Читать книгу "Тихое вторжение - Дмитрий Володихин"

Делаю три шага вперед, силы мои исчерпаны. Кнопка… тревоги по всему исследовательскому комплексу. Всё. Теперь входной люк по аварийному сигналу заперт намертво. Без особого кода, который знают лишь глава комплекса да зам по безопасности, его не разблокировать.

Ноги подкашиваются.

Катя…

Часть 1

Раздача карт

Глава 1

Раб Зоны

Когда я очнулся, на меня очень внимательно смотрели четверо. Из них двое знали, кто такой сталкер Тим. С одним мы пили разок. Но все четверо – и знакомые, и незнакомые – приглядывались ко мне с большой настороженностью.

Какого ляда?

А потом, ребята, я рывком вспомнил, как я сюда пришел и что творил до того.

Иисусе! Кошмар какой.

– Какое сегодня число, господарищи?

Тот, что пил со мной, отвечает. Я гляжу на него, как на полного придурка, и очень мне хочется наорать. В голове – сумерки, боль такая, будто мозг хочет вылезти через уши, но проход для него узковат. И еще какая-то странная вонь. Нет, сам я благоухаю помойкой, это понятно. Я еще и чужой кровью благоухаю. Но почему помойка у меня вдобавок и под черепом? Почему такое ощущение, будто серое вещество протухло и наполняет череп ароматами холостяцкого холодильника?

Я все-таки принимаюсь орать:

– Ты, харч псевдоплоти, ты охренел?!

Хочется мне вскочить с койки, но меня крепко зафиксировали, дёрг-дёрг, остаюсь на месте. И я бы такого субчика зафиксировал…

Стараюсь разговаривать спокойнее. Не надо пугать людей, от них теперь вся моя жизнь зависит.

– Извини… ты, часом, не ошибся, мужик? Или это я ослышался? Давай, скажи еще разок.

Он повторяет.

Поверить невозможно! Я провел в Зоне без малого четыре месяца. А это значит…

– Я провел в Зоне четыре месяца. Мой организм начал подстраиваться под энергетику Зоны. Если вы меня не эвакуируете отсюда в ближайшее время, то, оказавшись за пределами Зоны, я просто сдохну. Или стану инвалидом, у которого всё в полуразвалившемся состоянии.

Тут один из них, по виду старший, говорит тому, кто со мной пил, мол, для начала знать бы, кто он такой или что он такое. Тот ему: да я знаю парня, это сталкер Тим, нормальный человек, работает на самого доктора Михайлова. Но старшой смотрит на него с о-очень большим недоверием.

Оно и понятно.

Прикиньте, ребята, вы сидите в исследовательском комплексе посреди чернобыльской Зоны отчуждения. У вас военное положение – круглый год, двадцать четыре часа в сутки. У вас каждый месяц Зона крадет одного-двух сослуживцев. И как раз недавно она схавала вашего часового, которого ваш же старшой, полный идиот, очевидно недавно прибывший в Зону, имел дурость поставить на открытом пространстве. Вы уже объяснили старшому, до какой степени он идиот. Но ему страшно хочется свалить свою вину на кого-то еще. И вот прямо в шлюзовой люк вваливается голый грязный мужик, обросшее вонючее чмо, с оторванной башкой часового в одной руке и кистью руки – в другой. Он, вроде, вовремя закрыл люк и тем спас центр от нападения каких-то… каких-то… в общем, таких же, как он сам, обросших и вонючих не пойми кого. Но… это Зона. Хитрая сучка. Кого она к вам подослала, хрен поймешь.

Прикинули?

Ну и что? Хотите набить морду старшому? Но как-то колеблетесь? Вот и я бы на вашем месте колебался.

Говорю им:

– Да, я сталкер Тим. Он же Дмитрий Тимофеевич Караваев. Старший научный сотрудник московского Центра гуманитарных исследований Зоны. Я, наверное, побывал под контролером… но теперь стены вашего комплекса экранируют меня от пси-воздействия. Я теперь обычный мужик, которому до жути повезло. Если боитесь, что я бандит или дикий сталкер и решил гробануть вас, ну… наведите справки. Да в жопу справки, наденьте на меня наручники, свяжите, хоть лицо маской закройте, только сообщите Михайлову и эвакуируйте отсюда. Четыре месяца, понимаете? Четыре месяца! И у меня просто раскалывается башка. Сделайте что-нибудь. Позовите врача. Обезболивающее дайте. Иначе я прямо сейчас сдохну. Черепушка лопнет, отскребайте потом мои мозги от стен.

Один лезет отвязывать меня. Старшой на него гаркает, а тот ноль внимания. И тот, кто со мной пил, отстраняет старшого, мол, погуляй, имей совесть. Старшой матерится, но как-то вяло.

Дела мои идут на лад.

И всё бы хорошо, но за спинами тех, кто развязывает меня, слышится клацанье автоматного затвора. А потом спокойный такой голос:

– Всем: отойти на три шага назад.

Это не старшой. Это второй мужик, который когда-то меня видел. Пить он со мной не пил, но дельный, вроде, тип, научник с регалиями. Статьи у него… да я же статьи его читал! Терех его фамилия.

Старшой ему:

– Александр Евгеньевич, я приказываю вам опустить оружие!

Ноль внимания. Тогда остальные ему:

– Вы что? Моча в голову ударила?

А он им заявляет, и голос такой ледяной, не приведи Господь:

– Считаю до трех. Если кто-нибудь не отойдет на три шага от койки, как я велел, стреляю без предупреждения.

Не шутит мужик. И они ему подчиняются.

– Вы – Терех, – говорю. – Не узнаете меня?

– Узнаю. Вы – Караваев. И еще пробудете Караваевым какое-то время. А вот потом начнутся очень большие сложности для всех нас… Ответьте на один вопрос: вы помните своего контролера? Помните или нет? У вас нет амнезии? Вы должны были его видеть и запомнить – хотя бы в тот момент, когда он брал вас под пси-контроль.

Роюсь в памяти. Контролер? Должен помнить. Иначе кто меня водил на пси-поводке все эти месяцы… Но… но… никакого контролера я не видел. Просто я полюбил истину… я разом полюбил истину. Истина сладка, истина прекрасна! Дети ее свободны!

В голове как будто разорвалась граната. Кажется, я застонал.

– Живее!

Он еще кричит на меня.

– Дайте обезболивающее… Умоляю, мать вашу, мужики, вы что, не люди? Не помню своего контролера. Какой-то был, не могло не быть… Иначе как же я там… Но не помню.

Очень хорошо, что никто, кроме меня, не знает, «как же я там».

Убивал.

Жрал человечину.

И, кажется, трахал кого ни попадя… Или нет? Не помню наверняка. Ну, хоть это…

Катя… Господи… Катя… Простите меня вы оба. Я с ума схожу!

Но я ведь всё это делал ради сияющей истины! Нет ничего слаще истины. Мы любим ее…

– Еще раз, – настаивает Терех, – четко подтвердите, что не видели и не знаете своего контролера.

Я начинаю выть. И сквозь собственный вой едва могу сказать: не видел, не знаю.

Голова кружится, в глазах становится мутно.