Читать книгу "Много шума из-за одного покойника - Шарлин Харрис"

На протяжении всей прогулки я не встретила ни души, но неожиданно меня посетило ощущение чьего-то близкого присутствия. На другой стороне улицы в темноте кто-то шевелился.

Я инстинктивно отступила в тень раскидистого дуба, росшего на самой границе парка. Его ветви нависали прямо над тротуаром. Человек, находящийся на той стороне улицы, вряд ли разглядел бы меня под их прикрытием. Мое сердце колотилось как сумасшедшее.

«Какая же ты крутая! — высмеяла я себя. — Что подумал бы Маршалл, увидев тебя сейчас?» Впрочем, мне хватило мгновения, чтобы опомниться, и я решила, что Маршалл, пожалуй, подумал бы, что я поступаю разумно.

Я осторожно выглянула из-за толстого ствола. В середине улицы — там, где находился неизвестный, — тьма казалась почти кромешной. Я не могла даже с уверенностью сказать, был ли это мужчина или женщина. В голове вдруг промелькнуло неприятное воспоминание о фразе, которой моя бабушка неосознанно приводила в замешательство всю нашу семью: «Чернее, чем беззубый негр в угольной шахте». Или же наоборот, ее довольный вид от этой заезженной остроты был вызван откровенно страдальческими взглядами, которыми обменивались мои родители.

Моя воинственная бабуля не преминула бы теперь выбежать на середину улицы и поинтересоваться, кому там что понадобилось. При этом ей даже в голову не пришло бы задуматься о собственной безопасности.

Но мне-то лучше знать…

Тот человек толкал перед собой какое-то сооружение на колесиках. Усиленно вглядываясь в темноту, я пыталась припомнить, встречались ли мне хоть когда-нибудь люди на этой улице во время моих бессонных блужданий по городу. Да, по пути попадались редкие машины жителей или гостей жилого дома по соседству, но за последние четыре года мне ни разу не пришлось столкнуться с прохожим — по крайней мере, в моем районе.

Бывают, конечно, скверные ночи, когда я, как лунатик, добредаю до центра — там иное дело. Но здесь и сейчас я усмотрела явный повод для беспокойства. В этом странном инциденте чувствовалась некая вороватость. Незнакомец, мой компаньон по бессонной ночи, толкал перед собой то, что на поверку оказалось двухколесной тележкой. Более широкая ее сторона была снабжена ручкой и подпорками, так что, когда ставишь тележку, она не заваливается и не опрокидывается. В ней как раз хватало места для двух мусорных баков на тридцать галлонов.

Кулаки у меня сжались сами собой. Даже в темноте я узнала тележку. Она принадлежала мне. Я купила ее на дворовой распродаже у семьи, которая собиралась переезжать. Хозяин дома сам смастерил эту штуку.

Тележка была доверху нагружена кладью в темной пластиковой упаковке. Точно такую же расстилают на грядках, чтобы не давать расти сорнякам. Гладкая поверхность груза в тележке слабо отсвечивала в темноте.

Я почувствовала приступ давно забытой ярости. Здесь творилось какое-то беззаконие, и похититель тележки вознамерился вовлечь в него и меня. Покой, который я с таким трудом создала для себя, теперь трещал по швам без моего малейшего участия. Я не могла открыто выступить против вора. Это не имело смысла. Он — или она, — возможно, был вооружен и как раз хотел что-то припрятать.

Поэтому я, стиснув зубы, просто продолжала наблюдать и выжидать.

Незнакомец с тяжело груженной тележкой протарахтел по неровному асфальту захолустной Трэк-стрит. О тяжести груза я могла судить по напряженно склоненному корпусу грабителя. Впечатление создавалось абсолютно зловещее. Почувствовав, что меня всю колотит, я свела полы ветровки и потихоньку застегнула ее на молнию. Затем я как можно незаметнее достала из кармана тонкий темный шарфик и повязала им голову, прикрыв светлые волосы. Тем временем я ни на шаг не отставала от своей тележки, которую с трудом тащил похититель. Злоумышленник направлялся к парку, и мои губы сами собой скривились в усмешке при виде его попыток перетащить тачку с проезжей части на тротуар. Эту улицу асфальтировали давным-давно, и тогда еще никто не думал об удобствах тех, кто передвигался в инвалидных колясках.

Наконец вору удалось взгромоздить тачку на тротуар, громыхнув ею о поребрик. Там незнакомец снова подхватил ее и с удвоенным проворством устремился вперед. Он выбрал одну из узких мощеных дорожек дендрария и покатил свою кладь в темноту. Я начала отсчитывать время по секундам. Минуты через три человек возвратился с тележкой, но уже с пустой.

Мой гнев пусть и ненадолго, но уступил место любопытству. Я видела, как вор, прокатив тележку по моей подъездной дорожке, с трудом пропихнул ее в узкий зазор между машиной и стеной навеса, затем снова появился из-за тыльной стороны моего дома. Он быстро прошагал по подъездной дорожке, обогнул край забора и по южной аллейке направился к жилому зданию. Вор обошел его кругом. Он — или она — собирался войти внутрь через бесшумную заднюю дверь, а не скрипучую переднюю. На такие вещи у меня память хорошая: в двери этого дома я вхожу и выхожу достаточно часто.

Разумеется, с другой стороны здания неизвестный так и не появился. Это был кто-то из жильцов или запоздалый гость кого-то из них. Поскольку среди прочих здесь проживают четыре одиноких мужчины и незамужняя женщина, ночные визитеры в доме — не редкость.

Еще несколько секунд я жалась к стволу дуба, ожидая, что где-нибудь в доме зажжется свет. Со своего места я видела боковые окна южной стороны и фасада, но все они оставались темными. Кто-то проявил супербдительность.

Что ж, мне она тоже не помешает. Я отмерила по электронным часам еще пять минут и лишь потом тронулась с места. Я углубилась в парк, не выбирая тропинок и передвигаясь по возможности бесшумно. Мне не нужно было искать, где выйти на ту самую аллейку. Схема разбивки дендрария была изучена мною так же хорошо, как планировка собственного дома, недаром я долгими часами бродила ночью по Шекспиру.

В чаще дендрария было так темно, что я усомнилась, удастся ли мне найти выгруженную вором кладь. Если бы я не задела штаниной пластиковую обертку, издавшую от прикосновения характерный сухой шелест, то, наверное, еще битый час рыскала бы вдоль тропинки. Но, едва услышав шуршание, я тут же встала на четвереньки и принялась шарить вокруг себя.

Вскоре я обнаружила, что пластиковая упаковка не была цельной, а состояла из двух вместительных мусорных пакетов, внахлест натянутых с обоих концов на нечто непонятное поверх другой, широкой и мягкой обертки, опоясывавшей все это посредине. Я потыкала в сверток — под мягким слоем угадывалось что-то твердое, неровное, до ужаса напоминавшее ребра.

Я закусила нижнюю губу, чтобы ненароком не вскрикнуть, и некоторое время молча боролась с всепоглощающим желанием вскочить и бежать куда подальше. Однако несколько глубоких вдохов помогли мне преодолеть себя. Я укрепилась в мысли, что осуществить необходимое мне все равно придется, но не могла решиться действовать в кромешной тьме.

В кармане ветровки я нащупала узкий легкий цилиндрик. Этот мощный точечный фонарик сразу приглянулся мне в «Уол-март».[2]Не вставая с корточек, я немного переместилась, заслонив собой то, что лежало на земле, от окон жилого здания, и лишь тогда включила фонарик.