Читать книгу "Поцеловать осиное гнездо - Джонатан Кэрролл"

Воцарилась долгая пауза; мы буравили друг друга глазами, как на дуэли.

– Не пойму вот после таких слов – ты кто, сука или пророчица?

– Сука. Сука, которая хочет заставить тебя работать, чтобы прокормить твоих бывших жен.

Ирония состояла в том, что первоначально этот день предполагался как праздничный. Только что вышла в мягком переплете моя последняя книга «Волшебный завтрак», и я приехал в Нью-Йорк, чтобы раздавать автографы в книжном магазине «Личина» у моего друга Ганса Лахнера.

Люблю надписывать книги. Это тот редкий случай, когда лицом к лицу встречаешься с людьми, разделившими с тобой самую важную часть твоей жизни – время, когда ты рассказываешь им истории. Конечно, то и дело попадаются чокнутые, желающие получить автограф на полотенце, или такие, с кем не решишься сесть рядом в метро, но в целом это приятное времяпрепровождение, да и послушать комплименты своей работе не обидно. Сначала такие мероприятия пугали меня, так как я был убежден, что никто не придет. Но никогда не забуду своих чувств, когда впервые пошел на такую встречу с раздачей автографов и увидел ожидавшую меня толпу. Это был восторг.

Ганс Лахнер несколько лет работал редактором в одном знаменитом издательстве, но все эти интриги и мышиная возня ему осточертели. Получив наследство после смерти родителей, он вложил его в «Личину». Магазин был маленький, но прекрасно оформленный и уютный, а Ганс обладал безупречным литературным вкусом. Однажды я вошел туда и застал его увлеченным беседой с Габриэлем Гарсиа Маркесом.

– А я и не знал, что ты говоришь по-испански, – сказал я ему потом.

– Я и не говорю, – ответил Ганс – Но в тот день научился.

Он рекомендовал мой третий роман, «Татуированный город», знакомому голливудскому продюсеру, который роман купил и в конечном итоге снял по нему фильм. Я был очень обязан Гансу и всеми силами стремился отплатить за добро.

Когда я вошел в «Личину» после обеда с Патрисией, вид у меня был, наверное, как у Питера Лорри в «М», потому что Ганс сразу же подошел и сказал, что выгляжу я дерьмово.

– Дерьмо-то какое – собачье или человеческое? Это большая разница.

– Что с тобой?

– Я только что обедал со своим агентом, и она сделала из меня отбивную.

– Мистер Байер?

Мгновенно нацепив улыбку, я обернулся, и мне прямо в морду сверкнула фотовспышка. Когда множество солнц, прилепившихся к моей сетчатке, отгорели, я различил круглолицую женщину в футболке с престижным лейблом и больших очках в серебристой оправе.

– Не возражаешь, Ганс? – Она всучила ему фотоаппарат и встала рядом со мной, взяв под руку. Ганс сосчитал до трех и снова ослепил меня вспышкой.

– Меня зовут Таня. Когда будете надписывать книги, не забудьте, пожалуйста, что меня зовут Таня.

– Хорошо.

Она взяла свой фотоаппарат и поспешила прочь. Обняв за плечи, Ганс увлек меня в дальний угол, где дожидались стол и кресло.

– Таня всегда покупает по два экземпляра твоих книг. Второй дарит сестре.

– Да благословит ее Бог!

Я уселся, и ко мне стали нерешительно подходить первые любители автографов, словно боясь меня потревожить. Я по мере сил старался быть любезным, всегда спрашивал у них имя и писал что-нибудь личное, чтобы они, взглянув на надпись, улыбнулись. «Завтрак с Чарльзом. Благодарю за разделенную трапезу». «Дженнифер – с приветом от Кудесника». «Тане, которая всегда покупает две книги и заслуживает двойной благодарности за поддержку». За раздачей автографов, улыбками и короткой болтовней время шло незаметно.

– Меня зовут Вероника. У меня целая пачка, так что будет здорово, если вы просто надпишете их и... Ну, понимаете, просто надпишете.

Когда она подошла к столу, Ганс протянул мне стакан кока-колы, и когда девушка заговорила, я не смотрел на нее. Поставив стакан, я увидел самую верхнюю книжку в пачке – немецкое издание моего первого романа.

– Черт возьми! Где вы ее раздобыли?

Я с улыбкой взглянул на Веронику и замер. Это была калифорнийская блондинка; ее платиновые волосы волнами ниспадали на плечи, а кожа была такой блестящей и гладкой, что если пробудешь рядом слишком долго, то придется сесть себе на руки, чтобы чего не вышло. Ее огромные зеленые глаза светились дружелюбием, но в них были глубина и ум, которые оценивали тебя и в то же время манили. Полные губы казались почти пурпурными, хотя было ясно, что губной помадой она не пользуется. Это был декадентский рот, явно чересчур декадентский для такого лучезарного лица, и я не знал, нравится ли мне такое противоречие. Оно зажгло меня, но я не понял, понравилось ли оно мне.

– Я купила ее в Германии, когда была там. Я пытаюсь собрать все издания ваших книг, но это нелегко.

– Вы коллекционер?

– Да нет. Я просто люблю ваши книги.

Я открыл книгу на титульном листе.

– Значит, ваше имя...

– Вероника. Вероника Лейк. Моя ручка замерла.

– Как?

Она рассмеялась глубоким, мужским смехом.

– Да, вот такое имя. Наверное, моя мать была не чужда садизма.

– И вы так похожи на нее! Это все равно, что вам назвать сына Кларк Гейбл.

– Ну, в Южной Америке детишкам дают имя Иисус.

– Да, и потому они, когда умрут, могут попасть на небеса. А вы, Вероника, когда умрете, попадете в Голливуд.

Я надписал книгу и потянулся к следующей. Японское издание. За ним последовало испанское. Не считая собственных полок, я нигде не видел подобной коллекции.

– Вы пишете такие книги, которые я сама бы написала, если бы только умела. Я их понимаю.

– Вы не выйдете за меня замуж?

Она мило надула губы:

– Вы ведь женаты.

Я продолжил надписывать книги:

– Уже почти нет.

Но тут я ощутил чью-то руку у себя на плече и незабываемый запах одеколона моего незабываемого редактора Аурелио Пармы.

– Сэм-обманщик! Фараонов-то куда задевал?

Я мгновенно насторожился:

– Обманщик? Ты на что это намекаешь, Аурелио?

– Да нет. Я просто пришел понаблюдать за тобой. Я его редактор, – обернувшись к Веронике, важно сообщил Аурелио в лучшей манере типа «L'etat, c'est moi»* [«Государство – это я» (фр.).] и ослепил девушку своей итальянской улыбкой.

– А я его поклонница, – ответила она без тени улыбки.

– Тут она тебя обскакала, босс.

Аурелио не любил, когда его обскакивали, и бросил на Веронику взгляд, от которого растаял бы пармезан, а она в ответ посмотрела на него будто на сноску петитом. Моя поклонница победила, и он удалился.

– А вы дипломат, Вероника!