Читать книгу "Вечная месть - Крейг Расселл"

Миг настал.

Он почувствовал, как сильнее забилось сердце. Шагнув с деревянного настила, вдруг необычайно ясно ощутил все, что его окружало, — влажную мягкую почву и жесткую болотную траву под босыми ногами, воздух и солнце на коже, сильные руки почетной стражи, когда его крепко схватили за плечи. Все вместе трое мужчин шагнули вперед, в заводь. Они погрузились по пояс, и он ощутил, как холодная вода щекочет его обнаженные ноги и гениталии.

Он тяжело задышал, а сердце забилось еще отчаяннее, словно в предчувствии близкой смерти. Он должен верить. Усилием воли он и заставлял себя верить. Это был единственный способ совладать с паникой, которая, казалась, неслась за ним следом по деревянному настилу.

Жрица скинула платье и обнаженной ступила в заводь. Ритуальный нож она крепко сжимала в кулаке. Клинок сверкал на ярком дневном свете. Такой маленький ножик… Он был воином и никак не мог увязать эту вот игрушку с окончанием своей жизни. Жрица встала перед ним, и вода, казавшаяся черной на фоне белой кожи, скрыла ее до пояса. Она подняла руку и с ритуальными словами возложила ладонь ему на лоб. Он поддался, как и было положено, мягкому давлению ее руки и лег на воду. Голова медленно погрузилась, и между его лицом и светом дня образовалась мутная, окрашенная торфом водяная завеса.

Двое стражников по-прежнему крепко держали его за плечи, и он ощутил давление еще чьих-то рук на тело и на ноги. Глаза его между тем оставались открытыми. Вокруг него кружились темные и густые болотные воды с примесью земли. Его золотая грива вздымалась и колыхалась, мутная вода приглушила сияние волос.

Он задержал дыхание. Он знал, что не должен этого делать, но инстинкт приказывал удерживать воздух в легких, бороться за жизнь. Затем легкие начали словно разрываться от недостатка кислорода, и тут он в первый раз попытался оттолкнуть руку жрицы. Она легонько надавила снова, и хватка чужих рук стала крепче. Он почувствовал, что его погружают еще глубже, и вот уже спину оцарапали затонувшие папоротники и камни на дне.

Паника, приближение которой он ощущал все это время, теперь догнала его с воплем, что не будет никакого возрождения, не будет никакого нового начала. Будет только смерть. И пришел его черед завопить, и его крик вырвался огромной гроздью пузырей, помчавшихся сквозь муть воды вверх, к свету, которого он больше никогда не увидит. Холодная противная жижа хлынула в рот и в горло. У нее был привкус земли и червей, корней и гниющей зелени. Вкус смерти. Вода хлынула в протестующие легкие. Он судорожно забился, но теперь еще больше рук удерживало его, придавливая книзу и обрекая на смерть.

В этот момент он почувствовал на горле поцелуй ножа жрицы, и водоворот воды вокруг него стал еще темнее. Краснее.

Но он ошибался. В конце концов возрождение состоится. Однако, прежде чем свет дня снова его коснется, пройдет более шестнадцати веков, а его золотистые волосы сменят цвет и станут огненно-рыжими.

И только тогда он возродится. Как Рыжий Франц.

ГЛАВА 3

Октябрь 1985 года: за двадцать лет до первого убийства

Железнодорожная станция Норденхам, город Норденхам, 145 километров к западу от Гамбурга

Железнодорожная станция Норденхам находилась на дамбе, возвышавшейся над рекой Везер. Этим октябрьским днем на платформе ожидала прибытия поезда семья. Большое станционное здание, платформу и металлическую кованую решетку четко освещало осеннее солнце — яркое, но совершенно холодное.

Семья — отец, мать и ребенок — стояла в конце платформы. Отец был высоким худощавым мужчиной лет тридцати пяти. Длинные густые и очень темные волосы были зачесаны назад, открывая широкий бледный лоб, но несколько непокорных прядей завивались на воротнике куртки. Длинные темные бакенбарды, усы и козлиная бородка подчеркивали бледность его кожи и тонкие губы. Мать тоже была высокой — лишь на пару сантиметров ниже мужа — с серо-голубыми глазами. Из-под вязаной шерстяной шапочки выбивались длинные прямые светлые волосы. На женщине было желто-коричневое пальто длиной до щиколотки, а на плече висела большая разноцветная сумка-макраме. Мальчику на вид было лет десять, но он отличался высоким ростом — явно пошел в родителей. Лицо ребенка казалось бледным и грустным, как у отца, а на голове шапкой курчавились взъерошенные темные волосы.

— Жди с мальчиком здесь, — ласково, но твердо приказал отец семейства. Он убрал с лица женщины прядку светлых волос. — Когда Пит приедет, я пойду к нему один. При малейших признаках осложнений хватай мальчика и убирайся с платформы.

Женщина кивнула, но в ее глазах промелькнул страх. Мужчина улыбнулся ей, нежно сжав руку, и двинулся прочь. Дойдя примерно до середины платформы, он остановился. Из конторы вышел рабочий Немецких железных дорог, спрыгнул с платформы на полотно и решительно зашагал через рельсы. Из помещения касс вышла женщина средних лет, одетая с характерной для богатых западногерманских бюргеров безвкусицей, и остановилась метрах в десяти правее мужчины. Высокий бледный человек словно не замечал этой вспышки активности, но на самом деле он внимательно следил за всеми, кто находился на станции.

Из помещения касс вышел еще один человек, тоже высокий и худощавый, но светловолосый. Его длинные волосы были стянуты в хвост. На узком бледном лице виднелись следы перенесенной в детстве ветрянки. Он старался двигаться легко и непринужденно, но, в отличие от брюнета, в каждом его жесте читалась напряженность, а в глазах — неуверенность и волнение.

Мужчин теперь разделял от силы метр. Широкая улыбка стерла с лица брюнета суровое выражение — так солнечный луч и к рассеивает тьму.

— Пит! — радостно, но негромко произнес он.

— Говорил я тебе, что это неразумно, — без улыбки бросил блондин с явным голландским акцентом. — Говорил я тебе не приходить. Это очень плохая идея.

Темноволосый мужчина, по-прежнему улыбаясь, философски пожал плечами:

— Да все в нашей жизни неразумно, друг мой Пит, но совершенно необходимо. Как и эта наша встреча. Боже, Пит… Как же здорово снова тебя видеть! Деньги принес?

— Возникли кое-какие проблемы, — ответил голландец.

Темноволосый мужчина посмотрел в конец платформы на женщину с мальчиком. А когда снова перевел взгляд на голландца, тот уже не улыбался.

— Что за проблемы? Нам нужны деньги, чтобы уехать и найти новый дом.

— Все кончено, Франц, — проговорил голландец. — Все кончено уже давным-давно, и нам следовало с этим смириться. Остальные… они тоже так считают.

— Остальные? — фыркнул темноволосый. — Я от них ничего и не жду. Они лишь кучка ничтожеств из среднего класса, прикидывающихся активистами. Примазавшиеся к нам и испуганные. Слабаки, изображающие сильных. Но ты, Пит… От тебя я жду большего. — Он снова позволил себе улыбнуться. — Да ладно, Пит. Ты не можешь сейчас все бросить. Я… Ты нужен нам.

— Все кончено. Разве ты сам этого не видишь, Франц? Пришло время забыть о той, прежней, жизни. Я просто больше не могу этим заниматься, Франц. Я утратил веру. — Голландец сделал пару шагов назад. — Мы проиграли, Франц. Проиграли.