Читать книгу "Под созвездием Меча - Сергей Куприянов"

Вдруг он почувствовал, как кто-то схватил его за ногу. Рядом с арбой семенил немолодой крестьянин, что-то поспешно прожевывая и умоляюще глядя на него снизу вверх. Наконец отчаянным усилием он проглотил, так что комок прокатился по горлу, а плечи поднялись до ушей, и сразу, без вздоха, запричитал:

– Пощади, господин! Пощади!

Пакит всмотрелся в его загорелое лицо, изрезанное светлыми нитками морщин, и смилостивился. В сущности, не его это дело воевать с землепашцами, которые откликнулись на призыв властителя везти припасы в столицу, где сейчас скопилось много войска. Но тем не менее решил проучить бестолкового, преградившего путь дворцовому воину. Натянул вожжи, заставляя мула остановиться, и грозно вопросил:

– К смотрящим захотел?

Крестьянин отчаянно замотал головой, продолжая твердить свое: «Пощади».

– Гляди у меня! – сурово пригрозил Пакит, бросил вожжи и легко соскочил на землю, в прыжке успев толкнуть недотепу ножнами своего кривого меча так, что тот едва не опрокинулся навзничь. И пошел, не оглядываясь, когда за его спиной раздался раскатистый смех, похожий на ослиное ржание. Пакит остановился и гневно оглянулся. Но источником смеха был явно не крестьянин; тот суетливо возился с перепутавшимися вожжами, вжав голову в плечи и боязливо озираясь. Тогда кто посмел смеяться в спину дворцовому воину?!

Здесь, в двух шагах от базара, было полно харчевен, запивочных и едален. Больших, маленьких, совсем крошечных, даже просто столиков с разложенными на них кусками вываренного в масле мяса и горками полусырых подсоленных бобов, после которых страшно хочется пить, для чего здесь же, в шаге или двух, предлагался кислый лум, разлитый в высокие медные и глиняные кувшины, после которого сводит челюсти и хочется напиться просто воды, которая здесь тоже продается. Навесы, столики, запахи, ровный гомон, перемежаемый выкриками торговцев, и ароматы, ароматы, от которых хочется есть независимо от того, сыт ты или только что с набитым брюхом выполз из-за стола.

Источник неумеренного веселья обнаружился под полосатым навесом едальни, лежащим на тюфяке из конского волоса рядом с низеньким столиком, уставленным глиняными тарелками с едой. Да он и не скрывался. Какого дьявола скрываться командиру роты Синих! Он ржал и приветственно махал рукой, подзывая Пакита.

Тот, оглянувшись на восьмигранную башню Тюа, решил, что время у него еще есть, и направился к довольно осклабившемуся командиру Алкиа, приподнимающемуся навстречу.

Их наручи привычно стукнулись, оба воина подержали друг друга за локти в приветственном жесте, и Пакит сел на услужливо подставленную служкой низенькую табуретку, покрытую волосяной подушкой. Скрестил ноги и поправил улегшийся на землю меч.

– Здорово ты этого деревенщину, – довольно объявил Алкиа, кидая в жадный красногубый рот вываренную в горчичном масле фасолину.

– Так ему и надо, сиволапому.

– Поешь?

– Нет, сыт. Да и спешу, – не очень осмотрительно обмолвился Пакит.

– Служба?

– Начальник стражи вызывает. А ты как здесь?

Синие, как и другие роты, охраняли каждая свой участок городской стены, башню – одну или две – и ворота, если таковые имелись. Соответственно контролировали и прилегающие к ним кварталы. Там у них были казармы, у офицеров дома, там они предпочитали столоваться и проводить свободное время, без нужды не суясь на чужую территорию. Не то чтобы это было рискованно, но, учитывая, что каждая рота ревностно относилась к неприкосновенности своей территории, инциденты все же случались. Здесь же была территория роты Львов, с командиром которой у Алкиа были не самые дружеские отношения; в прошлом году они повздорили из-за одной танцорки.

Командир Синих быстро оглядел улицу.

– Да вот, послы тут интересные через мои ворота прошли.

Пакит кивнул. Послов в последнее время было действительно много. Их появление служило явной приметой того, что назревают серьезные события. Впрочем, это ни для кого уже не было секретом. Да и какой может быть секрет, если в городе и под его стенами полно солдат, собранных со всей страны, на расстоянии двух дневных переходов разбили лагерь степняки – об этом открыто рассказывали торговцы, ведшие в город караваны с товаром и припасами. А дальше, в предгорьях, – это знали немногие – собиралось войско горцев, тайно собиралось, без шума. И – Пакит это тоже знал – пока было не очень понятно, на чьей стороне они выступят. На стороне властителя Маришита или же пока еще его сюзерена императора Юлита. Шли тяжелые переговоры. А в городе царило то полуистеричное оживление, которое появляется всегда, когда в ближайшем будущем ожидаются боевые действия, когда обилие военных означает подъем торговли, когда сам вид этих военных вызывает страх пополам с надеждой на перемены к лучшему, но какому точно – неведомо, и оттого делается еще страшней и веселей. Напряжение было как перед грозой, которая не то напоит землю долгожданной влагой, не то сметет посевы и жилища полноводными потоками, унося людей и скот.

Пакит из вежливости к хозяину стола положил в рот одну за другой две фасолины, разжевал их и благодарно наклонил голову. Пора было идти во дворец.

– Благодарю за приглашение за твой стол.

– Пусть всем нам будет, – скороговоркой ответил Алкиа ритуальной фразой. – Заходи вечером. Сегодня жалованье выдают. Большая игра намечается.

– Зайду. Если начальник стражи работенки не подкинет.

– Это да, это запросто. Служба. Ну, освободишься...

– Увидимся, – вместо прощания сказал Пакит, поднимаясь.

Тень на башне Тюа переползала на грань Мышь. Надо было спешить.

Арбы селянина видно не было. Зато на ее месте стоял смотрящий с дубинкой в руке, похлопывая ею по ладони и хозяйски оглядывая улочку. Торговцы, встречаясь с ним глазами, угодливо улыбались. Заметив дворцового воина, страж порядка поспешно отвел взгляд и вразвалочку двинулся к лавчонке, хозяин которой громко, напоказ, ругал своего работника.

Выходить на торговую площадь Пакит не стал. Не потому, что там людно и шумно. Просто он не собирался входить во дворец через главные ворота, через которые выезжал к своему народу владыка, а к нему под алчущими взглядами толпы приходили послы и большие вельможи, которым такие взгляды всласть. Большую часть времени ворота бывали закрыты, и перед ними стояли суровые стражники с длинными пиками и широкими мечами, одним своим видом отпугивая любопытных. Обогнув торжище по проулку, Пакит вышел к боковым воротам, называемым Черными. Вот тут-то кипела настоящая жизнь. Входили и выходили люди, большинство с оружием, проезжали повозки с провизией, шмыгали служки, проносились гонцы. Здесь все были свои, дворцовые.

Начальника дворцовой стражи он нашел в караульном помещении, с сосредоточенным видом рассматривающего амуницию новобранца, призванного на службу третьего дня. Одежда и доспех сидели на парне колом, словно с чужого плеча, хотя за это время все ему должны были подогнать. Впрочем, так бывает почти всегда, исключения редки. Сам Пакит, когда впервые надел форму, чувствовал себя в ней так же, как, наверное, чувствует себя угорь, попавший в горшок, где из него собираются готовить суп. Тесно, непривычно, неудобно, жестко и еще страшно. Гордость и радость, которые в первое время испытывает новобранец, в эти моменты уходят в тень.