Читать книгу "Собачья работа - Галина Львовна Романова"

…Нет, не буду думать об этом! Вон уже слеза в пиво упала!

Пиво, кстати, в «Кровавой Мари» подают отменное. И бесплатное — всем ветеранам без разбора, в любых количествах. А по выходным еще и кормят просто так. Хозяин занимается благотворительностью не только от широты душевной — тут бывшие наемники частенько находят себе клиентов. А процент с контракта всегда идет ему. Вот и приманивает тех, кому не по душе мирная жизнь, кто просто к ней не привык. Или не хочет привыкать.

Война кончилась совсем недавно. Еще только-только делают свои первые шаги детишки, зачатые после нее вернувшимися отцами. Еще не все вдовы перестали ждать и надеяться. Еще не все разрушенные города восстановлены, и в деревнях полным-полно опустевших хат. А на полях кое-где еще можно найти непогребенные останки людей и лошадей. Все ценное с павших давно поснимали, вороны и одичавшие собаки объели мясо с костей. Уцелевшие селяне хоронят их понемногу, очищая поля для пашни. Страна восстанавливается. Но не все раны заживут. Моя как раз такая.

Я сижу в таверне «Кровавая Мари», цежу свое бесплатное «ветеранское» пиво и смотрю по сторонам. Зачем я здесь? Чужая и этому миру — ибо женщина, и другому — ибо воин. А ответ самый простой: я хочу продать свой меч.

Тяжело жить мужчине, у которого нет сына. Можно сколько угодно твердить, что любишь дочерей, всех пятерых, но ржавеет на стене дедовский клинок, который некому передать по наследству. И рук порой не хватает. Несколько наемных работников и кое-какая прислуга не в счет — есть дела, которые чужим не доверишь. Еще горше, когда сыновья рождаются — и умирают вскоре после рождения. Два братика было у меня — один так и родился мертвым, его задушила пуповина, а другой прожил всего два месяца. Мама убивалась, особенно по младшенькому, к которому успела привыкнуть. А отец как-то сразу постарел лет на десять.

Тогда я и начала учиться владеть мечом. Тайком, на заднем дворе. Нашла палку, подсматривала за соседскими мальчишками, сама училась махать ею из стороны в сторону, колотила до изнеможения старое сухое дерево на задворках.

Там меня один раз и застали мальчишки. Накинулись скопом, начали бить — как же, девчонка в штаны нарядилась! Я со злости палкой своей всех и отлупила. Била, не глядя, куда и как бью.

Дошло до отца. И меня, и моих обидчиков, в равной мере избитых — все же я была одна против всех! — поставили перед ним. Всех велел высечь. А когда я отлежалась, сам начал меня учить. На том же заднем дворе. Только вместо палки дал деревянный меч как оруженосцу…

Мы, кстати, из рода потомственной шляхты, имеем землю и герб. Прадед был одним из оруженосцев короля, но на большее у него не хватило денег и сил. А мог бы и выше подняться — не захотел. Вместо этого женился, родил сыновей. Потом пошли внуки, укрепили род… Только с правнуками не повезло. Один внук ушел в купеческое сословие, другой подался в монахи, еще один до сей поры не женат, хотя наполовину седой. Только у двух других имелись дети — два сына у одного и пять дочерей у другого, моего отца. Но те мальчишки еще мелкие совсем, а я была девицей рослой — в десять лет могла сойти за тринадцатилетнюю. Имелась еще и дальняя родня — если всех собрать, в доме станет не протолкнуться. Но по каким краям разбросала их жизнь — не знаю.

Мать сначала ворчала и ругалась на отца — мол, старшую дочь мне портишь. Но он как-то раз сказал в ответ на ее слова: «Был бы сын — не возился бы с Дануськой!» — и она замолчала. А когда началась война, отец сам снял со стены прадедов меч, тот самый, который когда-то предку пожаловал король, и отдал мне.

Восемь лет минуло с того дня. Восемь не самых сладких лет.

И вот я собралась продать прадедов меч. А что? Жить-то на что-то надо! Хотя бы скопить денег, чтобы вернуться к родителям. На коня мне не влезть, значит, надо искать торговый караван, идущий в нужную сторону, и платить за проезд. Караваны ходят редко — после войны на дорогах полным-полно мародеров, и купцы опасаются в одиночку пускаться в опасные поездки. Товары дороги, риск велик, и просто так возить пассажирку никто не станет. Да и Янице за полгода уже не плачено. Лекарка, конечно, добрая, молчит и терпит, да мне все равно неудобно быть обузой. Я ведь ни на какую серьезную работу не гожусь. Даже ткать не сяду — не получается. Так, по дому ковылять, травы лекарственные в ступке толочь да бинты отстирывать. У городского врача работы много, без подмоги не обойтись.

Компания за соседним столом разошлась не на шутку. Я прислушалась — громко, до хрипоты, перебивая друг друга, спорили два ветерана:

— Ты за кого меня держишь? Я кровь проливал!

— А, думаешь, я не лил? Я, может, больше твоего ее пролил… Ты на мои шрамы глянь!

— А ты вот это видел? — Рубаха задралась вверх, и открылись застарелые рубцы. — Чтобы я после такого…

— Кишка, стало быть, тонка?

— Да уж не тоньше твоей! Тоже мне, хорош — других подбиваешь, а сам не идешь!

— Ты знаешь, почему!

— Вот и я по тому же! А трусом меня звать не смей!

Остальные либо поддакивали им, либо просто ждали, чем кончится спор. Присмотревшись, я заметила, что за столиком сидит клиент — мужчина в скромном темном, но явно добротном кафтане. Сидел он ко мне спиной, ни возраста, ни звания не различить. Но, судя по спускающимся на плечи волосам, по-благородному подстриженным и уложенным волнами, по их чистому русому цвету, по тому, как напряглась его спина, он еще был молод. И явно не беден. И это перед ним сейчас разыгрывалось представление — чтобы не скупился на награду, а сразу понял, что имеет дело с серьезными людьми, которые не станут тратить свое время из-за пары серебряных грошей.

Он сидел ко мне спиной. Вот мелькнула рука — не грубая мужская ладонь, но и не изнеженная женская с тонкими пальчиками. Рука как рука. С длинными пальцами, на которых, вопреки общепринятому, не было ни одного перстня. И как я не заметила, когда он вошел? Впрочем, мне-то какое дело?

— Так вы можете помочь моему другу?

Хм. Голос еще молодой. Не мужской голос. Нет, за столом сидел именно мужчина, но явно не привыкший орать, срываясь на хрип и рычание. Судя по голосу, ему было не больше тридцати лет. А может, и двадцати. Мальчишка.

— Я заплачу… То есть он заплатит… Сколько скажете! Вот, — мужчина полез за пазуху, что-то достал. — Это задаток!

— Ого!

Разговоры разом смолкли, а я навострила уши.

— И кого за эти деньги надо убить? Короля?

Мне аж жарко стало. Там, наверное, золото…

— Никого. Мой друг… его надо просто охранять.

— От кого?

— Ну, — клиент замялся. Мне даже показалось, что он покраснел, хотя за волосами и затылка-то было не разглядеть, не то что лица. — Он сам не знает. Просто его хотят убить… наверное, хотят… он еще не понял. Но на всякий случай… Ему просто нужна охрана!

— А тебе? — Один из наших наклонился над клиентом, опершись о столешницу ладонью и уперев вторую руку в бок — так, чтобы ненавязчиво дотянуться до перевязи с мечом. — Тебе охрана не нужна?