Читать книгу "Когда прольется кровь - Томаш Колодзейчак"

Однако сейчас суматоха попритихла, торговля замерла, ибо все знали: от Шершней можно ожидать самого худшего.

Дабора готовилась к нашествию Гвардии.

* * *

— Я принимал зерно у писарей с Хортельских Равнин. И мне никогда не доводилось ошибиться при насечках счетных палочек, и никто не мог сравниться со мной в счете на абаке, — стонал Родам. — И на кой мне это было, на кой?!

Магвер знал Родама давно, хотя последнее время их пути немного разошлись. Тем не менее время от времени они встречались, чтоб осушить кувшинчик-другой и потрепаться. Родам, который был старше Магвера на три года, тоже был из рода бродяг. Два года назад мать отдала его в дом Сарлей, торговавших зерном, и это помогло Родаму получить место в зернохранилищах бана.

Сейчас ему нужна была помощь.

Вчера в дом Родама заявился посланец в расцветках владыки. Вручил Сарлю маленький стеклянный шарик — Рябинину Вызова. Блестящее на поверхности стекло шарика внутри заполняла оранжевая жидкость, напоминающая медленно пульсирующий сгусток тумана. Со временем сгусток этот расплывался, как бы разжижался. Так действовала магия, которой владели мастера из Увегны. Такой же шарик всегда оставался у воеводы Даборы — Аэна Идэга. Если б Родам убежал из города, обе Рябинины немедленно бы почернели. Порой случалось, что люди, вызванные баном, сбегали в пушу. Их преследовали, семьи беглецов уничтожали, а имущество переходило в руки владыки.

В тот день, когда шарик станет совсем прозрачным, Родаму надлежит прийти к воротам Горчема.

Зачем его вызывал бан, Родам не знал. Так же, впрочем, как не знал этого никто из получавших Рябинину. И Родам боялся, с каждой минутой боялся сильнее.

К амбарам бана целыми днями съезжались телеги с зерном, быки тянули сани, а собаки — тобогганы[1]. На складах постепенно скапливались горы мешков. Их было так много, что если из каждого взять хотя бы по горсти — нет, даже по полгорсти, — то можно стать очень богатым человеком. Так многие и делали. Порой кого-нибудь ловили, и тогда палачи развешивали его внутренности на Рынке Судей, а его род навечно покрывался позором.

Родам опасался, что именно по такому делу его вызвали в Горчем, и поэтому хотел умереть.

Однако мало совершить самоубийство — прыгнуть в реку, набив карманы камнями, броситься на кинжал. Этого недостаточно. Аэн Идэг догадался бы, что Родам сам призвал к себе смерть, чтобы та уколола его иглой Черной Розы. А тогда уж никто и ничто не спасло бы Сарлей от гибели и позора.

Поэтому-то он и попросил Магвера помочь ему. Он знал, что должен погибнуть, но хотел умереть так, чтобы на род его жены не пала даже тень подозрения.

2. АРМИЯ ИДЕТ

— Шепчущие снова ходят по улицам. — Горада закатала рукава сорочки, высоко до колен подтянула юбку. Ноги у нее были крепкие, руки сильные, лицо круглое, груди большие. Но, несмотря на всю ее мощь, была в Гораде какая-то мягкость, говоря с Магвером, она словно бы разговаривала с собственным ребенком. Муж Горады умер несколько лет назад, а другого она пока брать не хотела. Ее дом стоял неподалеку от Большого Вала, и во время крупных ярмарок она три тесные комнаты сдавала постояльцам.

Магверу здесь нравилось — Горада кормила хорошо, не совала нос в чужие дела и в первую же ночь пришла к нему в комнату. У нее были целы все зубы, ядреное тело и гладкая кожа, а большие шершавые руки умели ласкать нежно и мягко.

— Да? Перед турнирами всегда бывало много Шепчущих. — Он присел на табурет и взял крынку с молоком.

— Но сейчас их валандается гораздо больше. Так говорят.

— Кто говорит?

— Что значит кто? Бабы на торге и нищие, что у трактиров сшиваются.

— А бывало когда, чтобы перед турнирами Шепчущие не таскались по деревням? Сколь себя помню — всегда, да и мать мне говорила, что и раньше было так же.

— Я знаю, — проворчала Горада. — Но их никогда не было столько, и они никогда не рассказывали такие страсти.

— Гвардия идет. А сплетни человеческие растут быстрее, чем молодой поросенок.

— За одно это не стали бы их городовые выискивать. А то вон снова была облава.

— В лесу городовые шумят сильнее, чем туры. Никого они не поймают.

— Э-э-э… Восемь лет назад схватили одного Шепчущего. Да так его ободрали, что он трое суток подыхал на колу без шкуры. Бан специально привел мастеров аж из самого Ольтомара. Те так умеют башку разделывать, что весь студень внутри видать, а человек глазами ворочает и ничего не чует…

Магвер кивал, прикидываясь, будто внимательно слушает Гораду. Ему необходимо было увидеться с Острым. К сожалению, ближайшая встреча была назначена лишь на третий день.

— Шепчущие все меньше поучают, — продолжала Горада. — Когда-то объясняли, что делать против распухания, и как читать руны, и как ветер заговаривать, чтобы нес по вырубке огонь в нужную сторону. А теперь только то и знают, что болтать о былых временах, о бане да о Гвардии. Крестьяне любят про это послушать…

— Это ж ведь тоже наука. О древних-то временах.

— Какая мне польза от такой науки? Каши из нее не сваришь. — Горада подошла к окну, видя, что во двор вбежал мальчонок. Он остановился перед домом. Утомленный долгим бегом, несколько раз глубоко вздохнул и спросил:

— Здесь живет господин Асга?

— Это я. — Магвер подошел к окну.

— Мне велено повторить слова: «Я помню, что ты говорил, и думаю об этом. Буду ждать».

Магвер кивнул. Покопался в мешочке и кинул пареньку платежную бусинку. Малец развернулся и направился к воротам. Множество таких пацанят обычно крутилось по базарам Даборы. За небольшую плату они разносили сведения, письма и мелкие грузы в пределах города, а порой и по близлежащим деревням.

Магвер прижал руку к оконной раме.

Острый, один из наиболее влиятельных Шепчущих, вызывал его. Слова, переданные мальчишкой, были одним из условных вызовов… Острый ожидает его на Тропе Арфанов и будет ждать, пока Магвер не придет.

Именно сейчас, когда Магверу это было особенно нужно, Острый явился как по вызову.

Случайность или же Острый каким-то таинственным образом услышал мысли Магвера о помощи…

— Я ухожу, Горада. — Магвер отвернулся от окна. — Не знаю, когда вернусь, но приготовь что-нибудь поесть.

— Хорошо…

— И ложись спать. Может, я тебя разбужу.

— Хорошо, — улыбнулась она.

* * *

Он оттолкнул протянутую руку попрошайки, отругав про себя всех мошенников, промышлявших у Петушиных Ворот. Стоило задержаться или хотя бы ненамного сбавить шаг, как они окружали человека — старые и молодые, со скрюченными руками, кривыми шеями, слепые, безногие и безумные. Время от времени бан приказывал городовым очищать улицы от нищих и попрошаек. Тогда они убегали, и сколько же хромых мгновенно оказывались вполне ходячими с крепкими, здоровыми ногами, сколько слепцов прозревало, а немых обретало речь — никому не сосчитать.