Читать книгу "Ночь в "Восточном экспрессе" - Вероника Генри"

Адель предпочла бы провести сегодняшнюю беседу лично, но такой возможности у нее не было. Она и так достаточно долго откладывала этот звонок. Адель никогда не мешкала нарочно, но в свое время ей пришлось приложить столько усилий, чтобы похоронить прошлое, что не очень-то хотелось вспоминать его вновь. Берясь за телефон, Адель сказала себе, что она не жадина, не алчный человек, не хапуга. Она просто просит то, что по праву принадлежит ей. И просит даже не для себя.

Для Имоджен. На мгновение перед глазами у нее встало лицо внучки. Адель одновременно почувствовала гордость, вину и тревогу. «Если бы не Имоджен, я оставила бы ящик Пандоры плотно закрытым, — подумала Адель. — Или нет?» Еще раз она напомнила себе, что имеет полное право поступить так, как собирается.

Ее палец с ярко накрашенным ногтем замер над первым нулем, затем нажал на клавишу. Может, ей и восемьдесят четыре, но вид у нее по-прежнему ухоженный, и выглядит она эффектно. Пошли длинные гудки международного соединения. Ожидая ответа, Адель вспомнила, сколько раз тайно звонила ему в те далекие годы, с бьющимся сердцем вдыхая застоявшуюся вонь сигаретных окурков в телефонной будке, бросая новые монетки, когда пищали предупреждающие сигналы…

— Алло? — Голос был молодой, женский, принадлежавший англичанке. Уверенный.

Адель быстро перебрала возможные варианты: дочь, любовница, вторая жена, домработница?.. Не тот номер?

— Могу я поговорить с Джеком Моллоем?

— Конечно. — Отсутствие интереса в голосе говорившей убедило Адель, что эмоциональной привязанности тут нет. Тогда, видимо, домработница. — Скажите, пожалуйста, кто его спрашивает?

Обычный вопрос, никакой паранойи.

— Передайте ему, что это Адель Расселл.

— Он знает, по какому поводу вы звоните? — Опять рутина, а не допрос с пристрастием.

— Знает. — В этом она была уверена.

— Одну минуту.

Адель услышала, как собеседница положила телефонную трубку. Шаги. Голоса.

Затем Джек:

— Адель. Как это мило. Давно тебя не слышал.

Ее звонок нисколько его не взволновал. Тон у него был сухой, приятно изумленный, дразнящий. Как всегда. Но теперь, по прошествии всех этих лет, он не воздействовал на нее, как когда-то. В то время Адель считала себя совершенно взрослой, хотя это было совсем не так. Все принимаемые ею решения до самого конца были незрелыми и эгоистичными. Если честно, она начала взрослеть по-настоящему, когда осознала, что мир не вращается вокруг Адели Расселл и ее потребностей.

— Мне пришлось дожидаться удобного времени, — ответила она.

— Я видел некролог Уильяма. Сожалею.

Три строчки в газете. Любимый муж, отец и дед. Цветов не приносить. Пожертвования на его любимую благотворительность. Адель расправила ладонь на письменном столе и посмотрела на обручальное кольцо и кольцо, подаренное на помолвку. Она по-прежнему их носила. Она по-прежнему была женой Уильяма.

— Я звоню не просто так, — произнесла Адель, постаравшись придать голосу деловитость. — Я звоню насчет «Возлюбленной».

Последовала пауза, пока Джек переваривал услышанное.

— Разумеется, — ответил он. Тон был легкий, но она почувствовала, что Джек удручен ее беззаботностью. — Что ж, она здесь. Я сохранял ее для тебя со всей тщательностью. Она ждет тебя. Ты можешь забрать ее в любое время.

Адель была почти уязвлена. Она-то готовилась к битве.

— Хорошо. Я кого-нибудь пришлю.

— О!.. — В голосе Джека прозвучало подлинное разочарование. — Я надеялся увидеть тебя. Хотя бы угостить ужином. Тебе понравилось бы место, где я живу. На Джудекке…

Неужели он забыл, что она там уже была? Не мог. Никак не мог.

— Я уверена, понравилось бы. Но, боюсь, я больше не летаю.

Теперь все это для нее слишком утомительно. Ожидание, неудобства, неизбежные задержки рейсов. За многие годы она увидела почти весь мир и теперь не испытывала потребности обозревать еще какие-то его уголки.

— Всегда есть поезд. «Восточный экспресс»… Помнишь?

— Конечно, помню, — ответила она резче, чем намеревалась.

Она увидела себя на платформе Восточного вокзала в Париже, дрожащую в желтом льняном платье и таком же пальто, которые накануне она купила на улице Фобур-Сент-Оноре. Тогда она дрожала не от холода, а от предвкушения, волнения и чувства вины.

У Адели встал комок в горле. Сладкое, отдающее горечью воспоминание. Но ей не до него, учитывая все остальное. Как раз сейчас у нее хватает эмоций, с которыми надо справиться. Продажа Бридж-Хауса, где родились и выросли ее дети, продажа галереи, которая составляла ее жизнь, обдумывание своего будущего… и будущего Имоджен — все это очень выбивало из колеи. Никуда от этого не денешься, но из колеи выбивает.

— Недели через три я кого-нибудь пришлю, — сказала она. — Это будет удобно?

Несколько секунд ответа не было. Адель спросила себя, не возникнет ли в конце концов с Джеком сложностей. Документов в поддержку ее требования у нее не имелось. Только обещание.

— Венеция в апреле, Адель. Я буду идеальным хозяином. Идеальным джентльменом. Подумай об этом.

Старая тревога заныла в душе Адели. Возможно, она не настолько невосприимчива к чарам Джека, как думала. Он всегда так с ней поступал: заставлял стремиться сделать то, чего делать она не хотела. Мысленно она уже стояла перед его дверью — любопытство опять взяло верх.

Зачем ей снова переживать все это беспокойство? В ее-то возрасте? От этой мысли Адель содрогнулась. Гораздо лучше оставить все в прошлом. Тогда она сможет контролировать ситуацию.

— Нет, Джек.

Она услышала его вздох.

— Что ж, ты твердо знаешь, чего хочешь. Считай это приглашением с открытой датой. Я с удовольствием снова с тобой повидаюсь.

Адель посмотрела в окно на реку. Сильное течение вздувшейся от мартовского дождя реки билось между берегов, уносясь дальше с непреклонностью, которой она позавидовала. Шаг в неизвестность был риском. В своем возрасте она предпочитала точно представлять положение дел.

— Спасибо, но, думаю, вероятно… Нет.

Повисло неловкое молчание, которое наконец нарушил Джек:

— Полагаю, мне не нужно говорить тебе, сколько теперь стоит данное полотно.

— Дело не в этом, Джек.

Смеялся он так же, как и прежде.

— Да мне все равно, даже если и в этом. Картина твоя, и ты можешь делать с ней все, что захочешь. Хотя надеюсь, ты не продашь ее тому, кто больше даст.

— Не волнуйся, — заверила Адель. — Она останется в семье. Я дарю ее своей внучке. На тридцатилетие.

— Что ж, надеюсь, ей она доставит такое же наслаждение, какое дарила мне. — Джек явно был доволен.