Читать книгу "Крутые-крутые игрушки для крутых-крутых мальчиков - Уилл Селф"

Лондон был хорошим работником. Кое-где срезал углы, но в общем и целом следовал указаниям босса дословно. А в одном вопросе он действительно проявил себя как серьезный молодой человек: никогда не прикасался к продукту. Косячок-другой для расслабона — не вопрос. Но никаких камней, никакой дури, никакого крэка — и даже никакого порошка.

Лондон насмотрелся и на покупателей, и на своих собратьев — дилеров и гонцов. Насмотрелся на то, как у них коротило мозги. Коротило так, что они видели то, чего не было: проволочные пружины, торчащие из плоти, — доказательство, что инопланетяне засунули передатчик им в мозг. И слышали то, чего не было, типа стрекота лопастей несуществующих вертолетов Госнаркоконтроля, кружащих над их домами. Так что Лондон не трогал «дурь» — и даже не хотел трогать.

Год толкать крэк в Тренчтауне — более полной подготовки и быть не может. Это бизнес того рода, где после обучения на рабочем месте сразу выходишь на пенсию, без особого карьерного роста в промежутке. Лондон начал приобретать авторитет, так что Сканк отправил его в Филадельфию, где существовало множество возможностей для бизнеса, да и столь успешное десятилетие подходило уже к концу.

Лондон просто не мог поверить тому, что увидел в Филадельфии. Он просто не мог поверить, что ему и его браткам чуть ли не все сходило с рук. Стоило выбраться из делового центра и белых кварталов, и можно было практически безболезненно палить изо всех стволов. Иногда Лондон велел своим ребятам опустить окна рабочего фургона, и они просто стреляли, никуда особо не целясь, поливая старые коричневые здания дождем девятимиллиметрового калибра.

Но в основном стволы служили только для устрашения. Ямайцы пользовались в Филадельфии славой настолько дурной, что мочить кого-то им практически не приходилось. Так что бизнес там ничем не отличался от обычной торговой сети — контроль поставок, отчисления от продаж, улаживание проблем с персоналом. Лондону стало скучно, и он стал заниматься тем, чем не следовало. К продукту он по-прежнему не прикасался — не такой он был дурак, — но занялся кое-чем похуже. Он пошел против Сканка.

Когда третий килограмм пропал без вести, Сканк почуял неладное и послал быка поговорить со своим заморским представителем. Лондон к тому времени уже скрылся и замел следы — сначала рейс BIWI до Тринидада, а оттуда в Лондон самолетом British Airways.

Оказавшись в Лондоне, Лондон избавился от прозвища, не имевшего теперь никакого значения. Какое- то время он был никто и звался никак. Шатался по Харлесдену, играл в бильярд с Тембе и другими безработными. Жил на украденные у Сканка деньги и не высовывался. Возможностей для шустрого парня, знающего, как обращаться со стволом, открывалось множество, но он видел, что происходило в Тренчтауне и в Филадельфии, и знал, что надолго его не хватит. К тому же у местных ментов был свой подход к черным ребятам с огнестрелом — огонь на поражение. С ямайцами он тоже никаких дел вести не мог. Рано или поздно об этом донесли бы Сканку, чьи методы ничем не отличались от полицейских.

Сам толком не поняв, как все произошло, он оказался в вербовочном пункте на Тоттенхэм-Корт-роуд. Среднее образование? Есть. Опыт? Кадетский корпус, все дела. Он думал, что это поможет объяснить, откуда он разбирается в оружии, но в учебке полковой старшина сразу просек, что кадет из него никакой. Полк? Что-нибудь серьезное, настоящие бойцы. Пехота, все дела. «Королевские зеленые мундиры»? Почему бы и нет?

Имя «Банту» на форме смотрелось откровенно по- идиотски. Он ухмыльнулся сержанту:

— Хотели назвать Зулу, да не вышло.

— Сынок, нам плевать, как ты себя зовешь. У тебя теперь новая семья, и, если охота, возьми себе новое имя.

Так он стал Дэнни. На дворе стоял 1991 год, и Дэнни подписался на два года службы.

Теперь у него хотя бы был дом, куда он мог вернуться после армии. Он был достаточно предусмотрителен и вложил большую часть денег Сканка в хату на Лeoпольд-роуд. Эдвардианского стиля дом для Хетти, и Даркуса, и Тембе, и всей прочей родни. Дэнни ощущал себя невольным отцом семейства и переложил все обязанности на тетю Хетти. Но, когда он вернулся, все изменилось: Хетти умерла, а Даркус почти впал в маразм — клевал носом над сводками бегов, нуждался в помощи сиделки, и даже еду ему приходилось доставлять на дом. Дэнни был оскорблен тем, насколько заброшенным оказался его дядя.

Дом и сам разваливался. Стоило топнуть ногой в гостиной или пробежаться по лестнице, и потолок выдыхал маленькие облачка штукатурки. Канализацию постоянно забивало, и под окнами второго этажа постоянно образовывались сырые пятна. На кухне, у плиты, отошедший линолеум обнажал другие, древние слои линолеума - словно мертвая кожа, пропитанная жиром и грязью.

Армия изменила Дэнни. Когда он записывался в нее, то был злобным, склонным к насилию цветным подростком; вернулся же разочарованным, умелым, злобным черным мужчиной. Да и выглядел он теперь по-другому. Никаких украшений, никаких увесистых золотых колец (на пальцах и в ухе), никаких браслетов. Вместо замысловатой прически — аккуратная короткая стрижка и одежда, без слов говорящая: военная подготовка. Дэнни всегда был худым, но в армии он оброс мышцами. Он был темнее Тембе, и черты лица у него были острее. Теперь он стал плотным и компактным, словно кто-то сточил с него все лишнее.

— Ну, и чё терь делать будешь? — спросил Тембе, когда они сидели перед телевизором и смотрели вечерние субботние скачки, потягивая пиво и смоля косячки. Даркус дремал в углу. На экране мужчина с бакенбардами блеял прогноз следующего забега.

— А хэ зэ. Без уголовщины, этточно. Хорош, насмотрелся на всю оставшуюся.

— Ага. Убийства. — Тембе оживленно подтянулся, вцепившись в подлокотники. — Банту, расскажи, а? Про убийства там, все такое. Каково в бою по натуре?

— Дэнни. Меня зовут Дэнни. Не забывай, придурок. Банту умер. И еще — хорош спрашивать о войне. Тебе лучше не знать. Расскажи я тебе хоть половину, ты бы тут в штаны наложил. Так что забудь.

— Но... но... если не товар толкать, чё тогда делать- то будешь?

— Займусь ручным, мать твою, трудом. Вот что я буду делать, братишка. Ты посмотри, дом в каком состоянии. Если хочешь здесь и дальше жить с этой своей жирной шалавой, лучше и сам чего сделай. Поможешь мне навести тут порядок.

«Жирной шалавой» была Бренда, подружка Тембе, въехавшая к нему через неделю после того, как брат уехал служить. Они спали вместе в беспорядочной куче наверху — пропитывая простыни потом и отходя от пьянок, или крэка, или того и другого.

Дэнни начал с подвала.

— Гидроизоляция, да? — спросил Даркус, выныривая из забытья и вспоминая, как четыре десятка лет тому назад работал на стройке. — Тащи сюда этот мешок, ниггер. — Ирландский хохот, густой, как овсянка, цемент, боль в запястьях.

— Ага. Так и есть, дядя. Вычищу всю гниль из той стены и укреплю заново.

— Подпорная стенка, да?

— Не-не-не, это другая.