Читать книгу "Стражники Иерусалима - Франциска Вульф"

Мелеахим взглянул на небо. До того как проснется город и откроется базар, оставалось еще не меньше двух часов. Значит, у него в запасе есть уйма времени, чтобы немного отдохнуть от долгой, изнурительной дороги, а потом продолжить путь и успеть разложить свой товар перед первыми покупателями. Лучше подождать, когда на воротах сменится ночная стража и будут погашены костры. В начале своей вахты янычары обычно бывали настроены более миролюбиво, чем в конце. Да, лучше он немного обождет.

Мелеахим решил укрыться в густом кустарнике, росшем вдоль дороги. Кусты могли хоть немного спасти от колючего ветра, налетавшего короткими, но сильными порывами и швырявшего в лицо песок и сухие листья, острые как иголки. Осторожно поставив рядом два больших узла с глиняной посудой, гончар вытянул натруженные ноги и руки. Да, немного отдыха ему не помешает. Тем легче будет преодолеть последний отрезок пути.

«Это возраст», – подумал Мелеахим, растирая ноющие плечи. Прежде каждую пятницу он с легкостью взваливал на себя этот груз. Но в последнее время узлы с каждым разом казались ему все тяжелее и тяжелее, а дорога – все длиннее и длиннее.

Нет, ему грех жаловаться. Господь всегда был милостив к нему. Послал ему добрую, честную жену и пять любящих дочерей, уже одаривших его дюжиной внуков. Он любил свою семью и свою работу. Миски, кувшины, кружки и тарелки, выходившие из-под его умелых рук, украшали столы даже благородных горожан Иерусалима. А когда гончар возвращался домой, в его кошельке позванивали монеты, услаждая сердце. Трудом своих рук он мог обеспечить семье скромную, но безбедную жизнь. Дай Бог, чтобы и сегодня все было так же.

Мелеахим вздрогнул. До его ушей донеслись чьи-то голоса, и он понял, что невольно задремал. Наверно, прошло около часа. Солнце поднялось еще не очень высоко, и базар наверняка еще не открылся. И все же пора отправляться в путь. Но только гончар решил собрать свои узлы и встать, как снова услышал громкие голоса, разбудившие его. Они приближались. Мелеахим хотел было поприветствовать незнакомцев и поблагодарить их за то, что вовремя разбудили его, но в последний момент передумал. Сам не зная почему, он предпочел не показываться чужакам. Поэтому, вместо того чтобы выйти им навстречу и проделать оставшийся путь к городу в их обществе, он пригнулся за кустами и, затаив дыхание, стал наблюдать.

По дороге шли двое мужчин в долгополых дорожных плащах. Лиц их из-под накинутых на голову капюшонов не было видно. Один из них опирался при ходьбе на посох. По их виду можно было сказать, что они уже давно в пути: одежда была запыленной, а за плечами висели большие, но пустые кожаные мешки.

«Должно быть, это пилигримы», – промелькнуло в голове у Мелеахима. В Иерусалим постоянно приходило множество самых разных паломников: и иудеев, и христиан, и мусульман. Одни шли к Стене Плача, другие – к храму Гроба Господня, третьи – в мечеть Куббатас-Сахра, возведенную при Омаре I. А порой, если приближался один из великих праздников, в Иерусалим двигалось столько паломников, что дорога, если смотреть на нее сверху, с гор, напоминала муравейник, и пробиться на базар было очень трудно.

Мелеахим снова прикинул, не следует ли ему все же заговорить с незнакомцами. Паломники были людьми неопасными, а если они пришли издалека, то наверняка смогут порассказать много интересных историй. И все же он не осмелился. Наверное, оттого, что не видел их лиц. Мелеахим по опыту знал, что далеко не все христиане и мусульмане дружелюбно относились к евреям.

Путники приблизились и наконец остановились – как раз возле того куста, за которым укрылся Мелеахим. Он затаил дыхание.

Первый из паломников что-то сказал. Голос был молодой, но язык – незнакомым, и Мелеахим не понял ни единого слова.

– Говори на иврите, Стефано, – откликнулся его собеседник с сильным акцентом. – В конце концов, это язык нашего Господа. К тому же тебе придется привыкать к нему. Стефано смиренно склонил голову.

– Мы пришли, отец Джакомо, – медленно произнес он, с трудом выговаривая древнееврейские слова.

– Да, мы у цели, – вздохнув, подтвердил второй, видимо, пожилой человек. – Долог был путь и труден, но мы все же добрались. Иерусалим, святой город. Место, где принял свою смерть на кресте наш Господь. Скоро мы будем стоять у Его Гроба, на том месте, где ангел возвестил ученикам о Его Воскресении. Мы будем молиться и просить Его дать нам силу, дабы исполнить нашу миссию. – Говорил отец Джакомо вкрадчиво и вполне миролюбиво, но по спине у Мелеахима почему-то побежали мурашки. – Наконец час пробил.

– Аллилуйя, – провозгласил Стефано.

– Сегодня великий день. Приближается конец господства богохульников над святыми местами, наконец-то Крест возвысится над полумесяцем и звездой Давида. В этот день начнется последний крестовый поход.

– Аминь.

– Пойдем, Стефано. – Отец Джакомо положил руку на плечо своего молодого спутника. – Войдем же в ворота и приступим к той великой миссии, для которой Господь избрал нас.

Паломники отправились дальше, ускорив шаг, словно им не терпелось побыстрей добраться до городских ворот и начать свое дело – что бы они ни имели в виду под последним «крестовым походом».

Мелеахим задрожал всем телом. Сам он не пережил ни одного крестового похода; не выпали они, слава Богу, и на долю его деда и прадеда. Однако он хорошо знал те страшные истории, которые, несмотря на прошедшие с тех пор столетия, все еще пересказывали друг другу жители Иерусалима. Истории о рыцарях в сверкающих латах под развевающимися знаменами, от мечей и копий которых потоками лилась кровь иудеев и мусульман. Это были рассказы о невообразимых зверствах; те давние события казались настолько чудовищными, что говорили о них только вполголоса и в темноте, при закрытых дверях и окнах, когда уже спали дети. К счастью, весь этот ужас остался далеко в прошлом. Во всяком случае, так гончар думал до сих пор. И тут вдруг появляются эти двое и почему-то толкуют о новом крестовом походе – о последнем! Может быть, это были посланные вперед разведчики, а где-то в горах скрывается войско, ожидающее удобного момента, чтобы напасть на Иерусалим?

Мелеахим задумался. Как ему лучше поступить? Пойти к янычарам и предупредить их? Донести на этих пилигримов? А что будет потом? Поверят ли ему солдаты или высмеют и обругают старым дураком? И даже если ему поверят, то ведь он же так и не увидел лиц этих странников. Ему было неведомо, откуда они пришли, кто они такие, на каком языке говорили вначале. И вообще он не мог сказать о них ничего, кроме того, что это были паломники, закутанные в пыльные дорожные плащи, а такие паломники сотнями приходили в Иерусалим.

Вероятность отыскать их в людской толпе была ничтожна. К тому же Мелеахим мог просто ошибиться, ведь слушал он спросонья. Иврит, на котором они потом стали говорить, был отнюдь не безупречен, да еще с акцентом.

Гончар облизнул губы, вдруг настолько пересохшие, словно он долго блуждал по пустыне. Он с трудом поднялся, собрал свои вещи и двинулся к городу. Чем ближе он подходил к воротам, тем больше уверовал в то, что все-таки ошибся.