Читать книгу "Охота за русской мафией - Эдуард Тополь"

По стечению обстоятельств, автор этих строк знал Брохина еще в Москве, по сценарному факультету киноинститута, где мы оба учились в 60-е годы (я на дневном отделении, а Брохин – на заочном). Правда, потом наши дороги разошлись: я стал работать в кино, а Брохин – в картежной суете улицы Горького, о чем впоследствии и написал первую книгу. И когда в 1979 году я эмигрировал в США, Брохин был тут уже давним жителем, он пригласил меня к себе, хвастал, что получил за первую книгу 40 тысяч долларов (слегка приврал), но кормил настоящим американским стейком и возил по Манхэттену в роскошном черном «бьюике». «Только у двух русских есть такой «бьюик», – сказал он гордо. – У Брежнева и у меня!» Поскольку это был первый «бьюик», который я видел в своей жизни, я поверил. Тогда же я познакомился с его женой – красивой и тихой Таней, бывшей московской актрисой, которая работала секретаршей на радио «Свобода».

Может быть, потому, что Юре нравилось демонстрировать именно мне, бывшему московскому сценаристу, свои американские успехи – у него было все, о чем может мечтать свежий эмигрант: квартира в Манхэттене, «бьюик», литературный агент и красавица жена, – может быть, поэтому я не стал больше бывать у Брохиных. Не из зависти, а просто я не понимал, каким образом заурядный московский картежник стал известным американским писателем. Ладно, еще одно признание – русская красавица Таня Брохина была моим типом женщин и так нравилась мне, что я предпочитал не видеть ее, чем поедать глазами жену своего приятеля…

Через два года, в апреле 1981-го, я прочел в русской нью-йоркской газете траурное объявление о ее трагической смерти: Юрий Брохин нашел ее утонувшей в ванне. Среди сотрудников радио «Свобода» тут же пошли разговоры, что Таня умерла не случайно, что тут не обошлось без наркотиков и, может быть, чего похуже. Некоторые открыто предполагали, что Брохин убил Таню, чтобы получить страховку. Тем не менее, я пошел на похороны. Худой, подтянутый, с развернутыми, как у Юла Бриннера, плечами, в черном костюме, черноволосый, с мефистофельской бородкой, с большими и острыми темными глазами и с глубокой упрямой складкой над переносицей, Юрий был печален соответственно ситуации и отнюдь не выглядел убийцей.

– Прими мои соболезнования, – сказал я.

– Спасибо, что пришел. Останься на поминки, – ответил он.

Но что-то мешало мне пойти к нему в дом и пить водку в той самой квартире, где несколько дней назад в ванне Таня лежала мертвой.

Когда через полтора года уже не только русская газета, а нью-йоркские газеты сообщили об убийстве Брохина, я тут же вспомнил о загадочно-«случайной» смерти Тани и решил, что здесь таится какой-то кровавый любовный треугольник.

Однако детектив Барри Друбин из 17-го участка, которому выпало расследовать убийство Брохина, был другого мнения. По записным книжкам Юрия он довольно быстро установил круг его знакомых: в этот круг входили в основном картежники, игроки на ипподроме и торговцы наркотиками и оружием. Как в Москве звание сценариста было у Брохина только прикрытием для подпольной «суеты на улице Горького», так в Нью-Йорке звание «писателя» прикрывало его другую деятельность. Но одно обстоятельство мешало Друбину быстро закончить это дело – почти все русские приятели Брохина, на которых в полиции были сведения об их преступной активности, отказывались давать показания по-английски, ссылаясь на плохое знание языка. Конечно, Друбин мог пригласить переводчика, но тут он вспомнил, что в БКОП[2]есть детектив Питер Гриненко, русский по происхождению. А одно дело допрашивать людей через переводчика, и совсем другое – если допрос ведет профессиональный следователь на родном языке преступника. Друбин позвонил Питеру, и 21 декабря Питер приехал на Пятьдесят четвертую улицу, к 17-му участку. Было 6.40 вечера, до первого интервью с каким-то русским оставалось 20 минут. Припарковав свою «тойоту» 69-го года среди полицейских машин, Питер перешел через Третью авеню в деликатесный магазин. При его росте 178 см и стокилограммовом весе он ел не так уж много, но сейчас, после длинного рабочего дня, чувствовал голод. Окинув взглядом витрину, он купил креветки, рисовый пудинг, бутерброд и кофе и с пакетом в руках вернулся в полицейский участок. Офис детективов на втором этаже был почти пуст, если не считать Друбина, который ждал русского по имени Пиня Громов.

