Читать книгу "Казино - Олег Андреев"

Петр Ильич Козырев проснулся от щекочущего ноздри запаха настоящего украинского борща. Откуда он возник? Да из сна же! Ведь ему как раз снилось общежитие циркового училища, в котором он учился тринадцать лет назад. Он шел по коридору второго этажа, как всегда голодный, подобно всем студентам, а на первом, где располагалась кухня с несколькими газовыми плитами, какой-то счастливчик варил борщ. Ноги сами шли к лестнице в сторону источника соблазнительного запаха, а навстречу по коридору бежала Тамара…

«Вот черт, все-таки надул меня Глухнер при продаже, – подумал Петр Ильич. – Вентиляция в доме никуда не годится – придется вызывать мастеров». Козырев купил этот дом в Лондоне для жены и сына. Сам же бывал здесь редко, как сейчас, например, транзитом по пути из Москвы на конференцию в Женеву.

Он посмотрел на уже застеленную постель жены и вздохнул – снова они провели ночь вместе и врозь одновременно. «А что это Тома задумала борщ готовить? Ведь я на обед не остаюсь, а они с Сашкой после школы, как всегда, в „Макдоналдсе“ перекусят…» Что-то в их жизни если не сломалось, то уже дало опасную трещину. Но тем не менее, спустившись вниз в белом махровом халате, он приобнял ее, неслышно подобравшись сзади.

– Ох! Напугал! Да отойди же, не то оболью тебя томатом – потом никаким «Тайдом» не отстираешь! – прикрикнула на мужа Тамара, отстраняясь с банкой томатного соуса.

– Ради кого такие хлопоты? – поинтересовался Петр Ильич, принюхиваясь к аромату подзабытого лакомства. – Или вы с Сашкой дома обедаете? Он что, биг-маки разлюбил?

– Нет. Просто сегодня моя очередь принимать наших любителей русской кухни. Еще двое англичан должны подгрести…

– А эти-то зачем? Экзотика?

– Нужные люди. Сайрус, который придет с женой, обещал помочь Сашке с языком: он в университете преподает…

– Ну это стоит тарелки борща. Жалко, мне не достанется.

– Так оставайся! Пошла она, твоя работа…

– Нет, я не могу опаздывать на открытие конференции – там будут нужные люди, – возразил Петр Ильич, доставая из холодильника бекон и яйца, чтоб приготовить себе завтрак. – Слушай, пожарь ты, как я люблю, а мне еще собраться нужно.

– Вчера нужно было собираться, а не виски хлебать перед сном, – проворчала жена. – Тогда бы все успел…

– И это? – игриво спросил он, приобнимая ее за талию, перетянутую пояском пестрого фартучка, под которым не было ничего, кроме длинной мужской рубашки.

– И это, – усмехнулась Тамара, высвобождаясь из его объятий, будто бы из-за необходимости поколдовать над кастрюлей.

Петр Ильич вздохнул и поплелся наверх со стаканом алко-зельца в подрагивающей руке…

Когда он спустился через пятнадцать минут вниз, завтрак уже стоял на столе, а Тамара, успевшая переодеться в голубое тренировочное трико, сидела в поперечном шпагате на коврике в дальнем углу гостиной, объединенной с кухней и столовой в одну большую студию – так спроектировал свое жилище его бывший хозяин, известный московский юрист Геннадий Глухнер. Таковым оно перешло и в руки Козырева.

– Ну зачем ты связки рвешь, Тома? Это уже не полезно в нашем возрасте! – озабоченно заметил муж.

– А проводить сутки в твоем прокуренном казино полезно в нашем возрасте? – ехидно возразила она. – У тебя же есть управляющий и куча бездельников. Оставил бы все на них и жил с семьей, как нормальные люди. Вон Глухнер только по вызовам в Москве и появляется.

– У него своя работа, у меня – своя. Слушай, ну зачем ты так уродуешься, да еще без тренера? Пошла бы в фитнес-клуб какой-нибудь и там сохраняла форму.

– Я, милый, не толстеющая домохозяйка, а профессиональная циркачка, между прочим, – возразила Тамара, стоя уже на мостике. – А вот тебе в качалку не помешало бы походить – ты вон брюшко отрастил за счет бицепсов.

