Читать книгу "Мурашки - Борис Виан"

V

По-прежнему в окружении. Уже два дня беспрерывно идет дождь. На крыше не хватает каждой второй черепицы, но капли падают куда нужно, на каждую первую, так что мы почти и не вымокли. Никто не представляет, сколько все это еще продлится. Все время в дозоре, без привычки довольно тяжело пялиться в перископ, да и больше четверти часа по уши в грязи не высидишь. Вчера вот встретил другой патруль. Кто его знает, наши это были или те, другие, но в грязи стреляй не стреляй – невелика разница, разве что ружье разорвется прямо в руках. Чего только не пробовали, чтобы избавиться от грязи, – даже бензином ее поливали и поджигали; да, подсыхает, но потом чувствуешь себя как на сковородке. Проще всего было бы докопаться до твердого грунта, но дозор по уши в грунте – это еще хуже, чем по уши в грязи. Худо-бедно, кое-как попривыкли. Беда в том, что возникают настоящие грязевые трясины. Сейчас жижа еще чавкает за забором, но скоро она опять поднимется до второго этажа, какая гадость.

VI

Со мной сегодня утром приключилась скверная история. Все началось под навесом позади дома, когда я готовил маленький сюрприз двум парням – в бинокль хорошо видно, как они стараются нас засечь. Я взял такой маленький минометик 81-го калибра, чтобы уложить его в детскую коляску, а Джонни должен был замаскироваться под крестьянку и подкатить ее поближе, но первым делом миномет упал мне на ногу – в последнее время такие штуки происходят со мной сплошь и рядом – и шарахнул, когда я полетел вверх тормашками, держась за ступню. Эта крылатая стерва залетела на третий этаж и рванула прямо внутри рояля, на котором тренькал капитан. Адский грохот, рояль вдребезги, но самое досадное – капитану хоть бы хны, во всяком случае, его туше не стало ничуть мягче. К счастью, сразу после этого в ту же комнату залетел на огонек снаряд 88-го калибра. Капитан так и не усек, что они засекли точку по разрыву мины, и поблагодарил меня, что я спас ему жизнь – ведь из-за меня он выскочил во двор; но мне-то от этого не легче – два зуба выбиты, да и все бутылки стояли как раз под роялем.

Кольцо вокруг нас все стягивается, а сверху сыплется не пойми что. Хорошо еще, что погода идет на лад: тучи понемногу рассеиваются, и льет всего девять часов из двенадцати; в этом месяце можно рассчитывать на поддержку авиации. Продовольствия осталось на три дня.

VII

Самолеты начали сбрасывать нам на парашютах какую-то фигню. При виде того, что было в первой коробке, меня даже покоробило: куча лекарств. Поменялся с доктором на плитки шоколада с орехами, вкусного, а не обычной дряни из пайка, да еще на полфляжки коньяка, но доктор свое все равно отыграл, приводя в порядок мою расплющенную ступню. Пришлось вернуть ему коньяк, иначе сейчас у меня оставалась бы только одна нога. Где-то наверху опять загудело, чуть-чуть прояснилось, опять они что-то сбрасывают, на этот раз, похоже, людей.

VIII

Так и есть. Парашютисты. Среди них два таких чудика. Можно подумать, что в самолете они только и делали, что корчили из себя дзюдоистов, молотили друг друга да пихались под сиденьями. Прыгнули они одновременно и стали резвиться – все пытались перерезать друг другу стропы парашютов. Жалко, что ветер разнес их в разные стороны, – им пришлось перейти к ружьям. Редко приходилось встречать таких знатных стрелков. Мы как раз сейчас их хороним, так как высота была приличной.

IX

В окружении. Вернулись наши танки, и противник не выдержал напора. Сражаться как следует я не мог из-за ноги, но зато подбадривал товарищей. Очень волновался. Из окна мне было видно абсолютно все: давешние парашютисты бились как тысяча чертей. Теперь у меня есть платок из парашютного шелка – желтые и зеленые полосы на коричневом фоне – прекрасно подходит к цвету моей щетины, но завтра придется ее сбрить: меня отправляют подлечиться. Я так болел за наших, что запустил в Джонни кирпичом, когда он опять промазал, и теперь у меня еще двумя зубами меньше. На эту войну зубов не напасешься.

