Читать книгу "Завещание Императора - Вадим Сухачевский"

"Джехути!" – невесть откуда вдруг ворвалось в сознание загадочное имя. Не вспомнилось, — фон Штраубе готов был поклясться, что никогда прежде его не слышал, — а просто материализовалось из табачного дыма. Но главное, фон Штраубе теперь почему-то знал наверняка, что его собеседника зовут именно так. С этого мига и слова незнакомца тут же обрели осмысленные очертания – безусловно, он говорил о той самой Тайне, только начал, пожалуй, слишком уж издалека. Молодой человек собрал все свое внимание, ибо столь же внезапно понял, что перед ним тот единственный, кто в самом деле способен ему помочь.

— Знаю, знаю, — словно прочел его мысли господин Джехути, — мои рассуждения сейчас кажутся вам чрезмерно пространными, но, право, я вынужден. С вашей стороны было бы крайне неразумно нырять в сей омут, предварительно не оценив его глубины, не взвесив все pro и contra. Коли уж на то пошло, как раз "contra", по-моему, перевешивают. Мне известно, сколь многое в своей жизни вы связываете с разрешением этой… — тонкие губы сложились в умудренной улыбке, — …не будем произносить слишком громких слов… загадки. (Откуда бы он мог знать? Впрочем, фон Штраубе уже не в силах был задаваться бессмысленными вопросами.) Однако, — продолжал птице-господин, — не для красного словца речено, что умножающий знания умножает печаль. Ибо знание, омут сей, таит в себе сразу две опасности: он может оказаться либо слишком мелким, и тогда, нырнув, вы рискуете расшибить себе лоб или, что еще досаднее, попросту запачкаться вонючим илом, либо поистине бездонным, и тогда он не выпустит вас назад. То же и со всеми тайнами этого мира, — а уж кое-что я в них смыслю. Тайна может обернуться сущим пустяком, наподобие скрываемой любовной интрижки какого-нибудь господина N.N., со всей сопутствующей грязью, или какой-нибудь политической мишурой, а может вовсе не иметь разгадки, порождать все новые, новые тайны и навсегда засосать в иную, запредельную жизнь, из которой не вырваться уже никогда. К слову сказать, истинные тайны, как и любые истинные вопросы разума, как раз именно таковы; иное дело, их в мире не так уж много. Бытует мнение, что человек стремится к ясности. Простите меня – чушь! Истинный разум больше стремится к тайне, она для него самоценна. Даже если за сим воспоследует, как это описано, помните, изгнание из Эдема.

— Однако, я так понимаю, вам что-то известно?.. — попытался вставить фон Штраубе.

— А, вы о той загадке, которая, собственно, вашу милость интересует, о той, про которую все газеты трубят? — не дал ему договорить Джехути. — Желаете, вероятно, знать, к какой из двух названных категорий принадлежит она? Увы, тут, при всем почтении, не скажу вам ничего. Так же, как в свое будущее каждый должен заглянуть сам, а не то, пожалуй, жизнь людская потеряла бы всяческий вкус и, наверное, вовсе пресеклась бы в первом же колене; так и с любой тайной: всяк сам, в одиночку, на ощупь подбирается к ней, не существует иного способа. Я готов помочь вам сделать лишь первый шаг на этом пути. — В тонких пальцах у него появилась заветная карточка с двуглавым орлом и короной – пропуск во дворец. — Но заранее предупреждаю, что, вполне вероятно, он вас разочарует. Впрочем, все зависит от того, как вы поведете себя дальше, вернетесь назад, в свой незатейливый мирок или… Так готовы ли вы сделать первый шаг, при этом зная, что настоящие тайны – губительны?

— Я готов, — выдохнул фон Штраубе и нетерпеливо потянулся за карточкой, уже лежавшей на столе, но Джехути слегка ее отодвинул.

— Минутку, — сказал он. — Если вы не запамятовали, еще один пустяк…

Пустяк весил жизнь. То был секретный пакет с сургучными печатями Адмиралтейства. С утра лейтенант собственноручно зашил его под подкладку шинели, но птицеподобный, как факир, легким движением руки внезапно извлек его прямо откуда-то из воздуха. — Да, да, я об этом самом… Мне он, собственно, без надобности, но граф настоятельнейше просил. Вероятно, политика… впрочем, не желаю знать! Догадываюсь, чем вы рискуете, но тут есть один немаловажный момент. За тайну следует платить. Это, в самом деле, пустяк, поверьте мне, кое-кто плачивал несравнимо большую цену. Для меня же это, коль угодно, мера вашей готовности – в данном случае совершенно необходимой – перешагнуть через определенную черту.

— Моя подпись кровью, — невесело пошутил фон Штраубе.

Джехути рассмеялся (смех у него тоже походил на птичий клекот – люди так не смеются: "Квирл, квирл!").

— Ну, если вы охотник до подобных метафор… Однако же, я смотрю, мы заговорились…

Молодой человек взглянул на стенные часы. Они показывали почти полночь, а когда он входил в подъезд, не было еще и девяти.

К Джехути вернулась серьезность. Взгляд его теперь поверх клюва целился в самую глубь души.

— Итак!.. — произнес он. Вдруг вздыбился – показалось, всамделишной птицей – и стал огромен.

"…Итак…" – отозвалось в ушах у фон Штраубе, но в эту минуту, уже почти не изумившись, он обнаружил себя в совершенно другом месте – вышагивающим по студеному ночному городу, в половине пути от своего скромного обиталища на Питерской стороне.

Дабы удостовериться, было ли явью все происшедшее с ним, лейтенант пощупал за пазухой шинели пакет. Ясности это, однако, не привнесло. Оказалось, что подкладка прочно пришита, однако пакет под ней не прощупывался. Впрочем, сейчас фон Штраубе уже не поклялся бы, что когда-либо вправду зашивал его туда. И вообще, большинство событий этого странного вечера он уже готов был отнести на счет своего воспаленного от недосыпания и нездоровья воображения. Преследовало только это странное имя: "Джехути…" С чего он, собственно, взял, что так зовут господина с птичьим клювом? Ну да, был какой-то маловразумительный разговор, был некий господин, похожий на цаплю, не исключено, что иностранный шпион, если это он все-таки выкрал пакет…

Только не на цаплю, пожалуй, был похож, а…

* * *

…на ибиса, конечно же, на птицу ибиса, виденную в зоологическом саду!

* * *

Священный Ибис – Джехути – египетский бог Тот, сын великой богини Маат, бог луны, бог мудрости, письма, чисел и тайны.

Джехути-Тот, повелевающий всеми языками, и людской жизнью, ибо он ведет исчисление нашим дням.

Бог Тот, полночный Атон, разделивший время на месяцы и годы, "да будет он благостен и вечен".

Бог Тот, везир богов, писец "Книги мертвых", стоящий одесную самого Озириса на его суде.

Гермес Триждывеликий, провожатый к последнему пристанищу, чья мудрость окутана тайной, а тайна – мудростью; покровитель жаждущих знания, извечный, как тайны бытия, как самое время, священный Ибис – Джехути – Тот…

Квирл! Квирл!

* * *

Развеялось так же мгновенно, как ввинтилось в мозг, и, подходя к своему дому, фон Штраубе уже изрядно сомневался, был ли в действительности птицеподобный господин или тоже навеян этой медной луной, примерзшей к небу.

Но так или иначе, а господин, безусловно, был. Ибо, сунув руку в карман, молодой человек извлек оттуда карточку, извещавшую лейтенанта флота, барона фон Штраубе о персональном приглашении во дворец.