– Неужели ты еще мечтаешь выйти на арену? – спросил Петр Ильич, наблюдая с тарелкой в руке за ее упражнениями.

– Кто знает, кто знает… – задумчиво ответила Тамара, ложась плашмя на пол. – Смотри, уже девять! Не опоздаешь?

– Да, бегу, – подхватился Петр Ильич.

Он поставил тарелку, вытер губы салфеткой и подошел к жене, лежащей на коврике. Та, не вставая, протянула руку для поцелуя.

– Когда тебя ждать? – спросила она.

– Я позвоню. Сашку целуй, – коротко ответил он, взял со стула свой дорогой темно-коричневый портфель из тонкой кожи и вышел из дома.

Заказанное накануне такси уже стояло у подъезда.

– В аэропорт Хитроу. И поскорее: я опаздываю на женевский рейс, – сказал он темнокожему водителю и поднял стекло, отделяющее того от пассажира.

…Под тугими струями душа Майдан окончательно вспомнил свои вчерашние авансы, которые выдавал девице, увлекая ее в свой номер. Она не врала – он действительно пообещал ей подарок на всю оставшуюся после проигрыша наличность и убедил, что может достойно играть только в достойном казино, а не в окраинной забегаловке. А Наташа в ответ пообещала провести его в дорогое клубное, то есть закрытое для случайных игроков с улицы, заведение, где состоял членом ее папаша и работал управляющим хороший знакомый. Пазл сложился в стройную картину, в которой не хватало малости – денег на игру.

«Какая невыносимая тоска! Ненавижу Москву и эту пошлость под названием осень! И этих безотказных красавиц! Какая это была по счету? Тьфу!»

Он вдруг живо припомнил Одессу ранней весной, Пушкинскую улицу, на которой жила его сестра. Игра света и тени, приятные лица прохожих, влажный булыжник под ногами, шум троллейбуса и стаи черных ворон… В сердце что-то защемило. «Где она сейчас, Катюха? Небось живет со своим мужем, учительствует, бедствует. Как забыл о ней?» Стало стыдно. Ведь он был так любим своей старшей сестрой, которая души в нем не чаяла, восторгалась широтой его натуры. Олег, на ее близорукий в буквальном смысле взгляд, обладал массой достоинств и талантов – был умен, красив, хорошо воспитан. Когда встал вопрос «куда идти?», он почему-то сделал парадоксальный выбор и пошел учиться на морского повара, кока. Это было воспринято его друзьями с иронией, но Майдан не обращал на многочисленные шутки никакого внимания, нося в глубине своей души великую тайну, в которую никого не посвящал.

«Может, бросить все и – к сестре? – подумал он, растираясь влажным от чужого тела полотенцем, но тут же одернул себя: – Какая сестра, однако? Сдался я ей и ее очкарику! Дело надо делать, а потом уже о ближних заботиться…»

Где-то в самом сокровенном тайнике его души теплилась вера в свою звезду: вот сорву свой миллион, сестре помогу, тысяч сто кину ей, и гуд бай, родина… Олег не понаслышке знал заморские места, где можно за такие деньги устроить беспечную жизнь. Бывал. Своими глазами видывал. А если еще и женщину умную да красивую в придачу…

Выйдя из душа, он снова, не обращая внимания на сидящую перед зеркалом Наташу, открыл портмоне. На него взглянули лучистые глаза Есенина – фотографию поэта он носил с собой с десятого класса, это был подарок сестры подающему надежды юному поэту. Пример для подражания. «Иссушает мозги алкоголь…» – весьма кстати всплыли в памяти строчки. Все верно: от вчерашних десяти тысяч осталось двести долларов. «Нет, Майдан, так нельзя, развел какой-то лохотрон. Тебя уже раздевает любая шушера как пацана. В таком депрессняке и до веревки недалеко». Он пошарил по карманам – так, на всякий случай, вытащил несколько мятых сторублевок. «Да… Пора в контору, к дяде Вадиму…» – подумал Олег и тут же опять поймал себя на мысли, что игроку жить эдаким рантье не годится. «Пошлость, какая пошлость! Надо вытаскивать из этого пивного бочонка деньги и бечь отсель. Куда только?»