X

Привычка сглаживает эмоции. Высказал это Югетте – ну и имена же у них здесь, – когда танцевал с ней в Центре Красного Креста, а она мне и говорит: "Вы – герой". Не успел придумать достойного ответа, потому что Мак хлопнул меня по плечу – пришла пора уступить ему партнершу. Остальные девушки говорили по-английски плохо, а оркестр играл слишком быстро. Нога меня еще немного беспокоит, ну да ладно, через две недели все равно отправляемся. Я отыгрался на одной нашей девице, но форменное сукно слишком толстое, оно тоже сглаживает эмоции. Здесь много девушек, они все же понимают, что им говоришь, и я от этого краснею, но с ними ничего особенного не сделаешь. Стоило мне выйти на улицу, и я сразу же нашел множество других, совсем других, более понятливых девушек, но это как минимум пятьсот франков, да и то в виде исключения для раненого. Забавно, что все они говорят с немецким акцентом.

Мак потерялся из виду, и мне пришлось одному выпить весь коньяк. Сегодня утром у меня страшно болела голова, наверное, в том месте, куда этот коньяк ударил, – или это был кто-то из комендатуры? Денег у меня больше не осталось, потому что я прикупил у одного английского офицера французские сигареты, от которых до сих пор во рту такой привкус… Выбросил их к черту, такая гадость, не зря англичанин мне их сбагрил.

XI

Когда выходишь из магазина Красного Креста с коробкой сигарет, мыла, сладостей и газет, местные провожают тебя взглядом до конца улицы. Непонятно почему: они, конечно же, продают свой коньяк достаточно дорого, чтобы все это себе купить, да и жены у них чего стоят.

Ступня моя почти зажила. Не думаю, что пробуду здесь долго. Сигареты свои продал, чтобы хватило деньжат куда-нибудь выйти, а потом стал стрелять у Мака, но его не так-то просто расколоть. Скука, да и только. Сегодня вечером иду в кино с Жаклиной, встретил ее вчера вечером в клубе, но, по-моему, она не шибко умна: каждый раз отпихивает мою руку, да еще и не прижимается, когда танцует. Местные солдаты – просто ужас: у них у всех разная форма и все всегда нараспашку. В общем, только и остается, что ждать сегодняшнего вечера.

XII

Опять на месте. Все-таки в городе было не так тошно. Продвигаемся очень медленно. Каждый раз, как заканчивается артподготовка, высылаем патруль, и каждый раз один из патрульных возвращается подпорченным каким-нибудь снайпером-одиночкой. Тогда снова начинается артподготовка, вылетают бомбардировщики, которые сносят все вокруг, а две минуты спустя опять начинают стрелять снайперы. Вернулись самолеты, насчитал семьдесят два. Самолеты не очень большие, но ведь и деревня совсем маленькая. Отсюда видно, как штопором падают бомбы и вверх поднимаются красивые столбы пыли, наверное, из-за них звук такой приглушенный. Ну вот, снова идти в атаку, но сначала высылаем вперед патруль. Мне, как всегда, везет – опять в патруле. Полтора километра пешком, не люблю так много ходить, но на этой войне у нас не спрашивают, что мы любим, а что – нет. За руинами сбиваемся в кучу; похоже, во всей деревне не осталось ни одного целого дома. Судя по всему, и жителей тоже осталось кот наплакал, а у тех, которые нам попадаются навстречу, странные, если они целы, лица, а ведь они должны бы понять, что мы не можем рисковать людьми, чтобы спасать вместе с ними и их дома; да и дома-то у них совсем старые, неказистые. И потом, для них это единственный способ избавиться от тех, с той стороны. В общем, это-то они понимают, хотя кое-кто думает, что есть и другие способы. В конце концов, это их дело; может быть, им были дороги эти дома, но сейчас уже наверняка не так дороги, особенно в таком состоянии.