Читать книгу "Жернова истории - Андрей Колганов"

Но никто из родственников про его службу в ВЧК ничего никогда не говорил. Вот муж сестры моей бабушки по матери Михаил Порфирьевич – да, в ВЧК служил, с восемнадцатого по двадцать первый год, и даже Дзержинского знал лично, и одна из моих бабушек по его протекции машинисткой в ГПУ поступила, а ее сестер он в Москву перетащил, и жили они некоторое время в его квартире на Новинском бульваре… Почему же про службу Виктора Валентиновича в ВЧК молчали? Или эмигрант в мемуарах что-то попутал? Могли же в то время любого нашего представителя за рубежом агентом ВЧК обозвать? Могли. Надо проверять.

Начинаю проверять. Родственники, кто хоть что-то мог знать, уже давно в мире ином, у них не спросишь. Остается испытанный способ – пошарить в Интернете. Поисковик выдал мне три сайта с кратенькими биографическими данными на Виктора Валентиновича Осецкого. На двух все честь по чести, как у меня в файле с семейной хроникой значится: 1918 – консул в Гамбурге, 1919–1920 – зам наркома торговли и промышленности, 1920–1921 – торгпред в Эстонии, 1921–1923 – директор АРКОСа… А вот на третьем все то же самое, но имеется и дополнительная строчка: «1920 – сотрудник ВЧК».

Какой сотрудник, чем занимался, откуда вообще эти сведения взялись – этого уже выяснить никак не удалось. Гляжу на обозначение даты и времени в правом нижнем углу монитора – батюшки, так уже давно за час ночи! Нет уж, на фиг, заканчиваю эти разыскания, все равно, похоже, глухо и больше ничего не разузнать.

Почистив зубы, я забрался в постель. Все-все, больше никаких мыслей о развилках, «заклепках», об исторических деятелях и прочем в том же роде. Спать! Завтра с утра – на работу. На носу – конференция к 90-летию НЭПа, а по ней дел невпроворот. Еще и доклад на пленарное не написан. А прямо завтра с утра – научный семинар по проблемам модели периферийного капитализма применительно к России… Все, спать, спать!

…Жарко, однако. И это Туманный Альбион! Но июль зажигает чуть ли не тропической жарой. К вечеру город раскаляется так, что дышать нечем. В костюме, хоть и летнем, из тонкой светлой шерсти, чувствуешь себя как в парилке. Да еще и этот галстук на шее…

(«Какой еще, к черту, Туманный Альбион?! Сплю я, что ли? Ну точно, копался до ночи в Интернете, вот и лезет в сон всякая окрошка из прочитанного».)

От дирекции АРКОСа до своей квартиры топать не так уж далеко. Даже кеб можно не брать (а автобус тут не ходит), пешочком пройдусь. Вот и знакомая улица. В глаза бросается табличка с названием…

(«Стоп! Ведь на этой самой улице в Виктора Валентиновича и стреляли в 1923 году!»)

Безотчетно замедляю шаг и останавливаюсь рядом с каким-то проулком. Всколыхнувшееся чувство опасности заставляет оглядеться по сторонам. Впереди, шагах в тридцати, виднеется мужчина среднего роста, сухощавый, спортивного сложения, в дешевом поношенном костюме строгого черного цвета и в котелке. Короткая стрижка, пышные, пшеничного цвета усы… Его можно принять за англичанина, какого-нибудь клерка, каких тут, недалеко от Сити, довольно много, но что-то неуловимое выдает в нем моего соотечественника.

На другой стороне улицы, на десяток шагов поближе, стоит крепко сбитый коренастый молодой человек без шляпы, что позволяет лицезреть на его голове уже заметные залысины. На нем твидовый пиджак – это в такую-то жару! Ну уж этот совершенно точно не англичанин. Мы встречаемся глазами, и я чувствую, как на спине выступает холодный пот. Инстинктивно делаю приставной шаг в сторону проулка, рука коренастого быстро ныряет за борт пиджака, и тут же следует мой рывок – пытаюсь скрыться за угол дома.

