Читать книгу "Черная метка - Патрисия Корнуэлл"

– Нет, – ответил он, любуясь великолепием дня. – Думаю, тебе решать, рассказывать ей или нет. И должен добавить: Люси считает, что ты ее забыла.

– Я? – удивленно вымолвила я. – Это ее никогда нельзя застать на месте. Ведь это не я работаю в полиции под прикрытием и гоняюсь за нелегальными торговцами оружием и другими легкомысленными личностями. Она даже не может поговорить со мной по телефону, кроме как из офиса или по автомату.

– Тебя тоже нелегко найти. После смерти Бентона ты бываешь где угодно, только не дома. Не думаю, что ты это осознаешь до конца, – заметил он. – Но я-то знаю. Я тоже много раз безуспешно пытался дозвониться до тебя.

На мои глаза снова навернулись слезы.

– А когда застаю тебя на месте, что слышу? "Все прекрасно. Очень занята". Не говоря уж о том, что ты ни разу меня не навестила. Прежде ты даже то и дело привозила свои особые бульоны. Ты не думаешь о тех, кто тебя любит. Не думаешь о себе.

За время монолога он несколько раз украдкой глянул на часы. Я поднялась со стула.

– Ты возвращаешься во Флориду? – спросила я нетвердым голосом.

– Боюсь, что нет. Лечу в Вашингтон, – ответил он. – Опять участвую в телепередаче "Лицом к нации". Все то же самое. Мне так это надоело, Кей.

– Жаль, что ничем не могу помочь.

– Там сплошная грязь, Кей. Если бы некоторые люди узнали, что я нахожусь здесь, наедине с тобой, то распустили бы злобные сплетни. Я в этом убежден.

– Тогда не нужно было приезжать.

– Меня ничего не смогло бы остановить. И я зря жалуюсь на Вашингтон. У тебя достаточно своих забот.

– Я засвидетельствую в суде о добропорядочности твоей натуры, – сказала я.

– Если мне придется туго, вряд ли это поможет.

Я показала ему безукоризненный дом, который сама спроектировала, антикварную мебель, картины и собранную мной коллекцию старинных медицинских инструментов, провела по ярким коврам и дорогому паркету. Все точно соответствовало моему вкусу, но воспринималось совсем не так, как в то время, когда здесь был Бентон. После его смерти я уделяла дому не больше внимания, чем себе. Сейчас это было видно всюду, куда бы я ни бросила взгляд.

Сенатор Лорд заметил мой открытый портфель на диване в большой комнате и листочки бумаги, письма и записки, разбросанные на кофейном столике, под которым валялись рабочие блокноты. Подушки лежали криво, пепельница была наполнена, потому что я опять начала курить. Он не стал читать мне нравоучения.

– Кей, ты понимаешь, что из-за того, о чем я только что говорил, наши встречи придется ограничить? – спросил сенатор Лорд.

– Господи, посмотри на этот беспорядок, – вырвалось у меня. – Похоже, я стала плохой хозяйкой.

– Уже поползли слухи, – осторожно продолжил он. – Звучат завуалированные угрозы. – Его тон стал раздражительнее. – И все из-за того, что мы друзья.

– А когда-то я была такой аккуратной. – Я с досадой рассмеялась. – Мы с Бентоном всегда ссорились из-за моего дома, моего дерьма. Моего идеально прибранного, идеально упорядоченного дерьма. – Скорбь и гнев, вспыхнувшие ярче, чем прежде, заставили меня повысить голос. – Если он что-то перекладывал или клал не в тот ящик... Вот что случается, когда достигаешь среднего возраста, всю жизнь прожив в одиночестве и привыкнув, чтобы все лежало на своем чертовом месте.

– Кей, ты меня слушаешь? Мне не хочется, чтобы ты подумала, будто я тебя забыл, если не смогу слишком часто звонить или приглашать на ленч, пытаясь узнать твое мнение о законопроекте, который стараюсь протолкнуть.

