Читать книгу "Звездный колокол - Екатерина Белецкая"

Пряный, сладкий, очень необычный — чем-то похоже на запах сухой листвы, меда (знакомая нота, но это лучше не трогать), вереска, солнца. Летняя степь на закате пахнет немного похоже…

— А кто тебя заставляет — так?.. — Кажется, он опешил. — Да. Реально псих. Ты сколько этим не занимался, гермо?

— Сорок один год.

— Ох и ни фига себе! — В голосе — неподдельное восхищение. — Мне семи хватило, чтобы все к чертям завалить. Прикинь, ни одного теста не прошел, вообще. — Боевик засмеялся. — Давай обратно, а? Жопой в луже, оно, конечно, охренеть как весело, но чего-то мокро.

— Что ты сказал про тесты? — Вроде бы стало чуть полегче.

— Сейчас сообразим, чего можно сделать. — Снова смех, уже покровительственный. — Не в первый раз. Сука Огден, чего удумал! Я ему не лабораторная зверушка, чтобы меня спаривать с кем попало.

— Я тоже. — Боль действительно успокаивалась. — Ладно, пошли. И надо рыжего вызвать…

— Напарника, что ли?

— Ну да.

Все еще больно. Пришлось опереться на протянутую руку, чтобы встать. Может, и впрямь что-то отбил? Но — уже спокойнее. На порядок спокойнее. Почему было сразу не сказать, что трогать не собираешься? Или… собирался, но раздумал?

Ну и день. Кошмарный день. Лучше бы его не было.

Начато, впрочем, было не самое плохое…

* * *

— Ты кто? Ты твоя мать или ее дочь? — Ит строго посмотрел на сидевшую напротив Маден и прищурился.

— Пап, ну не смешно это сейчас, — недовольно проговорила она. — Рыжий! Ит опять издевается!.. Пап, перестань, правда. Пузо же, ну чего ты… какая мама…

— Ты сидишь за столом и пуза не видно, — справедливо возразил Ит. — А вообще ты стала похожа на букву «я» из русского алфавита, ты в курсе?

— В курсе, Рыжий уже сказал. — Маден улыбнулась.

— Всегда он первым успевает, — проворчал Ит.

— Не всегда, — возразила Маден. — А вам точно нужно уходить?

Ит ждал этого вопроса. И в который раз удивился ее долготерпению: десять дней она держалась, ничего не спрашивая, а они в это время собирали снаряжение, ездили на стрельбы, на тренировки с чужой боевой группой, заканчивали в очередной раз переподготовку. Она все это видела. Вернее, они все это видели, все трое, вся эта странная семья. Семья их дочери. Видели — и молчали.

Но она все-таки не выдержала, сдалась.

— Надо, котенок. Действительно, надо. Поверь…

— Я не могу поверить, пап. — В травянисто-зеленых глазах Маден он сейчас видел то, что никогда, ни одного раза в жизни не появлялось в глазах ее матери, их жены. Орбели так смотреть не умела…

— Почему? — Ит посерьезнел. Сел ровнее, положил перед собой руки. Разговор предстоял неприятный, и он внутренне напрягся, собрался.

Дочь молча смотрела на него — с такой печалью, что сердце защемило.

Слабенькое осеннее утреннее солнце освещало кухню; через раздвинутые шторы в небольшое окно падали на пол прозрачные тонкие лучи, и за спиной Маден было сейчас бесконечное, линялое, словно бы выцветшее небо. Светло-рыжие волосы Маден, подсвеченные этим солнцем, сияли, словно нимб, и ему в который раз уже показалось, что она, их самая любимая на свете девочка, — святая… впрочем, наверное, так оно и было. Потому что не бывает не у святых — этой печали и боли в глазах, и таких тоненьких рук, и полупрозрачных пальчиков, и… какая же я скотина, с раскаянием думал Ит, так обидел свою девочку, так обидел, и ведь еще ни слова не сказал и уже обидел, и, не дай Всевышний, она сейчас расплачется, и…

— Потому, что вы — добрые, — убежденно ответила Маден. — Пап, я же знаю. Я вижу. Вам не нужно… так.

