Читать книгу "Психолог, или Ошибка доктора Левина - Борис Минаев"

К.: мать старается, и она старается тоже, но если люди изначально враги, исправить ничего невозможно. Вы это понимаете? – спросила К., глядя прямо в глаза. Нет, не понимаю. В вашем случае – скорее сходство характеров, сходство реакций. Так бывает, что именно похожесть реакций делает отношения напряженными. Родители и дети становятся врагами крайне редко, понимаешь? Это происходит, когда родители пытаются во что бы то ни стало навязать детям свою волю, подавить их сознание. Вот у нас как раз такой случай, не раздумывая, ответила она. В чем же это выражается?

К. пожала плечами.

Ну постарайся все же привести какой-то пример. Из последних дней. Чтобы он был еще свежим, ярким в памяти.

Она контролирует мои звонки. Какие звонки? Да все звонки! Неужели я не могу позвонить кому хочу? Конечно, можешь. Тут даже вопросов нет. Если это, конечно, не такие звонки, которые могут быть опасны. Что вы имеете в виду? – вдруг насторожилась она. Ну, если ты, например, не вызовешь на свой домашний адрес пожарную команду. Или, например, милицию. Милицию надо бы вызвать, это хорошая мысль, угрюмо сказала К. Почему? Потому что то, что здесь происходит, это насильственное удержание дома совершеннолетнего человека. Ну, по сути, домашнее насилие, разве не так? У нас же есть статья по поводу домашнего насилия? В нашем уголовном кодексе?

Дома, насколько я знаю, тебя никто насильно не удерживает, а вот со звонками мне хотелось бы разобраться. Значит, это были не опасные звонки? Да конечно нет! – возмутилась она. Ну за кого вы меня принимаете? То есть просто звонила своим друзьям или знакомым? Это допрос? Нет, я не звонила ни друзьям, ни знакомым. Я просто пыталась выяснить телефон одного человека. Просто звонила в справочную. Вы хотите знать подробности? – с вызовом спросила К.

Нет, я просто стараюсь понять, что у вас с мамой происходит. Ведь, в сущности, я здесь для этого. Я знаю, для чего вы здесь, сказала К. медленно, опять не отрываясь, тяжело и долго глядя в глаза. Я знаю, кто вас послал. Я знаю, почему родители не дают мне звонить. Не делайте, пожалуйста, вид, что вы идиот. Ладно? Не притворяйтесь. Если вы будете мне врать, я перестану с вами встречаться. Ведь у меня еще есть на это право? Конечно, есть. Но и мне хотелось бы знать, за кого ты меня принимаешь? Что ты имеешь в виду? Кто меня послал? Зачем я здесь, по твоей версии? Если ты высказываешь какие-то чудовищные подозрения, то надо разобраться…»

Лева перегнулся через балконные перила. Вот двор. Вот мой двор.

Когда Лиза с детьми еще была здесь, ему приснился такой сон – что он возвращается обратно в старую родительскую квартиру на Пресне, откуда они уехали еще в 1974-м. Квартира пустая, жуткая, и почему-то ему одному очень страшно в ней жить… Проснулся в холодном поту и подумал: слава богу, этот сон никогда не сбудется… А он взял и сбылся.

Перед тем как уезжать, Лиза долго меняла их квартиру, и вдруг ему предложили вот этот вариант. Дом двадцать по Трехгорному валу. Их там три таких дома по Трехгорному – белые девятиэтажки. Как раньше говорили москвичи, «башни». В восемнадцатом доме он провел свою жизнь с пяти до одиннадцати лет. Такая же «распашонка», кухня пять, коридор два, жилая двадцать три (пятнадцать и восемь), санузел совмещенный. Он согласился не раздумывая. Хоть какой-то знак судьбы. А какой знак?