– Я даже не могу вспомнить, когда мы с Тони развелись, – с горечью сказала я. – Что? В восемьдесят третьем? Он ушел. Ну и что? Он мне оказался не нужен, как и все, кто был после него. Я могла устроить свой мир так, как хотела, и я это сделала. Карьера, имущество, вложения капитала. Вот взгляни.

Стоя в холле, я обвела рукой свой прекрасный каменный дом и все, что было внутри.

– Ну и что? Ну и что из того? – Я посмотрела в глаза сенатору Лорду. – Я позволила бы Бентону высыпать мусор посреди комнаты. Позволила бы разнести это проклятое место на кусочки. Я просто не обращала бы на это внимания, Фрэнк. – Я вытерла слезы отчаяния. – Мне хотелось бы начать все сначала и никогда не говорить ему ни слова в укор. Я просто хочу, чтобы он был здесь. О Боже, как я хочу, чтобы он был здесь. Каждое утро я просыпаюсь счастливой, но потом накатывают воспоминания и я едва могу подняться с постели.

По моему лицу бежали слезы. Казалось, что потревожен каждый нерв моего тела.

– Ты принесла Бентону счастье, – мягко и сочувственно произнес сенатор Лорд. – Ты для него была всем на свете. Он рассказывал мне, как ты была добра к нему, как понимала его трудности, когда Бентону приходилось заниматься этими отвратительными делами для ФБР. Я уверен, что ты знаешь об этом.

Он глубоко вздохнул и прислонился к двери.

– И я уверен, он хотел бы, чтобы ты была счастлива, вела нормальную жизнь. В противном случае твои отношения с Бентоном Уэсли окажутся разрушительными и неправильными, они испортят тебе жизнь. Проще говоря, твоя любовь будет ошибкой. Ты меня понимаешь?

– Да, – ответила я. – Конечно. Я знаю точно, чего ему сейчас хотелось бы. Знаю, что правильно для меня. Я не желаю такой жизни. Еще немного, и я этого не вынесу. Иногда думаю, что сломаюсь, просто развалюсь и попаду в какую-нибудь психушку.

– Нет, не попадешь. – Он взял мою руку. – Я убежден, что ты добьешься своей цели, несмотря ни на что. Ты всегда побеждала, и хотя сейчас ты переживаешь трудное время, скоро будет легче. Обещаю, Кей.

Я крепко его обняла и прошептала:

– Спасибо, что привез письмо, что не забыл его в какой-нибудь папке.

– Позвонишь, если буду тебе нужен? – не столько спросил, сколько скомандовал сенатор Лорд, когда я открыла дверь. – Помни, что я сказал, и обещай не чувствовать себя брошенной.

– Поняла.

– Если понадоблюсь, я к твоим услугам. Не забывай это. Помощники всегда знают, где меня найти.

После того как черный "линкольн" отъехал, я пошла в гостиную и разожгла камин, хотя было не слишком холодно. Мне отчаянно хотелось чего-то теплого и живого, чтобы заполнить пустоту, оставшуюся после отъезда сенатора Лорда. Снова и снова я перечитывала письмо Бентона и, казалось, слышала его голос.

Я представила, как он сидит в рубашке с закатанными рукавами, обнажив крепкие руки, и сильными пальцами держит серебряный перьевой "Монблан", авторучку, которую я подарила ему потому, что она была такой же совершенной и безупречной, как он сам. Я не могла перестать плакать и держала листок бумаги с выгравированными инициалами так, чтобы слезы не капали на него.

Стиль и манера Бентона выражать себя всегда были взвешенными и строгими, и слова письма одновременно утешали и причиняли боль, пока я одержимо вчитывалась в него, пытаясь найти хотя бы намек на многозначительность. Временами мне казалось, что Бентон каким-то таинственным образом сообщает, будто его смерть была ненастоящей, являясь частью интриги или какого-нибудь плана, составленного ФБР, ЦРУ или бог знает кем еще. Потом, остыв, я вспомнила правду. Бентона пытали и, в конце концов, убили. Анализ ДНК, зубной карты, личных вещей подтвердил, что неузнаваемые останки принадлежали ему.