Читать книгу "Ла Брава - Элмор Леонард"

— Как он выглядит?

— Симпатичный парень, ближе к сорока. Волосы темные, среднего роста, худощавый. Не то чтобы стильный, но вполне ничего.

— Сколько их тут перебывало— сами без носков, зато портфолио битком набито «социально-значимыми» работами.

— Нет, он не хиппи. Этого я не говорил. — Морис набрал в грудь побольше воздуху, решившись открыть ей тайну. — Представляешь себе парней, которые охраняют президента? Секретная служба. Он был одним из них.

— Правда? — Похоже, это произвело впечатление. — Ну, эти-то всегда подтянутые, в костюмах, при галстуках.

— Да, раньше он тоже был таким, — подтвердил Морис— Теперь он не ходит в парикмахерскую, одевается, как ему удобнее. Но видела бы ты, как Джозеф идет по улице, — он подмечает все, что происходит, выхватывает из толпы лица, людей, которые привлекли его внимание. Привычка, он уже не может от нее отделаться. Знаешь, кем он был до Секретной службы? Следователем в налоговой полиции.

— Господи, — вздохнула Ивлин. — Нечего сказать, приятная личность.

— Да нет, он парень что надо. Он сам говорит, что раньше занимался не своим делом, — заступился Морис. — Теперь, если он видит кого-нибудь подозрительного или опасного, ему надо только одно: щелкнуть этого типа.

— Похоже, он и сам тот еще тип, — буркнула Ивлин.

— Можно сказать и так, — кивнул Морис. — Он из тех тихонь, про которых никогда не знаешь, что они выкинут в следующую минуту. Но парень хорош, а?

— Ничего себе, — сказала Ивлин.

Глава 2

— Я открою тебе секрет, которым ни с кем тут не делился, — сказал Морис, и стекла его очков, его дочиста выскобленная загорелая лысина таинственно заблестели в свете фонарей. — Я не просто управляющий, я владелец этой гостиницы. Я купил ее в 1951-м, за наличные. Сразу после Кефавера.

— А я думал, гостиница принадлежит той женщине из Бока, — сказал Джо Ла Брава. — Ты же вроде сам так говорил?

— Ну да, женщина, которая живет в Бока, владеет частью гостиницы. В пятьдесят восьмом она подыскивала, куда вложить денежки. — Морис Золя запнулся, вспоминая. — В пятьдесят восьмом или в пятьдесят девятом. Они тогда тут кино снимали с Фрэнком Синатрой.

Они вышли из гостиницы, оставив позади опустевшую веранду, уставленную металлическими стульями, перешли через пустынную улицу на другую сторону, ближе к пляжу, где Морис оставил машину. Ла Брава старался быть терпеливым, имея дело со стариком, но, придерживая распахнутую дверь автомобиля, молился про себя, чтобы эта история не затянулась. Старикан мог в любой момент остановиться посреди улицы, если собирался сказать, на его взгляд, важное. Остановившись в проходе в «Вулфи» на Коллинс-авеню, он собрал позади целую очередь желающих выйти или войти, которые вынуждены были выслушивать его повесть о славных местечках, где можно было оттянуться в былые дни, или о том, как раньше отличали на пляже среди пестро одетой толпы букмекера.

— Знаешь, как его отличали?

— Как? Как? — переспрашивал кто-нибудь из собравшихся, и тогда Морис разъяснял:

— У всех рубахи были расстегнуты до пупа — у всех, кроме «буки». «Буки» всегда засупонивались вплоть до верхней пуговицы. Такой вот опознавательный знак. — И уже в ресторане, дожидаясь, когда его проводят к столику, Морис еще несколько раз повторил: — Да, «буки» никогда не расстегивали верхнюю пуговицу.