— Может быть, — беззвучно ответил Ит. — Но иначе невозможно. Ты ведь это тоже видишь.

Она кивнула, чуть слышно всхлипнула.

— И это из-за мамы, — обреченно сказала она.

— Отчасти, — успокоил ее Ит. — Всего лишь отчасти. Мама…

— Ит, не говори, что мама ни при чем, — попросила Маден. — Потому что это будет неправда. Она — при чем. Еще как при чем. И чем дальше, тем все хуже. Я… пап, я не могу больше жить на фронте. Особенно сейчас.

— Тебе надо жить твоей жизнью. Нормальной жизнью.

— Которая нормальная для таких, как я? — горько спросила она.

— Да, — кивнул Ит. — Нормальной — для твоей семьи. Мама этого понимать не хочет. Мы с Рыжим — понимаем.

Скрипач, стоявший все это время молча в дверном проеме, согласно кивнул. Подошел к дочери, погладил по волосам. Она тут же доверчиво к нему прильнула, и улыбнулась сквозь подступающие слезы — совсем как в детстве. Рыжий тоже улыбнулся, щелкнул ее по носу.

— Мы не такие плохие, как говорит мама, — шепнул он. — Все она врет. Ну, или почти все. Ну, треть. Четверть. Одну десятую. Сотую. Но на сотую мы почти что хорошие, правда-правда.

Сел рядом с ней, и она ткнулась носом ему под мышку. Все-таки расплакалась. Как же ей тяжело, бедной. Сердце защемило еще сильнее…

— Син, — позвал Ит тихонько. — Ну не надо. Ты родишь, мама уедет, и все потихоньку наладится.

— Мама уедет, но вы… — Она все еще всхлипывала. — Почему вам не остаться? Ну почему…

— Малыш, мы год ждали допуска. — Скрипач отвел взгляд. — Именно этого допуска, ты же знаешь.

Она кивнула, всхлипнула.

— Син, все будет хорошо, — заверил Ит, стараясь, чтобы голос звучал бодро. Получилось плохо, да и обмануть дочь не представлялось возможным — при ее способностях любой обман был просто смешон.

— Нет, пап, не будет. — Она отрицательно покачала головой.

— Будет, — упрямо возразил Ит.

— Если вас убьют…

— Ну, во-первых, это не так просто сделать, — рассудительно начал Скрипач. — Во-вторых, в наши планы это не входит. А в-третьих…

— Рыжий, вы не вернетесь домой. — В голосе Маден была сейчас обреченная уверенность. — Что бы ни случилось, вы все равно не вернетесь домой. И… Из-за нас… тоже…

— С чего ты это взяла? — удивился Скрипач.

— С того, что я вижу тот крест, который вы на себе поставили. — Она порывисто вздохнула. — Ведь вы… вы не такие… вы должны быть… но…

— Если бы мы были «не такие», у нас не было бы тебя, — упрекнул ее Ит. — И Фэба не было бы. Вот нам захотелось, и мы выбрали, чтобы было так, как сейчас. Нет никакого креста, котенок. И домой мы вернемся, может, не насовсем, ты права, но вернемся.

— А если тут будут экипажи? — с горьким вызовом спросила она.

— Им придется кормить птиц, — пожал плечами Скрипач. — Впрочем, ты и сама справляешься неплохо…

* * *

Маден родилась потомственной Встречающей, второй в колене после умершего сорок один год назад Фэба, — это выяснилось, когда в возрасте трех лет она впервые в жизни увидела Сэфес. Ит и Скрипач замечали что-то необычное и раньше, но Орбели этого необычного видеть категорически не хотела. Она желала для своего ребенка другой судьбы, и все последующие годы их совместной жизни превратились в войну за эту самую судьбу. Сначала — в едва заметную, но после…