То есть его жизнь сделала круг. Он вернулся в свой старый двор, о котором всю жизнь тосковал. И что? И зачем? Типа пора помирать? Да вроде еще рано. Тогда что? Начинать сначала? Когда молодой, понятно, надо все начинать – все кругом что-то начинают, и ты должен, зажмурив глаза, делать один шаг, другой, третий – сдать эти чертовы экзамены, пойти на эту страшную работу, почему-то обнять эту, в сущности, совершенно чужую девушку. Абсолютно чужое, далекое, из другого мира существо. И обнимаешь. И привыкаешь. И оказывается, она этого ждет. Да и все тебя вроде как ждут, пристально смотрят – вроде ничего парень, давай заходи, садись, рассказывай.

Сейчас, в сорок пять – совсем другая ситуация. Какое начало? Все уже должно быть сделано. Ты уже должен пожинать плоды. Ты уже должен быть патриархом, отцом, авторитетом, олигархом.

А ты не то, не другое, не третье. И уж тем более не четвертое.

– Борщ готов, – сказала Марина. – Позавтракаешь или сразу пообедаешь? Чай, кофе, потанцуем?

– Потанцуем! – сказал Лева и резко поднялся с места. Когда долго вот так сидишь, в три погибели согнувшись, нельзя резко подниматься с места.

– Что? Что? Где болит? – испугалась Марина.

– Да нигде… – смущенно сказал он, потирая левую часть груди.

Она тоже там потерла. Потом еще потерла. Потом еще. Подышала в ухо.

– Слушай… – медленно начал он.

– Только я душ сначала приму. Подождешь?

Не стала слушать. Ни к чему ей. Ну и не надо. Он кивнул.

Сегодня она явно торопилась. Раньше она так и говорила, вернее, шептала: только извините, доктор, я немного тороплюсь. Но потом поняла, что это его напрягает, да еще если утром, и перестала говорить. Но он всегда это чувствовал – даже когда она не смотрела на часы украдкой. Старалась не смотреть. Ничего невозможно в постели сделать украдкой, все хорошо просматривается и прослушивается. Иногда, правда, можно украдкой кончить. Ты что, уже все? Вот гад. Сказал бы, предупредил бы… Извини, извини. Да ладно уж. Спасибо тебе, малыш. Из спасибо шубы не сошьешь. До новых встреч, дорогие телезрители. Ладно, тогда я пошла.

– Ты куда торопишься, к Мишке?

– Доктор! – вдруг резко и сухо сказала она. – Ты всетаки хочешь сегодня задать этот вопрос, я как знала. Что же тебя связывает с этой женщиной, черт побери? Да, тебя связывает с ней прежде всего твоя врачебная практика.

Твоя клятва Гиппократа. Но почему нужно мне постоянно об этом напоминать? Считай, что это твой гонорар.

– Только мой?

– В каком смысле?

– Ну… ты ко мне приходишь только из чувства благодарности?

– Я к тебе прихожу только из чувства долга. Чтобы ты окончательно не превратился в бомжа, понятно?

Она медленно натянула чулки, сидя на кровати. Какая же кожа. Это даже не шелк. Шелк ведь холодный, сухой. А это не холодная вещь. Прохладная. Дотронешься, и пропал. Как в яму нырнул. И у ямы нет дна. Откуда бог берет такую кожу? Кому и за какие заслуги он решает ее давать?

– Ты сегодня с Дашей встречаешься? Ну ладно, ладно, не надо так грозно сопеть, я ничего не хотела сказать такого. Просто передай ей книжку, она просила. Передашь?

– Передам.

Ну вот и все. Хлопнула входная дверь. В комнате остался запах борща – сильный и вкусный. Этот запах отбивал все остальные. Может, и слава богу?

Он заснул, полчаса провел в вязкой жаркой полудреме и проснулся опять с той же нехорошей головой – в ней одна мысль лихорадочно сменялась другой, все было, как сегодня у них с Мариной, скомканно, торопливо, и он никак не мог остановить этот мучительный процесс бессистемного мышления.