Читать книгу "Окно в Европу - Валентина Андреева"

– Сохранился, – несколько удивленно ответила я.

– Потом дашь. И не сбивай меня с мысли… Так ты поняла, почему Нинка не ягодка? – В Наташкиных глазах заплясали искорки новой порции раздражения, и я поспешно подтвердила, что поняла. Чего ж тут не понять. Арбуз – ягода, тыква – овощ. Шестьдесят восьмого размера… Подруга удовлетворенно кивнула. – Конечно, морда у Нинель очень симпатичная, но вот ее параметры… Чуть меньше трансформаторной будки. Спрашивается, какой мужик добровольно на Нинку польстится? – Я пожала плечами. Откуда ж мне это знать, если я не мужик и на Нинели всегда смотрю своими женскими глазами. По-моему, нормальная баба… Веселая и добрая до посинения. В прошлом году зимой на нетопленой даче стянула с себя шубу, чтобы согреть приблудного котенка. Когда мы к ней пришли, ее лицо уже приобрело стойкий синюшный оттенок. Мы потом ее до дома везли вместе с этим котенком. Он всю дорогу орал от страха, а Нинкину шубу в двух местах обдул. Сама Нинель после этой поездки две недели в кровати с ОРЗ провалялась. Теперь котенок вымахал в восьмикилограммового котяру, животиком пол подметает. А если крадется на даче за мышами, после живота колея остается. Им же подметает ступеньки лестницы, когда поднимается в дом. – Ты со мной согласна?

– Что-то я сегодня очень рассеянная. Извини, отвлеклась…

– Ну вот, я ей тут детали разжевываю, а она в прострации! Согласна, говорю, что на такую колоритную даму может клюнуть какой-нибудь извращенец или пройдоха со своими далеко идущими планами, в которых места в недалеком будущем для Нинки нет?

Язык так и чесался возразить. Я и возразила:

– А если это любовь? И этот мужчина сумел сквозь плотную телесную оболочку Нинки разглядеть ее добрую и нежную душу.

– Да она у нее так далеко запрятана, что без специальной аппаратуры фиг запеленгуешь! – Наташка схватила мой кофе и залпом осушила чашку, со стуком поставив ее на стол. Я растерянно заглянула в нее и подумала, стоит ли мне повторить этот номер с чашкой подруги? – Дрянь эта помесь «Арабики» с чем-то еще, – поставила точку на решении кофейного вопроса Наташка. – Не знаю, у кого из вас хватит терпения осилить этот здоровенный мешок? Целых двести граммов! Ну, положим, ты не знаешь всех деталей Нинкиного скоростного романа. Рассказываю. На майские праздники, когда мы отправились отдыхать в ссылку на Селигер, Нинель, как нормальный человек, прикатила на дачу с котом в корзинке и тележкой продуктов. В первую очередь, для него, во вторую – для матери, в третью – для дочери. Впрочем, Леку можно не считать. Глиста в корсете и вегетарианка. Травки пожует, ей на неделю хватит. Наверное, в отца пошла. Но я его не видела – не знаю.

– Мы с Димкой его знали, – взяв Натальину чашку и обретя уверенность в себе, заявила я. – Пожалуй, ты права. Лека в отца. Он был стройным и высоким. А погиб за полгода до того, как сосватали вашей семье продававшийся участок. Нинель говорила – разбился на машине. Мы еще по дачам деньги собирали на похороны, но его мать категорически от этих денег отказалась. Их потом пустили на ремонт дороги. Кстати, тогда Нинка такой полной не была. Наверное, поправилась с горя. – Я задумалась, ударившись в воспоминания. – Хотя, сказать, что она особенно горевала… Честно говоря, мне так не показалось. Пожалуй, горевала она больше с ним, нежели без него. Не один раз видела ее заплаканной и с синяками. Нинель объясняла их столкновением со стройматериалами. Тогда они еще строились… После похорон Нинка ожила и похорошела. Жаль, что вовремя не смогла притормозить. Я имею в виду, хотя бы до сорок восьмого размера… Но я тебя перебила…

