Читать книгу "Толмач - Родриго Кортес"

– Они взятки ждут, Андрей Карлович.

– Вот еще скажете! – вспыхнул Энгельгардт. – Это же русские офицеры! Стыдитесь, Иван Алексеевич!

Семенов пожал плечами и как бы ненароком глянул в сторону очередной партии уже вынырнувших из будки погранпоста счастливчиков. Андрей Карлович должен был оценить этот ненавязчивый полужест.

– Ну, хорошо… положим, вы правы, – перешел на свистящий заговорщический шепот явно видящий то же самое барон. – Но даже если и так… мы не можем начинать порученную Его Величеством миссию с взятки! Не мне вам объяснять…

Семенов уныло кивнул.

– Ваши благородия, – переминаясь с ноги на ногу, подошел к ним урядник Чагадаев, самый старший из казаков. – Разрешите сказать…

– Ну? – взыскующе глянул на него сверху вниз Энгельгардт.

– Надо китайцев нанимать, – виновато развел руками урядник, – иначе нам и до Покрова не перебраться.

– Каких таких китайцев? – насторожился Энгельгардт. – При чем здесь китайцы?

– Мне местные мужики сказали, они здесь тоже перевоз держат. А берут вдвое меньше, чем на казенном…

– Так ведь они, поди, и податей не платят, – ядовито сказал барон, – знаю я этих китайцев… небось одни контрабандисты…

Семенов крякнул и отвел глаза в сторону. Эта немецкая добропорядочность Андрея Карловича уже начала его раздражать.

Некоторое время все трое так и стояли, словно ожидая, что явится кто-то, кто все сделает вместо них, и наконец Андрей Карлович не выдержал. Кинул быстрый воровской взгляд на застрявших у погранпоста, измученных не столько дорогой, сколько неизвестностью путников, через силу улыбнулся и повернулся к Семенову.

– А что? Въехать в Китай на китайцах – в этом даже есть что-то романтическое! Как думаете, господин поручик?

Семенов с облегчением вздохнул и задорно щелкнул каблуками кавалерийских сапог.

– Жду ваших приказаний, господин полковник!

* * *

Едва решение было принято, Чагадаев исчез и вскоре появился с маленьким вертким китайчонком неопределенного возраста с коротким, как выстрел, именем Бао. Тут же назвали цену, хлопнули по рукам и, немедля покинув это безнадежное место, спустились вниз по течению Амура версты на четыре – к следующему пограничному посту.

Китаец подбежал к покуривающим на взгорке у бережка пограничникам, без слов сунул им одну из только что полученных от господ купюр и тут же, потянув за привязанную к колышку веревку, с натугой выволок из камышей длинную шестивесельную лодку.

– Ваше благородие, – на почти чистом русском языке крикнул он, – садись, пожалуйста!

Казаки покосились на пограничников, поняли, что все улажено, и стремительно побросали поклажу в лодку. Затем завели лошадей в воду, привязали за узды к ввинченным в борта кольцам и, пропустив офицеров на корму, дружно взялись за весла.

Семенов смотрел во все глаза, но лишь когда лодка отошла от берега на две-три сотни саженей, он осознал, насколько велик Амур! Казалось, ему нет конца!

– Лошади-то доплывут? – скрывая охватившую тело нервную дрожь, деловито озаботился он.

Чагадаев улыбнулся и кивнул. И в тот же миг Семенов понял, что старый казак сразу же догадался, что за чувства скрыты за этой заботой о лошадях, и устыдился. Он принялся смотреть в чистую холодную воду, затем с тревогой отметил, что русский берег теперь совсем далеко, августовская вода слишком холодна и случись что – не доплыть… А затем раздался рев гудка, и сверху, от Благовещенска, показался пароход – тот самый, на который они так и не попали.

Отсюда он виделся таким маленьким, таким ничтожным на фоне величественной реки, что казалось, ткни пальцем – и потопишь. Но малыш не сдавался. Старательно пыхтя трубой, он шел сквозь холодные волны с таким упорством и такой отвагой, что Семенову стало смешно. И лишь тогда его отпустило. Он оглядел своих притихших и не менее чем он сам пораженных величием Амура путников, облегченно вздохнул и откинулся на мешок с поклажей, чувствуя, как мощными сладостными волнами вливается в него сила, исходящая от дикой, варварской красоты Сибири.

* * *

Когда лодка ткнулась в берег, Семенов был уже совершенно опьянен впечатлениями. Предоставив заниматься поклажей нижним чинам, он, пошатываясь, выбрался на берег, расправил плечи и с наслаждением вдохнул – полной грудью.

«Ну что, здравствуй, Маньчжурия!.. Здравствуй, новая русская земля!..»

Просидев за секретными и почти секретными бумагами более двух лет, бывший поручик Семенов знал об этих краях почти все. Он совершенно точно знал, на каких именно реках моют золото и где добывают серебро. Весьма нехудо представлял себе, какие из рек предположительно судоходны и какие из горных перевалов имеют военно-стратегическое значение. Он даже знал, правда, уже не так точно, где расположены главные становища хунгузов и казармы вяло преследующих их цинских[4]войск.

Десятки, а то и сотни бумаг самого разного значения стекались в канцелярию Азиатской части Главного штаба каждую неделю, чтобы аккуратно пронумерованными и подшитыми осесть в бескрайних архивах. И уж за те два года, что он там прослужил, Семенов узнал многое.

– Извольте, Иван Алексеевич, ваша кобыла, – окликнул его Чагадаев, и Семенов благодарно кивнул, взлетел в седло и медленно тронулся вслед отряду.

Нет, он не жалел об утраченном. Ни работа в Главном штабе, ни суетная петербуржская жизнь не давали ему того, что он так остро почувствовал здесь: возможности самостоятельно вершить свою судьбу.

* * *

С того самого мгновения, как он увидел русских, Курбан знал, что у него более нет возможности следовать своей прежней судьбе. Двадцать четыре года назад, когда он принял свое первое посвящение, Курб-Эджен увидела Тигра, приказавшего ждать воинов Орус-хана. Потому что только тогда духи укажут ее внуку дальнейший путь. И вот теперь они пришли.

– Извольте, Иван Алексеевич, ваша кобыла… – весело сказал один из русских.

Курбан крепко прижал захваченное из землянки старое кремневое ружье к груди, пригнулся и, бесшумно ступая по узким желтым листьям ивняка, стремительно двинулся вслед за отрядом. Он понимал, что ему обязательно будет дан знак, но какой и когда, не взялась бы сказать даже сама Курб-Эджен.

Едва успевая за лошадьми, он обогнул мысок, двинулся в сторону заросшей ивняком реки и вскоре сообразил, что русские намерены берегом выйти к Айгуню, и досадливо поморщился. Он не любил заходить в города – в основном из-за полиции, еще с тех пор, как выпрашивал вместе с матерью подаяние. Но как остановить русских и надо ли их останавливать вообще, сообразить не успевал. И только глянув на каменистый гребень напротив, понял, что все давно решено и духи уже не оставляют ему выбора.