Читать книгу "Найти свой остров - Алла Полянская"

– Скорее всего, ты, тварь, тупое быдловатое чмо с черными ногтями, ни хрена не умеющее ни в жизни, ни в койке. – Ника иногда разговаривала вот так, словно оппонент мог ее услышать. – Небось подбираешь плечевых, а дома строишь жену, попрекая ее каждой копейкой и проверяя ее сотовый на предмет посторонних эсэмэсок и звонков.

Глянув в зеркало заднего вида, Ника ухмыльнулась – так и есть, фура догоняла ее. Водитель, забыв о снеге и скользкой дороге, несся за ней во весь опор, и Ника, зная эту трассу как свой карман, хихикнула. Через полкилометра начнется длинный поворот – дорога выгнется, и обогнать там кого бы то ни было без риска перевернуться практически невозможно. Навстречу ей проехал грузовик с логотипом известного хлебозавода, потом несколько легковушек – а вот и начало поворота.

– Укуси себя за задницу, урод, – Ника снова глянула в зеркало заднего вида. – Будешь теперь ехать за мной, никуда не денешься.

Но водитель фуры так не думал. Ника сбавила скорость – войти в радиус поворота нужно осторожно, иначе можно вылететь на встречку либо и вовсе в кювет кувырком. Призвав на помощь всех богов, она повела машину осторожней, и в это время фура, двигающаяся сзади, принялась ее обгонять, вздымая фонтаны грязного снега. Ника добавила скорость – если он обгонит ее, то прицепом заденет обязательно и смоется, а от нее мокрого места не останется. Понимает ли это водитель фуры, Нике уже было неинтересно, потому что в данный момент речь шла о ее жизни. Сжав руль как можно крепче, она вынырнула перед фурой и, чувствуя, что машина скоро перестанет слушаться, выжала педаль газа до упора.

– Идиот проклятый…

Ее противник такого хамства пережить не мог. Но тяжело груженная фура и легковая машина – это совсем не одно и то же. Навстречу им двигалась такая же фура, но с боками, разрисованными запотевшими бокалами с пивом, абсолютно устрашающе выглядевшими зимой. Впереди маячил железнодорожный переезд с надписью «Канцеровка», а уж оттуда Нике рукой подать до ее цели. Сзади слышится грохот – водитель фуры, все это время догонявший Нику, обуреваемый страстным желанием доказать, что он – мужик, зацепил краем прицепа идущую навстречу фуру. Ника съехала на обочину, ткнувшись носом в сугроб, остановилась и, не глуша двигатель, вылезла из машины. Фуры, сцепившись накрепко, перегородили дорогу, прицеп той, что догоняла Нику, упал набок, и машина выглядела как объевшаяся сороконожка. Водители, выбравшись из кабин, уже начали выяснять, кто из них сексуальное меньшинство, и по всему выходило, что к разряду мужеложцев общим голосованием был причислен водитель, решивший устроить гонки. Ника ухмыльнулась – сейчас его уже не волнует вопрос доказательства своего гендерного превосходства, потому что беседа перестала быть томной.

– Да, это типа Рэмбо – первая кровь. – Ника с удовольствием понаблюдала, как шофер пострадавшей фуры объясняет оппоненту, насколько тот не прав. – Сейчас полиция прибудет и испортит всю потеху, да…

Ника села в машину и, немного сдав назад, снова выехала на дорогу. Обычно ее пиратство на трассе не имело столь разрушительных последствий, но на этот раз она была собой вполне довольна. Зло наказано, а на встречу она, похоже, все-таки успевает.

Ника никогда не любила маленькие городки. И хотя сама жила в сравнительно небольшом городе, но это был все-таки именно город – между Питером и Москвой, – с несколькими работающими предприятиями, с улицами и бульварами, парками и фонтанами, старой церковью около краеведческого музея и несколькими новыми, и даже старый католический храм, свежеотремонтированный, с иголочки, высился недалеко от дома, где живет она с Марком. В этот храм ходила бабушка – и Ника ходила с ней, да и сейчас, случается, что заходит – хотя свою принадлежность к какой-либо конфессии не осознает. Просто ходит иногда в храм, где немногочисленная паства сидит на скамейках – может, молятся, может, думают каждый о своем, и отец Ян Собило, молодой еще, опрятный ксендз, вещает на ломаном русском о тернистом пути греха. Нике нравится этот храм – и статуя Девы Марии, молодой красивой женщины со скорбным лицом, и ряды скамеек, сидя на которых можно думать о душе и Боге, а не о гудящих от стояния ногах. Ей нравится, что никто не дергает ее за рукав с яростным шипением – платок надень, бесстыжая! – как будто наличие или отсутствие платка что-то меняет в ней для Бога. Она мало понимает во всех этих тонкостях вокруг тела и крови Христовой, которыми надо причащаться, и всегда избегает этого, как и исповедальни, – хотя отец Ян иногда вопросительно поглядывает на нее, но Ника считает, что она с Богом и так на достаточно короткой ноге, чтобы впутывать в их отношения еще кого-то. В общем, чаще она приходит в костел, когда там никого нет.

Ника миновала переезд и вслед за другими машинами свернула направо, но, в отличие от остальных, которых свернуть вынудили обстоятельства, она именно туда и направлялась. Городок Красный Маяк, маленький, невзрачный – фактически поселок, и нечего ему примазываться к городам, но Нике нужно именно сюда, здесь ее ждали дела.

– А ведь будет метель, – она нахмурилась. – Вот гадство…

Это означало, учитывая пробку перед переездом, которую отчасти она же сама и сотворила, что заночевать ей, возможно, придется в гостинице. Не самый худший вариант, но очень уж денег жаль.

Ника ввалилась в вестибюль заводоуправления, на ходу расстегивая полушубок.

– Вы вовремя, Алексей Петрович вас уже ждет.

Конечно, вовремя… Ника вспомнила свои приключения на дороге и накрепко дала себе слово не говорить об этом ни одной живой душе, особенно Марку. Вот ведь напасть: кому-то Бог дает золотые руки, кому-то – быстрые ноги, а ей от щедрот своих выделил задницу, которая притягивает всякие приключения как магнит. И хотя из всех передряг она выходит абсолютно невредимой – каким-то загадочным образом, – но лучше бы передряги обходили ее стороной.

«Все, отныне буду жить тихо и добропорядочно».

Идя за секретаршей, которая в своем нежно-розовом элегантном костюме являла собой эталон добропорядочности, Ника мысленно чертыхнулась – надо было надеть что-то более сложное, чем просто джинсы и свитер. Впрочем, все остальное в ее гардеробе примерно того же свойства, и, по словам мамы, никак не подходит женщине сорока лет. Ну да бог с ними вовсе, с этими шмотками. Ника никогда не любила деловые костюмы, платья из каких-то немыслимых светлых тканей – она сразу же сажала на них пятна, мяла, да и смотрелись они на ней как на корове седло.

Жаль, что родители всю жизнь пытаются это исправить, втиснуть ее в какие-то им самим только и понятные рамки, они это называют «жить как люди». Ника считала, что все эти «люди» страшные зануды: они думают только определенным образом, поступают только так и не иначе, одеваются в кошмарно неудобные одежды, в общем, быть «как люди» она отказывалась категорически, сколько себя помнит. Вот Женька, та – да, она в социум вписывалась мгновенно. Ей не приходилось объяснять, что нужно поступать «как люди», – она всегда знала, как они поступают, и сама всегда делала все правильно. Ника же в категорию «людей» не попадала в принципе, и это огорчало родителей, а ее огорчало только потому, что этот факт огорчал их.