– Можно подумать, в первый раз! В общем, до позднего вечера Нинка радовалась весне на грядках, перекапывая землю и занимаясь посевными работами. Пока не вспомнила, что забыла выключить дома в Москве газовую конфорку. В десятом часу вечера она, ругая себя такими словами, которые ей никак не шли – согласись, ну какая из нее проститутка? – поплюхала на станцию. Желающих ехать в Москву в такое время, да еще в праздничные дни, почти не было. Вот и сидела она в вагоне, наслаждаясь полным одиночеством и вздрагивая от страха на каждой остановке…

Натальин рассказ смахивал на слащавый любовный роман, абсолютно далекий от реальной жизни. Выражение лица было такое, как будто ее заставили съесть килограммовую пачку рафинада, не дав испить ни капли воды. Только теперь до меня дошло, почему подруга настаивала на досрочном прекращении моего телефонного общения с Нинель. Очевидно, все утро она провела в обнимку с телефонной трубкой, выслушивая исповедь Нинки. И ей до смерти захотелось самой рассказать мне всю эту «лав стори».

В Расторгуеве в вагон ввалила группа хорошо подгулявшей молодежи. Было шумно и весело. Имелось в виду, группе. Нинель сидела – ни жива ни мертва. И делала вид, что дремлет. Ага! Под громовые взрывы хохота. А когда наступило небольшое затишье, в панике чуть-чуть приоткрыла один глаз, чтобы убедиться – на ее последние пятьдесят рублей в кошельке никто посягать не собирается. За свою честь не беспокоилась, а вот за жизнь – да. Только глаза сами по себе распахнулись до предела – напротив сидел мужчина приятной наружности и улыбался. Нинка, забыв про страх, невольно оглянулась. Сзади никого не было. Компания, сидевшая впереди, существенно сократилась – основная часть ребят вышла в тамбур покурить. Заливистый гогот стал тише.

Нинка перевела взгляд на соседа напротив и поняла, что спокойная жизнь кончилась. Незнакомец до конца дней, независимо от места своего нахождения, будет преследовать ее во сне и наяву. Она снова закрыла глаза, пытаясь убедить себя, что таких красивых мужчин не бывает. А если и бывают, то вот с такой же, как сейчас, улыбкой – доброй и внимательной. Но смотрят они совсем на других женщин. Сногсшибательных в своей привлекательности. Нинель, испугавшись того, что теряет драгоценные минуты, в течение которых могла бы незаметно любоваться незнакомцем, слегка приоткрыла глаза. И опять была вынуждена их распахнуть. Мужчина смотрел на нее с восхищением! Все ее сто с лишним килограммов веса таяли под этим удивительным взглядом.

Нинели надлежало выходить на «Коломенской», но она не решилась покинуть вагон, так и ехала до конца, совсем потеряв голову. Молчание совсем не казалось напряженным. Впрочем, время от времени Нина пыталась анализировать поведение незнакомца. Свое– никакому анализу не поддавалось. Она влюбилась по классическому образцу «с первого взгляда». Тут Наташка справедливо заметила, что на второй и третий взгляд попутчик наверняка обрел бы кое-какие черты маньяка или профессионального обольстителя, но – увы! Первый взгляд Нинки так и затормозил в этой стадии развития. Попытки же взглянуть на себя с противоположной стороны, то есть глазами незнакомца, рождали такие неприятные картины собственной необъятности и непривлекательности, что Нинель испуганно отбрасывала их в сторону, надеясь еще хоть какое-то короткое время мысленно побыть Дюймовочкой. А потом они поехали обратно, уже познакомившись. Причем познакомились в тот момент, когда попутчик, несколько опередив ее, галантно приоткрыл дверь вагона на станции «Москва-пассажирская». Половину двери по техническим причинам заклинило, а Нинка не решилась при незнакомце рвануть ее по заслугам. Боялась испугать попутчика своей мощью. Мужчине со второй попытки удалось открыть дверь, он вышел и подал Ниночке руку. В тот момент наша Дюймовочка сосредоточилась только на том, чтобы по неловкости не выпасть на кавалера и не раздавить его. В крайнем случае – не отдавить ему ногу. Но, очевидно, мужчина был бесстрашен или обладал определенной долей легкомысленности, поскольку принял Нинель в легкие объятия. В этот критический момент он и произнес, что зовут его Андрей. Нинель с испуга обозвалась Ниной Сергеевной, как ее величали все сотрудники по работе. Даже те, возраст которых опережал ее собственный лет на двадцать.