Читать книгу "Кровавый песок - Фридрих Незнанский"

Все изменилось со смерть Матери. Слово «семья», произнес Отец, когда вместе со мной на похороны приехала Мария. Перед гробом Матери хитрый старик взял с нас клятву выполнить первое желание, которое ему представится, как только закончится траур. Предчувствия меня не обманули. Желанием Роберта Первого было публично узаконить нашу связь. В общем, все было неплохо, хотя я опасался реакции Марии. Но Клифланд сыграл на опережение, решив установить своеобразный культ Марии: ее день рождения стал главным в нашей семье, ее друзья стали приглашаться туда, где им раньше ничего не светило, в конце концов, при любом нашем разногласии, отец принимал ее сторону. Поэтому я не удивился, с каким невозмутимым и благодушным видом моя подруга почитывала сценарий экзекуции, на которой ей предстояло расстаться со своим привычным холостым положением. К роскошной свадебной церемонии, Клифланд Первый расчетливо приложил набор презентов, которые я бы назвал даже не подарками, а скорее поучительными вложениями денег. Но самое главное отец выбрал верный момент и отказаться было нельзя. Старик подсознательно искал моральной сатисфакции за потерю жены и друга.

Будучи опытным инвестором, он понимал, что развитие проекта, напрямую зависит не столько от участников, сколько от геополитических условий, в которых они существуют. Чтобы окончательно подавить сопротивление, он устроил так, чтобы, мы, как минимум год, могли постоянно существовать хотя бы в одном штате. Мария неожиданно получила сразу несколько выгодных клиентов, проблемы которых требовали ее неотлучного присутствия в Нью-Йорке.

Для меня Отец приготовил более изысканную ловушку.

Не слишком богатый Инвестиционный фонд, в руководстве которым, я имел в меру обременительную положение, выигрывает тендер Госдепартамента на реализацию программы экономической помощи странам Восточной Европы. Соревнование за эту программу, было одной из моих многочисленных попыток проявить инициативу. И вот победа. Совет директоров с радостью вешает на меня всех собак. Мгновенно арендуется две приличных квартиры в Нью-Йорке и Вашингтоне. За пять лет совместной жизни Мария и я наконец-то проводим вместе ночь за ночью, утро, вечер и каждые выходные. Изредка нам позванивает Отец. Он без споров соглашается перенести день бракосочетания в связи с переездом и обустройством нового жилища. Следующую отсрочку исполнения приговора он взял на себя.

Клифланд Первый ввязался в проект глобальной спутниковой системы. Вскоре в мой Вашингтонский офис зачастили делегации из Восточной Европы. В основном, русские. Или, как у них там говорят, новые русские, кто их разберет.

Как я и предполагал, уехать в Россию в первый раз было гораздо проще, чем второй и третий. Два месяца жизни глаза в глаза утомили мою невесту. Она пошипела для приличия, но мнение выразила одобрительное.

Наскоро оценив столицу русских, я вспомнил совет Отца и начал подбирать площадку для возведения гостиницы. Оказалось, что в Москве все уже выбрано и ждали только денег. Я еще не успел наловчиться открывать замысловатые окна в квартире, арендованной на Кутузовском проспекте, как у моей гостиницы появились собственные окна. Когда на флагштоке перед парадным подъездом подняли американский флаг, мне показалась, что мир, который мне нужен, можно построить и здесь. Праздновать открытие отеля «Корона Республики» я отправился домой. Свадьбу пришлось отложить еще раз, потом еще и еще.

Три года просвистели, как три пули, угодив куда надо. За это время я открыл в Москве достаточно солидное представительство фонда, построил еще пару гостиниц у Черного моря (это на юге России), заложил бизнес двух радиостанций, расширил поставки американского оборудования и русского металла.

Теперь я считал, что научился вести дела в этой странной стране. Самое главное я наловчился заранее определять, с кем надо делиться и в какой последовательности. А здесь это действительно самое главное! Если допускать, чтобы люди просили сами, то отдавать приходилось много больше, и в самое неподходящее для расходов время. В среднем я появлялся в России, три-четыре раза в год, но раз от раза срок моего пребывания многократно увеличивался. Последствия задержек приходилось гасить долгими телефонными разговорами с Марией. И всякий раз я отбивался забавной русской поговоркой: «Долго запрягают, но быстро ездят».

Однажды я переборщил так, что моя вечная невеста серьезно испугалась и поехала в Москву. А просто оказалось, что целую неделю я не выходил на связь, мои русские партнеры утащили меня на охоту. В их жизнь охота вошла в привычный развлекательный пакет, для меня же она осталась экзотикой, поэтому я согласился.

Русские объяснили: чтобы прилично поохотится даже в такой огромной стране, все равно нужно забираться очень далеко. Телефоны в такой глуши бессмысленны, да их намеренно не берут, из соображений как прагматических (чтобы не потерять, не утопить, не сжечь в костре), так и физиологических (отдохнуть от дел). Не могу сказать, что я хорошо освоил стиль общения русских, но законы тесных, дружеских компании во многих случаях интернациональны. Без добычи возвращаться — дурная примета, значит, зверя надо ждать, сколько он того захочет. Так и выбралась целая неделя.

Известие о том, что Мария подлетает к Москве, застигло меня, как только наши машины появились в пределах кольцевой дороги. Кто-то из охотников все-таки взял с собой мобильную трубку. Времени, чтобы привезти себя в порядок уже не оставалось, поэтому мои товарищи вызвались проводить меня в аэропорт и как-то поучаствовать. Три джипа, эффектно заштукатуренных грязью, изменили курс. Мы успели.

Мария явно переусердствовала в просмотре программ CNN. От трапа «боинга» ее сопровождали три одинаковых «шкафа», так говорят в России о телохранителях со специфическими достоинствами. «Шкафы», завидев на своем пути подозрительную группу людей, одетых в камуфляж, немного заволновались и сгрудились вокруг Марии. Я осмотрел своих спутников. Неделя походной жизни сгладила наши отличия и теперь мне самому, предстояло сделать первый шаг навстречу грозному эскорту. Мои товарищи мгновенно разобрались, кто является нашей целью, и двинулись за мной. Телохранители напряглись. Нас разделяло не более шести метров. Каким-то образом Мари наконец вычислила меня и разрядила ситуацию. Из-за покатых плеч своих защитников и завопила:

«Роберт, бога ради, они думают, что ты — русский!»

«Шкафы» беззвучно раздвинулись и выпустили в мои объятия благоухающую парфюмом чешскую американку. Запустив руки в мои волосы, она прошептала:

«Так как ты жив! Эти ребята работают за твой счет. Не вздумай спорить. Сам виноват».

Отстранившись, она произнесла фразы для моих друзей, жгучие, как кипяток:

«Как дела товарищи? Меня зовут Маша. Привет».

Все звучало с сильным акцентом, но никогда прежде, ни во сне, ни в бреду, ни перед газетным киоском, ни при каких условиях, моя жена-невеста не произносила ни слова даже по-чешски.

Ожидаемого скандала я все-таки не получил. Она потребовала показать Москву, организовать обед в моих апартаментах, к тому времени я уже снимал скромный особнячок в поселке Сокол. Я оставил нам один джип, остальные уехали принимать цивилизованный вид. В бритве и душе мне было отказано. Судя по всему, тот, на кого я был похож, Марию устраивало.