Читать книгу "Девушка у обрыва - Вадим Шефнер"

Но однажды девушка, которую ждал юноша…» И т. д., и т. д.

Вы и сами, дорогой мой Читатель, с детских лет знаете эту сентиментальную историю – ведь её даже в школе проходят. Сочинённая досужим Поэтом и посвящённая Андрею Светочеву и Нине Астаховой, эта полулегенда-полусказка почему-то считается весьма поэтичной и трогательной, и, быть может, некоторые не в меру наивные Люди склонны думать, что именно таким путём и пришли мы к современной аквалидной цивилизации.

Действительно: девушка на берегу стояла. А всё остальное было не так, не так. Всё придумал от себя досужий сочинитель.

– А как же всё было? – спросите вы, почтённый мой Читатель.

Сейчас я начну своё повествование, и вы узнаете, с чего всё началось, что привело Андрея Светочева к его открытию, где и как он встретил Нину Астахову. И ещё вы узнаете многое другое.

Я прожил свой МИДЖ[1] с избытком, жизнь моя клонится к закату, и недалёк тот день, когда мой пепел лёгким облаком упадёт с Белой Башни на цветы, растущие у её подножия. Но я ещё успею поведать вам правдивую историю о Нине Астаховой, об Андрее Светочеве, другом которого я был, и о себе, ибо когда-то моя жизнь была тесно связана с жизнью этих двух Людей.

Случай на ленинградском почтамте

Я начну с давних-давних времён. Рассказ мой начинается в тот день, когда отменили деньги. В книгах вы все читали об этом дне, а я помню его сам и знаю, что в книгах он сильно приукрашен. В сущности, ничего особенного в тот день не произошло. Дело в том, что процесс отмирания денег шёл уже давно. Деньги не погибли внезапно – они тихо скончались, как Человек, проживший свой МИДЖ с избытком. Последнее время они имели скорее значение статистическое, нежели ценностное. Если вам не хватало денежных знаков на покупку какой-либо нужной вам вещи, вы просто вырывали из своей записной книжки листок и писали на нём «15 копеек», или «3 рубля», или «20 рублей» и платили им Продавщице или ПАВЛИНу[2]. Или вы могли попросить деньги у любого прохожего, и он давал вам требуемую сумму и, не спрашивая вашего имени, шёл своей дорогой.

В день отмены денег у нас в Университете состоялось небольшое собрание в актовом зале, а затем все разошлись по своим делам. Помню, я шёл с Ниной Астаховой к зданию филологического факультета, и разговор у нас был вовсе не об отменённых деньгах, а об «Антологии Забытых Поэтов XX века», над которой я тогда работал. Нина (она училась на втором курсе) была прикреплена ко мне, Аспиранту, в качестве Технического Помощника и помогала мне в составлении этой «Антологии». Она была добросовестна, много времени проводила в библиотеках и архивах, выискивая стихи и данные о забытых ныне Поэтах XX века, но мне не слишком нравилась в ней некоторая строптивость и чрезмерная самостоятельность. Так, например, Нина настаивала, чтобы в «Антологию» я обязательно включил стихи некоего Вадима Шефнера (1915-1984?), я же противился этому. Мне не нравились нотки грусти и меланхолические размышления в его стихах. Я предпочитал Поэтов с бодрыми, звонкими стихами, где всё было просто и ясно. Я считал, что именно такие Поэты должны войти в мою «Антологию», чтобы Читатель имел верное представление о поэзии XX века. Нина же продолжала упорствовать, желая включить этого Шефнера – дался он ей! При этом она горячилась, даже сердилась. Она никак не могла понять, что я составляю научный труд, а наука требует бесстрастия.

Вообще же Нина мне нравилась. Часто мы вместе ходили с ней под парусами на яхте – она очень любила море.

А иногда мы брали такси-легколет и летели куда-нибудь за город. Там мы гуляли по аллеям. Мне нравилось быть с ней вместе, но меня несколько отпугивал её странный характер. Иногда она была смешлива и даже насмешлива, а то вдруг становилась молчаливой и задумчивой. Подчас её лицо принимало такое выражение, будто она ждёт, что вот-вот произойдёт что-то необыкновенное, какое-то чудо.

– Нина, о чём ты думаешь сейчас? – спросил я её однажды в такую минуту, когда мы шли по загородной аллее.

– Так… Сама не знаю о чём… Знаешь, мне иногда кажется, что в моей жизни случится что-то очень-очень хорошее. Будет какая-то радость.

– Ты, очевидно, имеешь в виду тот факт, что скоро я закончу «Антологию», и, когда она выйдет из печати, твоё имя будет упомянуто в предисловии как имя моей Помощницы? – сказал я. – Это действительно большая радость. И заслуженная.

– Ах, ты совсем не о том говоришь, – досадливо возразила она. – Я и сама-то не знаю, какого счастья я жду.

Меня несколько удивили эти её слова, и даже огорчили.

Как можно ждать счастья, не зная, какого именно счастья ждёшь? Где тут логика?

– Тебе нужно развивать в себе научное мышление, – посоветовал я ей. – Ты не прожила ещё и четверти МИДЖа, впереди тебя ждёт большая жизнь – научная и личная. Когда-нибудь ты выйдешь замуж, муж твой, может быть, будет Учёным, и твой уровень мышления должен быть не ниже его уровня. Ты об этом думала?

Но Нина сделала вид, будто не поняла моих слов. Ничего она мне не ответила, а подпрыгнула и сорвала со свешивающейся ветки листок и стала сквозь него смотреть на солнце.

– Сегодня зелёное солнце! – объявила она мне. – Вот забавно!

Я не стал убеждать её, что солнце сегодня, как и всегда, самое обыкновенное, а вовсе не зелёное. Я просто терялся, когда она говорила такие странные вещи.

Тем не менее Нина мне нравилась. Но только не думайте, что она была такой красавицей, какой её изображают теперь Художники и Скульпторы. Нет, красавицей я бы её не назвал. Это была стройная, подвижная девушка, с очень лёгкой походкой, с лицом выразительным и даже привлекательным, но вовсе не было в ней той красоты, которую приписывают ей сейчас.

Но вернусь ко дню отмены денег.

Как я уже говорил, после собрания в актовом зале мы с Ниной отправились на филфак. Нина пошла на лекцию, я же засел в библиотеке и долго работал над своей «Антологией», а затем направился в университетскую столовую. Когда ко мне подошёл САТИР[3], я, как обычно, заказал себе щи, синтет-печёнку и компот. Отобедав, я по привычке подозвал САТИРа, чтобы расплатиться, и хотел было уже сунуть монеты в отверстие на его пластмассовой груди, но вдруг увидел, что это отверстие заклеено бумажкой.

– Обед бесплатен. Обед бесплатен, – равнодушно сказал САТИР.

– Не «обед бесплатен» надо говорить, а «обед отпускается бесплатно», – поправил я САТИРа. – Идите и вызовите ко мне САВАОФа[4].