– Садись и ешь, я сейчас вернусь, – сказал Друбин Питеру и ушел искать фотографа для съемки этого Громова.

Питер сел за стол, вытащил из пакета бумажную коробку с креветками и стал есть. Через минуту в офис вошел темноволосый остроглазый мужчина в сером костюме, лет тридцати четырех, с фигурой полнеющей, но еще помнящей спортивную тренировку. Он не постучал, как сделал бы русский эмигрант, а вошел как свой, как сотрудник полиции. Но спросил:

– А Друбин здесь?

– Он сейчас придет, – сказал Питер.

– Вы тоже к нему? – И мужчина посмотрел на пакет креветок в руках у Питера.

– Да.

– Вы Громов?

Питер усмехнулся:

– Разве я выгляжу русским эмигрантом? Детектив Питер Гриненко из БКОП. А ты?

– Вильям Мошелло, ФБР. – Мужчина снова посмотрел на креветки.

– Хочешь? – Питер протянул ему пакет с едой.

– Я приехал из Квинса и… – сказал Мошелло. – После целого дня работы…

– Можешь ничего не объяснять. Если не любишь креветки, возьми бутерброд и рисовый пудинг. Бери, бери! – Гриненко разломил бутерброд пополам и вручил Биллу.

– Спасибо! – сказал Билл.

Через пару минут, заканчивая с креветками и пудингом, они уже знали друг о друге почти все.

– Все хотят русскую мафию, – говорил Билл. – Мое начальство, пресса и даже, я думаю, президент Рейган. Но как я могу найти им «красную мафию», если я один на всю эту ебаную комьюнити, а советских преступников хер знает сколько! Каждый день в аэропорту Кеннеди садится самолет с русскими эмигрантами – пойди узнай, кто из них будет Барышников, а кто – русский Гамбини. И – я не говорю по-русски. Если ты помогаешь Друбину, может, ты и мне поможешь интервьюировать русских? У меня есть несколько интересных дел…

– Например?

– Ну, например, фальшивые русские золотые монеты прошлого века. Они подделывают их так, что не отличишь. Или подделка автомобильных прав. Ты не поверишь – это у них целая индустрия. Что ты думаешь?

– Посмотрим… – неопределенно сказал Питер.

У него было прекрасное положение в БКОП, а недавно его, как эксперта, даже приглашали выступить в сенате на заседании специальной комиссии по борьбе с автопреступностью. И все-таки уже в январе 1983 года, то есть после месяца работы с Барри Друбином и Биллом Мошелло, Питер вдруг почувствовал, что теряет интерес к расследованию угона автомобилей. Дела, которыми он так увлеченно занимался 12 лет, вдруг показались ему рутиной, а обнаруженная где-нибудь в Пенсильвании очередная дюжина ворованных грузовиков стоимостью в пару миллионов долларов – грудой бездушного металла. Зато тут, в офисе Друбина и в ФБР у Мошелло, он заглянул совсем в другой мир – мир русской колонии, полный интриг, игры нервов, непонятных характеров и странной психологии, которая на языке профессионалов обозначается расплывчатым понятием «советская ментальность». В нее входило все – фанфаронство, хитрость, жадность, презрение к закону, жестокость, самоуверенность и вызывающая наглость. Тот самый Пиня Громов, на которого в полиции были данные, что в СССР он отсидел 6 лет за грабеж, а здесь торгует наркотиками, – этот самый Громов, развалившись в кресле во время интервью с Друбином и Гриненко, хвастливо пригласил всех полицейских 17-го участка на бармицву своего сына…