— В той картине играл Эдуард Робинсон, франт, каких поискать. — Морис потуже затянул узел галстука, провел рукой по бледно-голубой куртке спортивного покроя, разглаживая едва заметные морщинки. — Они собирались в «Кардозо», эти киношники из Голливуда, все как на подбор, и еще на собачьих бегах, что шли внизу, у мола, на Первой улице — или нет, не там, а между Бискайн и Харли.

— Ясно. Садись в машину.

— Я говорю этим старухам, что я тут всего-навсего управляющий, чтобы они меня не доставали. Им же делать нечего, сядут себе на веранде и давай ворчать. То им цветные не угодили, теперь кубинцы или гаитяне — дескать, шумят под окном, того и гляди, выхватят кошелек, если выйдешь на улицу. «Грауберы», — говорят они про них. «Момзеры», «лумпс». «Гони отсюда этих момзеров, Морис. Не пускай их сюда, и „набкас“ тоже». «Набкас» — это шлюхи. Я скоро уже сам заговорю по-ихнему, как эти «альмунас» с крашеными волосами. Я зову их райскими птичками, они это любят.

— Я вот что хотел спросить, — прервал его Ла Брава в надежде удовлетворить наконец свое любопытство. — Та женщина, за которой мы едем, — твой партнер?

— Я так понимаю, у леди, которой мы нынче спешим на помощь, какие-то неприятности, — сказал Морис, оглядывая свою гостиницу, картинно опираясь рукой на свой автомобиль— «Мерседес» старой модели со сдвоенными вертикальными фарами спереди. Когда-то он был кремового цвета, но теперь краска облупилась. — Я потому и заговорил об этом. Если она начнет говорить насчет гостиницы, ты хоть будешь представлять, о чем речь. Соседний отель тоже принадлежал мне, но я его продал в шестьдесят восьмом. Почему только никто не догадался запереть меня в туалете, чтобы я дождался, когда цены на недвижимость взлетят до небес?

— «Андреа»? Она тоже принадлежала тебе?

— Она раньше называлась «Эсфирь». Я переименовал обе гостиницы. Иди-ка сюда. — Морис потащил Ла Браву за руку прочь от машины. — При свете фонарей толком и не прочтешь. Смотри, видишь названия наверху? Прочти их вместе, как одно. Что получится?

Целый квартал тесно прижавшихся друг к другу отелей— оштукатуренные здания, выкрашенные в пастельные тона, авангард давно устаревшей моды на берегу Атлантического океана. Каждая гостиница на свой лад воспроизводит декорации тропического курорта: взмывающие вверх стены, скругленные углы, кирпич и стекло, барельефы с пальмами и русалками.

— «Андреа», — прочел Ла Брава. — А там — «Делла Роббиа».

— Нет-нет, не «Андреа» и «Делла Роббиа». — Морис покрепче ухватил Ла Браву за локоть, тыча указующим перстом. — Прочти вместе.

— Темно совсем.

— Раз я могу прочесть, значит, и ты можешь. Читай подряд: «Андреа Делла Роббиа». Был такой знаменитый итальянский скульптор пятнадцатого или шестнадцатого, не помню точно, века. Эти гостиницы назывались «Эсфирь» и «Дороти» — ну что это за название для отеля в Саут-Майами-бич? Особенно в те времена— сейчас-то никто и внимания не обращает. Наш юг превращается в Южный Бронкс.

— Красивое название— «Делла Роббиа», — похвалил Ла Брава. — Так мы едем?

— Делла Роббиа, — поправил его Морис с ударением на первом слоге, раскатывая «р» на мягкий средиземноморский манер, смакуя звук этого имени, явно наслаждаясь им. — А тот сукин сын, которому я ее продал, — представляешь, что натворил? Раскрасил «Андреа» в белый цвет, буквы вывески написал другим шрифтом, разрушил стиль. Обе гостиницы были раньше такого приятного бледножелтого цвета, буквы темно-зеленые, и роспись тоже темно-зеленая, и оба названия читались вместе, как и было задумано.