Читать книгу "Ангел Бездны - Лада Лузина"

— Как ты носилась с газетой про апокалипсис, так это нормально. А как я, так сразу «брось каку»… Интересно ж, они про нашу Башню писали. И почему ты считаешь, что у нас не может жить привидение?

— Достаточно того, что здесь живем мы. Киевицы, ведьмы, черти, Демон. По-моему, жилплощадь занята. — Катерина взглянула на готические окна Башни Киевиц и сощурила глаза.

Осень овладела Городом. Погода была по-осеннему сонной. И вроде не туман, а соседний дом за окном казался размытым как акварель. Улица Ярославов вал точно затихла в предчувствии последнего — смертельного — акта. Природа умирала. Осеннее Макошье вот-вот должно было смениться часами Коротуна.

— И то, что Пейзажную аллею скоро застроят, тебя тоже не волнует? — нанесла Чуб удар слева.

— Нет, раз это не волнует наш Город. — Дображанская бросила газет у обратно на стол и вернулась к высокому зеркалу. — Если б Киеву грозила беда, он дал бы нам знать. А раз он дал нам отгулы, значит, либо статья — газетная утка, либо так надо… Ты ж знаешь, добро не всегда отличимо от зла. Ой… — Катя положила руку на грудь. — Что-то в сердце кольнуло.

— А я что говорю! — подняла палец Даша. — У нас в Башне происходят паранормальные явления.

Словно в подтверждение ее слов, три кошатины — белая, рыжая и черная, — мирно спящие на диване и креслах, разом вскочили, выгнули спины и зашипели.

— Видишь! Вот видишь! — возликовала Землепотрясная. — Кошки всегда реагируют на привидения. Тут ходит призрак Белой Дамы. Пуфик, ты видишь ее? — обратилась она к рыжей кошке.

— Мя-уууу, — недружелюбно сказала Изида Пуфик, хотя обычно предпочитала французскую или, на худой конец, русскую речь.

— Ждите гостей! — выгнув спину коромыслом, прошипела обычно уравновешенная блондинка Белладонна. — Зовите Васю-у-у…

Черный кот Бегемот издал целую россыпь недовольных звуков и с топотом бросился в кухню. Кошки помчались за ним — там их поджидала открытая форточка.

— Слыхала я, что крысы бегут с корабля, но чтоб кисы из дома… — проводила их Чуб озадаченно-заинтригованным взглядом. — Что ж тут происходит?

— Что ж, звони Василисе, пускай объяснит, — сказала Катя. — У меня важное дело.

— И куда ты так вырядилась?

Слово было не особо удачным — наряд раскрасавицы Кати был дивно простым: темный костюм с длинной юбкой и приталенным пиджаком. Но блуза с воротником из жемчужно-серых винтажных кружев и десять громоздких колец в магическом стиле Модерн, утяжелявшие Катины пальцы, делали облик Дображанской почти вызывающе прекрасным.

— Я иду на антикварный аукцион. — Катерина поправила спикировавшую на лацкан ее пиджака модерновую брошь-бабочку с крылышками из разноцветной эмали.

— Новая? — заценила Даша.

— Только купила, — Дображанская скосила глаза. — Надо же, я и не заметила, что у нее в центре бриллиантик.

— Бриллианты, они вообще такие незаметные, скромные, — активно закивала Чуб, — особенно если у тебя их целый шкаф. Дай угадаю, на аукционе продается еще одна цацка-пецка в стиле Модерн?

— Нет, две картины Вильгельма Котарбинского, — с ноткой капризности произнесла Катерина и завершила с сомнением: — Может, куплю Маше в подарок. Ты хоть помнишь, что сегодня у нее день рожденья?

— Я что, склеротичка? А кто такой Котарбинский?

— Один из художников, расписавший ее любимый Владимирский собор. Маша тебе лучше расскажет.

— И это твое важное дело?

— Ну, если у тебя есть дела поважней…

— Конечно, — Чуб выпрямилась с оскорбленной газетой в руках — загнать уже забурлившие намерения Землепотрясной под лавку было непросто, точнее — невозможно вообще. — Я — Киевица. И если у меня в Киеве бросают и душат женщин, это имеет ко мне прямое отношение!

* * *

— Рад вас видеть!

Едва Катерина Дображанская взяла со стола каталог, рядом с ней образовался хозяин Аукционного Дома — Вадим Вадимович Водичев. Избранных, посещавших его антикварные аукционы в маленьком дореволюционном особнячке над Подолом, было немного, и он считал своим долгом обхаживать каждого:

— Жаль, что вас не было в прошлый раз…

Левый глаз хозяина прикрывала черная шелковая повязка. Говорили, что в свое время он чересчур увлекся опасной охотой, иные судачили, что он просто интересничает, желая привлечь внимание прессы. Но дороговизна вещей, с которыми он имел дело, мешала Кате уличить его в столь дешевом пиаре.

— Однако сегодня я не сомневался, что вы придете, — сказал Вадим Вадимович.

— Отчего же?

— Вильгельм Котарбинский, — хозяин выговорил фамилию так смачно, словно успел облизать языком каждую букву. — Мистическая личность. Один из ярчайших символистов стиля Модерн. Модерн, — произнес он так, словно был влюблен в это слово и собирался сделать ему предложение на днях. — Ваше пристрастие.

— Хотите сказать, мой бзик? — саркастично спросила Катерина. — Об этом уже знают все?

— Круг истинных ценителей живописи очень узок…

— Признаюсь, я не жалую живопись, — сказала Дображанская.

— А как же акварель княжны Ольги Романовой, которую вы купили у нас?

— Просто я знала ее лично. И у меня сохранились хорошие воспоминания о ней…[1]

Хозяин встретил ее «шутку» положенной улыбкой и вежливо погладил взглядом Катину золотую бабочку-брошь.

— Отменная вещь. Стрекозы и бабочки — два главных символа Модерна. Насколько я знаю, бабочки символизировали женскую душу… Но, боюсь, сегодня у вас есть соперница, — он улыбнулся, приглашая Катю взглядом налево.

У обитой темно-синим шелком стены, перед одной из выставленных на аукционе картин, стояла молодая огненноволосая дама в маленьком черном платье. На ее шее висел, заключенный в нарочито простую оправу, неприлично огромный голубой бриллиант размером с голубиное яйцо. На придерживающей раскрытый каталог правой руке сияло кольцо с бриллиантом цвета утренней зари. Но больше всего Катю пленили ее серьги — десятикаратные бриллианты чистой воды.

До сих пор Катерина не увлекалась камнями, интересуясь сугубо магическим мастерством ювелирной работы. Но сережки огненной дамы произвели на нее странное воздействие. Рыжая стояла в профиль, и в данный момент Дображанская видела лишь одну серьгу — прозрачный сверкающий камень. Он смотрел прямо на Катю, как обращенный к ней глаз живого существа. И этого проникновенного взгляда было достаточно, чтобы понять — она влюбилась!

Получить их… Причем сейчас и немедленно! Купить за любую сумму, отдать за них все, что есть. Желание было слепящим, как вспышка света, острым, как желудочный спазм, — неуправляемым.