Читать книгу "Горячее сердце - Николай Шпанов"

- Да вы что пристали!.. - рявкнул вдруг Прохор. - Ну, может статься, имел шанс, может статься, сбил бы. Почем я знаю!

- Значит,- сухо отчеканил майор,- по вашим собственным установкам, которые мы только вчера давали летчикам, вы не должны были таранить, а должны были...

- Должны, не должны... - передразнил Прохор, но вдруг умолк и сердито уставился на майора: - Снимут с полка?

- Постольку, поскольку установки командования... Прохор сердито перебил:

- Я вас спрашиваю: снимут или нет?

- Поскольку... - начал было опять майор, но спохватился и сухо закончил: - Дело начальства.

- Я бы снял,- отрезал Прохор и бросил сердито: - Можете итти.

Когда дверь за начальником штаба затворилась, я тронул Прохора за плечо:

- Какого же чорта ты таранил, ежели...

- А!.. - он сердито махнул рукой. - Сердце не выдержало. Сдалось мне, что фриц ускользнет, ну и рубанул.

- Ссадил?

- А то,- Прохор усмехнулся.

- Бомбардировщик?

- "Ю-88".

- Шел он к цели?

- Какое это имеет значение?

- А такое, что своим тараном ты не только, его уничтожил, но и цель уберег.

- Да ведь у меня боезапас почти не тронут был! - всердцах крикнул Прохор и так ударил меня по плечу, что заныла ключица. - Ты пойми, аккуратист: я же его огнем должен был. А тут такое дело: в какие-то кусты свою осу засадил. Черт его знает, в каком она виде!

- Размен был бы выгоден, даже если бы ты осу совсем разложил: бомбардировщик с полным грузом в обмен на истребитель...- убеждал я.

- Это по-твоему, по-аккуратному. А, по-моему, не так. - Он снова поднял было руку, но я во-время увернулся от его ласки. - Будь я на месте командира соединения, непременно снял бы такого, как я, с командования полком.

Он с досадой взмахнул рукой и, не раздеваясь, повалился на койку. Через минуту ровное дыхание говорило о том, что он спит. Сон его был крепок и глубок. Словно он сам только что не приговорил себя к отрешению от командования частью. В третий раз.

Я не знаю, чего он заслуживает: взыскания или награды. Не знаю. Может быть, и вправду: нельзя воспитывать доверенных тебе людей, нарушая самим созданные правила. Может быть, может быть. Но мне по-прежнему мило его горячее сердце. Даже если его "снимут с полка", я глубоко убежден: он снова заработает его. И вот помяните мое слово: он обязательно получит героя. С таким сердцем нельзя не получить. Но это будет уже другой человек, это будет волевой командир без стихийных противоречий - герой во всех отношениях.

* * *

СЛЕПЕНЬ

I

Глядя на Прохора, вы, наверное, захотели бы спросить: правда ли, что за плечами этого беспечного, беззаботно улыбающегося человека больше двухсот боевых вылетов? Правда ли, что в его активе сотня воздушных боев? Может ли быть, чтобы этот присяжный балагур, как ни в чем не бывало, уже "сунул в мешок" шестнадцать немецких самолетов?

Но достаточно вам перехватить любовный взгляд, каким полковник следит за своим любимцем, когда тот этого не замечает, и вы поймете: все - именно так.

Наш полковник не любитель выражать свои чувства в бурных излияниях. Он скуп на слова, медлителен, даже как будто немного ленив в движениях, но жестоко ошибется тот, кто поверит, будто под этим спокойствием не скрывается огромный темперамент. Это хорошо известно нам, видавшим нашего полковника во всяких обстоятельствах и знающим, какою краской гнева подчас наливаются лицо, шея, даже глаза его. Но и тут, как всегда, лишь несколько сухих, еще более спокойных чем обычно слов. А что уж скрывать - едва ли кто-либо во воем соединении вызывал краску гнева на лице полковника чаще, нежели его и наш общий любимец Прохор! Тем не менее мне никогда не доводилось уловить во взгляде полковника ничего, кроме беспокойства, когда он следил за взлетом машины, уносившей Прохора в боевой полет. Зато единственный случай, когда я слышал открытое восхищение полковника, относится именно к Прохору.

- Слепень, а не человек,- сказал полковник, и во взгляде его сверкнули искры задора и гордости. Относилось это короткое определение к одному из ценнейших боевых качеств летчика - к умению навязать противнику бой и довести его до конца даже тогда, когда единственным ясно выраженным желанием немца бывает: "удрать, удрать во что бы то ни стало". Вторая не менее яркая особенность Прохора - чувство боевой дружбы, доведенное до высшего предела. Если Прохор видит товарища в беде, ничто не может уже удержать его от атаки. Соотношение сил теряет значение. Из этого не следует, будто Прохор не способен к рассудочному анализу обстановки, не умеет проявить расчетливости и хитрости там, где нельзя взять напором. Но, чтобы понять, как сочетаются эти противоречивые качества в одном человеке, нужно пролежать под крылышком бок о бок с Прохором столько, сколько пролежал я.

Думать или говорить о Прохоре - это значит перечислять его боевые дела. Прохор, воздух и бой неразделимы. При всякой возможности он старается сам вести своих людей на задание. Если бы вы знали, какие чудесные дела есть в послужном списке Прохора! И в каждом из них, как музыкант в своем произведении,- он весь как на ладони...

Шли упорные бои в районе Вязьмы. Их исход решал судьбу одного из секторов на подступах к Москве. Кроме обычной работы по прикрытию своих штурмовиков, на нас была возложена оборона воздуха в районе станции. Именно эта часть задачи и пала сегодня на Прохора.

Он принял задание. Как всегда, несколько минут одинокой задумчивости над картой. Собраны летчики. Задача разъяснена каждому. Даны ответы на вопросы. Минута - и маски из покрытых инеем деревьев упали с самолетов. Ведущее звено во главе с Прохором выруливает на старт. Быстрая тень его истребителя проносится над аэродромом, делается все меньше, исчезает вдали...

Над станцией Вязьма противника в воздухе еще не было. Прохор воспользовался этим и прошел несколько к западу, на солнце. Оттуда было лучше наблюдать за воздухом в зоне станции.

Через несколько минут, километрах в четырех севернее озерка, Прохор заметил группу фрицев. Это были "Мессершмитты-109". Они шли со стороны солнца с превышением примерно в тысячу метров. Прежде чем Прохор решил, примет ли атаку, или атакует сам, один из его ведомых вдруг качнул: "оставьте меня", дал газ и пошел в одиночку навстречу противнику. Прохор понял, что положение для боя стало невыгодным. Он покачал второму ведомому: "следовать за мной" и стал набирать высоту. Благодаря тому, что одновременно с набором высоты Прохору удалось зайти на солнце, немцы смаху проскочили вниз, не заметив его.

Прохор стал выходить в исходное положение для боя. Немцы явно потеряли желание драться. По всей вероятности, им предстояло прикрывать бомбардировщики, идущие на станцию. Но именно поэтому Прохор и решил во что бы то ни стало навязать им бой. Тут он вдруг увидел, что летит совершенно один: куда-то исчез и второй ведомый. Что же делать: снижаться? Нельзя "мессеры" непременно накроют его сверху. Набирать высоту? Тоже не годится собьют. Ясно: уходить некуда. А раз так, осмотрительности не оставалось места: если принимать неравный бой - одному против трех, то уж так, чтобы... одним словом, "по-прохоровски"...