Читать книгу "Жизнь взаймы - Эрих Мария Ремарк"

Как только машина остановилась, Хольман выбежал ей навстречу. Клерфэ смотрел на него пораженный: он думал, что Хольман лежит в постели.

— Клерфэ! — закричал Хольман. — Нет, я не ошибся. Я сразу узнал мотор! «Он рычит, как старик "Джузеппе"», — подумал я. И вот вы оба здесь! — Он возбужденно тряс руку Клерфэ. — Ну и сюрприз! Да еще вместе со старым львом «Джузеппе»! Ведь это сам «Джузеппе», а не его младший брат?

— Это «Джузеппе». — Клерфэ вышел из машины. — И с теми же капризами, что и раньше, хотя теперь он уже на пенсии. Я купил его у фирмы, чтобы спасти от худшей судьбы. А он платит мне тем, что немедленно забрасывает маслом свечи, как только я замечтаюсь в пути. У него характерец дай Боже.

Хольман рассмеялся. Он никак не мог отойти от машины. На ней он раз десять, а то и больше, участвовал в гонках.

Клерфэ посмотрел на Хольмана.

— Ты хорошо выглядишь, — сказал он. — А я думал, что ты в постели. Тут скорее отель, чем санаторий.

— Все это входит в курс лечения. Прикладная психология. Два слова здесь, в горах, табу — болезнь и смерть. Одно из них слишком старомодное, другое — слишком само собой разумеющееся.

Клерфэ рассмеялся.

— Совсем как у нас. Правда?

— Да, похоже на то, как было у нас внизу. — Хольман отвернулся от машины. — Входи, Клерфэ! Хочешь выпить?

— А что здесь есть?

— Официально — только соки и минеральная вода. Неофициально, — Хольман похлопал по боковому карману, — плоские бутылки с джином и коньяком, которые легко спрятать; благодаря им апельсиновый сок больше радует душу. Откуда ты?

— Из Монте-Карло.

Хольман остановился.

— Там были гонки?

— Ты что, не читаешь спортивной хроники?

Хольман отвел глаза.

— Вначале читал. А в последние месяцы бросил. Идиотизм, правда?

— Нет, — ответил Клерфэ. — Правильно! Будешь читать, когда снова начнешь ездить.

— Кто ездил с тобой в Монте-Карло?

— Торриани.

— Торриани? Ты с ним теперь постоянно ездишь?

— Нет, — сказал Клерфэ, — я езжу то с одним, то с другим. Жду тебя.

Он говорил неправду. Вот уже полгода, как он ездил с Торриани; но поскольку Хольман не читал больше спортивной хроники, ему можно было спокойно солгать.

— Мы все ждем тебя, — добавил он.

— В самом деле? Вы меня еще не забыли?

— Не будь дураком.

Хольман сиял.

— Как было в Монте-Карло?

— Никак. Поршни заклинило. Я выбыл.

— С «Джузеппе»?

— Нет, с его младшим братом.

— «Джузеппе» тебе отомстил.

Хольман засмеялся; лучшим лекарством для него было сообщение о том, что Клерфэ не победил с его преемником. Он хотел продолжать расспросы — в один миг к нему вернулась прежняя восторженность, — но Клерфэ поднял руку.

— У вас тут два табу, прибавим к ним еще одно — гонки: не будем говорить о них.

— Но… Клерфэ! Это совершенно невозможно. Почему?

— Я устал. Я приехал сюда отдохнуть и хоть несколько дней не слышать об этом безобразии, будь оно проклято! Не хочу ничего слышать о сверхбыстроходных машинах, на которых людей заставляют мчаться с бешеной скоростью.

Хольман внимательно посмотрел на него.

— Что-нибудь случилось?

— Нет, просто я суеверен. Мой контракт истекает и еще не возобновлен. Вот и все.

— Клерфэ, — сказал Хольман спокойно, — кто разбился?

— Сильва.

— Умер?

— Еще нет. Если ему повезет, отделается ампутацией ноги. Но та, сумасшедшая, которая с ним повсюду разъезжала, самозванная баронесса, отказывается видеть его. Сидит в казино и ревет. Ей не нужен калека… А теперь пошли, и дай мне джину.

Они сели за столик у окна. Отпив немного апельсинового соку, Клерфэ под столом долил в свой стакан джину.

— Как на школьной экскурсии. Последний раз я делал это тогда. Пятьсот лет назад.

Хольман забрал у него плоскую бутылку.

— Гостям дают спиртное. Но так проще.

Клерфэ огляделся.

— Здесь все больные?

— Нет. Есть и гости.

— Те, что с бледными лицами, — это больные?

— Нет, это здоровые. Они такие бледные потому, что только сейчас поднялись в горы. Сколько ты сможешь у нас пробыть?

— Два-три дня. Где тут можно остановиться?

— В «Палас-отеле». Там хороший бар.

* * *

Клерфэ увидел в окно санки и лошадей, которые испугались машины. Они подъехали к входу. Овчарка, лежавшая в холле, бросилась через открытую дверь к мужчине в меховой шапке и прыгнула ему на грудь.

— Кто это? — спросил Клерфэ.

— Женщина?

— Нет, мужчина.

— Русский. Борис Волков.

— Советский?

— Нет, белоэмигрант. В. виде исключения, этот не бедный и не из бывших великих князей. Его отец своевременно, до того как его расстреляли, открыл текущий счет в Лондоне; мать явилась сюда с горстью изумрудов, каждый величиной с вишневую косточку, она их не то проглотила, не то зашила в корсет. В то время еще носили корсеты.

Клерфэ улыбнулся.

— Откуда ты это знаешь?

— Здесь быстро узнаешь все друг о друге, стоит только побыть подольше, — ответил Хольман с легкой горечью. — Через две недели, когда кончится спортивный сезон, мы опять до конца года окажемся всего-навсего в маленькой деревушке.

Несколько человек невысокого роста, одетые в черное, прошли почти вплотную к Клерфэ и Хольману. Протискиваясь к своему столику, они оживленно разговаривали по-испански.

— Для маленькой деревушки вы тут слишком интернациональны, — заметил Клерфэ.

— Это правда. Смерть все еще не стала шовинисткой.

— В этом я не так уж уверен.

Клерфэ смотрел, как женщина выходила из санок. Потом взглянул на Хольмана.

— Что с тобой? — спросил он. — Мировая скорбь?

Хольман покачал головой.

— Нет, ничего. Но иногда вдруг кажется, что это заведение — просто большая тюрьма. Пусть солнечная и комфортабельная, но все же тюрьма.

Клерфэ ничего не ответил. Он знал другие тюрьмы. Но он знал также, почему Хольман об этом подумал. Все дело было в машине. Его взволновал «Джузеппе». Клерфэ вновь посмотрел в окно. Солнце стояло очень низко, окрашивая снег в мрачный красноватый цвет. Русский и женщина, переговариваясь, стояли у входа.