучшая в стране школа…

Сколько раз Ральф Мейсон точно так же смотрел в бархатистые глаза дочери, пытаясь угадать, что творится в ее голове, но ничего не получалось. Ундина была нормальной девушкой, подающей надежды художницей, вредной (временами) сестрицей, хорошей дочерью и прекрасным другом для тех, кому решила довериться. И хотя фактически он знал ее с первых минут жизни — ведь это он принимал ее, когда она появлялась на свет, — было в его дочери нечто непостижимое даже для родного отца.

Ундина водила пальцем по круглым отпечаткам на столе, куда члены семейства Мейсон столько раз ставили кофейные чашки.

— Пап, я…

Она не могла рассказать отцу про свои сны: о бабочках, о лице странной женщины. Она не могла признаться, что образы, которые она выписывала на своих картинах достаточно хорошо, поднимались с холста и улетали.

— Прикольный причесон — «я у мамы вместо швабры»!

Через заднюю дверь в сопровождении Айви вошел Макс Мейсон. Это был крепко сбитый тринадцатилетний подросток — Ундине казалось, что он чуть низковат и толстоват, хотя вроде бы за последние несколько месяцев он немного похудел и вытянулся. На нем был его привычный выходной костюм — белый комбинезон уборщика опасных реагентов. Он упросил отца принести ему такой из «Зеликса», и недоумевавший, но тронутый сыновней прихотью Ральф согласился.