Хлопок выстрела, противный визг рикошета от стены над самым ухом, и в тот же момент мой полуботинок цепляется за выступ плиты на тротуаре, теряю равновесие, ноги заплетаются, и я шлепаюсь на четвереньки. В этот момент опять хлопает выстрел, вновь визг пули над самой головой. Вскакиваю, спотыкаюсь, едва не упав еще раз, но все же ухитряюсь резво стартовать, заскочить в проулок и набрать приличную скорость.

(«Надо бежать зигзагом, чтобы сбить прицел!»)

– Не уйдешь, сволочь большевистская! – надсадно завопил кто-то сзади, заставив резко шарахнуться в сторону, и вслед мне гулко ударяют два выстрела подряд. Вновь противный визг пуль над самым ухом. В этот момент появляется новый звук – цоканье копыт по мостовой, ржанье испуганной выстрелами лошади, крик кебмена, натягивающего вожжи в попытке усмирить свою кобылку, – и со мной поравнялся кеб, ехавший навстречу. Мне удается удачно выскочить на проезжую часть, прикрывшись повозкой от преследователей. Жадно глотая пересохшей глоткой воздух, бегу изо всех сил к следующему перекрестку. Револьверы пока молчат. Рывок в одну сторону, затем в другую – и опять грохочут выстрелы. Мелкие кусочки штукатурки больно бьют в лицо, но я уже свернул за угол. Быстрее, еще быстрее! Там, впереди, оживленная улица. Уже почти достигнув ее, неловко подворачиваю ногу, меня поводит в сторону, падаю, на этот раз весьма неудачно, с размаху чиркаю головой о стену дома…

И тут мне в уши лезет пиликанье электронного будильника. Когда прошли цветные круги перед глазами и рассеялась чернота, обнаруживаю, что лежу дома, в собственной кровати. Ну и приглючится же! Да, опасно уходить в Интернет слишком глубоко. Сую ноги в тапочки – и тут краем глаза замечаю на подушке какие-то темные пятна. Что это? Кровь? Машинально вскидываю руку к голове. Сбоку на ней приличная шишка и ссадина с уже запекшейся кровью. Но… ведь это было во сне! Или я как-то ночью ухитрился приложиться? Оттого, наверное, и привиделась вся эта фантасмагория с покушением.

Бросив наволочку в стирку, я на всякий случай протер ссадину одеколоном («Щиплется, зараза!») и начал собираться на работу. Странное совпадение происходившего во сне и последствий, обнаружившихся у меня на голове при пробуждении, не давало мне покоя. Однако, в конце концов, такое совпадение могло быть и случайностью. Слегка утешив себя этой мыслью, можно было заниматься делами, не отвлекаясь поминутно на самокопание.

Неделя шла за неделей, и я уже стал забывать о странном сне. Однако загадки и тревоги не пожелали закончиться с первым сновидением.

Просыпаюсь в серых предрассветных сумерках. Света, пробивающегося через большой иллюминатор с бронзовыми барашками запоров, едва хватает, чтобы различить внутренность двухместной каюты. На верхней койке слегка похрапывает во сне сосед.

(Тот «я», который пребывает в декорациях сна, точно знает, что он – Виктор Валентинович Осецкий, и воспринимает каюту как должное. Но «я сам» терзаюсь вопросами: «Что это за корабль? Что делает на нем Осецкий? Ведь этого не было в Интернете! Про события прошлого сна я прочел накануне. А вот о корабле мне ничегошеньки не известно! Откуда же тогда этот сон?»)

Встаю, направляюсь к двери. Мне надо в гальюн, а он в коридоре. И тут слышу негромкий скрежет в дверном замке. Щелчок – и дверь начинает тихонько приоткрываться. Изо всех сил рву ручку двери на себя, отступая широким шагом в глубь каюты. В каюту вваливается человек в рабочей матросской робе. Одной рукой он опирается на койку, чтобы не упасть, а в другой тускло блестит сталь ножа.