Читать книгу "За Темными Лесами - Крис Риддел"

— Но в этот раз моя история будет звучать немножко по-другому. Сегодня я расскажу тебе ее до самого конца.

Прутик нахмурился:

— Мне казалось, что я и так знаю все от начала до конца.

Спельда взъерошила его густые темные волосы.

«Как быстро он вырос!» — подумала она, утерев слезу с кончика своего толстого, картошкой носа.

— У каждой истории могут быть разные концы, — печально сказала она, глядя, как отблески алого пламени вспыхивают на высоких скулах и остром подбородке ребенка. — С первого мгновения ты был не таким, как все.

Прутик согласно кивнул. Как трудно, как необыкновенно трудно было ему расти, зная, что он не такой, как все. И все же его забавляла мысль о том, как, наверное, удивились его родители, когда он появился на свет: смуглый, темноволосый, зеленоглазый мальчишка, с гладкой кожей и необычайно длинными для лесного тролля ногами.

Он неотрывно глядел на огонь.

Воздушное дерево горело очень хорошо. Пурпурные всполохи окутывали коротенькие, толстые поленья, и они, потрескивая, послушно переворачивались на другой бок, когда их ворошили кочергой.

Лесные тролли умеют выбрать себе дрова по вкусу и знают, что каждое дерево горит по-своему.

Душистое дерево, например, когда его положишь в очаг, начинает испускать дурманящий аромат, и тот, кто вдыхает его, погружается в сладкие, полные ярких грез сны, а серебристо-бирюзовая древесина колыбельного дерева начинает петь диковинные, печальные песни, как только огонь вгрызается в ее кору, и ее грустные мелодии, конечно же, не всякому придутся по вкусу. А еще печку можно топить таким деревом, как дуб-кровосос, ствол которого плотно оплетает лиана-паразит — ползучее растение, известное под названием смоляная лоза. Добывать древесину дуба-кровососа крайне опасно. Если тролль не знает лесных законов, он может погибнуть в алчной пасти дуба, заглатывающего свою жертву живьем, ведь и дуб-кровосос, и смоляная лоза — самые опасные деревья в Дремучих Лесах.

Конечно, древесина дуба-кровососа дает много тепла, но когда дрова горят в печке, они не издают приятного запаха и уж, разумеется, не поют. Они охают и стонут, и их заунывный вой отпугивает обитателей чащи. Нет, пожалуй, воздушное дерево — самое любимое у лесных троллей. Поленья весело трещат в печке, и яркое алое пламя приносит в жилища мир и покой.

Спельда продолжила свой рассказ, и Прутик зевнул. У нее был низкий грудной голос, и казалось, что она не говорит, а воркует.

— В четыре месяца ты уже умел ходить, — сказала она, и мальчик ощутил гордость в словах матери. — А ведь дети лесных троллей обычно ползают на четвереньках до полутора лет, — тихо прошептала Спельда.

Неожиданно для себя самого увлекшийся повествованием мальчик ждал продолжения. Наконец настало время для «но». И каждый раз, когда наступал этот момент, дыхание у него прерывалось, а сердце уходило в пятки.

— Но, — произнесла она, — хотя в физическом развитии ты сильно опережал сверстников, говорить ты не умел. Тебе уже исполнилось три года, но ты все еще не произнес ни одного слова.

Она повернулась на стуле.

— Я думаю, не нужно повторять, сколь это было серьезно. — Мать вздохнула еще раз, и еще раз Прутик с отвращением отвернулся. Он внезапно вспомнил, чему учил его Вихрохвост: «Чуешь, откуда ты родом?» Прутик понял, что могло значить это выражение: по нюху всегда можно распознать дух родного дома. Но что если он ошибался? Может, прав был эльф-дубовичок, который, как всегда небрежно, добавил:

— Если ты воротишь нос от запахов родного дома, значит, это не твой дом.

Прутик, чувствуя себя виноватым, сглотнул слюну. Он часто мечтал о другом доме, когда после целого дня издевательств и насмешек укладывался в своей конуре.

Сквозь окно было видно, как на изрезанном листвой небе солнце опускалось все ниже. Стройные стволы сосен Дремучего Леса сверкали в закатных лучах, как застывшие молнии. Прутик знал, что снег выпадет сегодня вечером, еще до возвращения отца.

Он подумал о Тунтуме, который ушел в Дремучие Леса, далеко за Якорное дерево. Может быть, как раз сейчас он вонзает свой острый топор в ствол дуба-кровососа.

Прутик содрогнулся. Истории, которые рассказывал ему отец поздними вечерами, сковывали его сердце ужасом. Хотя отец его, Тунтум-дровосек, добывал деньги незаконным промыслом, ремонтируя корабли небесных пиратов. А это значило, что для починки ему требовалась летучая древесина, а самым лучшим деревом для такой работы и был дуб-кровосос.

Прутик не был уверен, что отец любит его. Когда он возвращался домой с разбитым носом, с фонарем под глазом и вывалянный в грязи, ему хотелось, чтобы отец обнял его, приласкал и успокоил. Вместо этого Тунтум давал советы, нет, скорее даже отдавал приказания:

— Пойди и разбей им носы в кровь. И каждому поставь фонарь под глазом. И вываляй их в грязи. Даже не в грязи, а в дерьме. Покажи им, кто ты такой.

Потом мать, прикладывая к синякам примочки из живительных ягод, объясняла, что отец желает ему добра и только хочет подготовить мальчика к суровым испытаниям внешнего мира. Но Прутика не убеждали ее слова. В глазах отца он видел не любовь, но лишь презрение.

Пока мальчик в задумчивости наматывал на палец длинную прядь своих темных волос, Спельда продолжала свой рассказ.

— Имена, — говорила мать, — без них нам, лесным троллям, некуда деться. Имена приручают диких зверей, имена позволяют нам сказать, кто мы есть. У нас в лесу есть одно золотое правило: «Не знаешь, как называется, не ешь». Вот теперь ты понимаешь, сынок, почему я так волновалась, что у тебя, трехлетнего, все еще не было имени.

Мальчик вздохнул. Он знал, что тролль, умирающий безымянным, обречен на вечный полет в открытом небе. Дело было в том, что Обряд Нарекания не мог состояться, пока ребенок не произнес свое первое слово.

— И я действительно был немым, мамуля? — спросил Прутик.

Спельда отвернулась.

— Ни одного слова до той поры не слетело с твоих уст. Я уж думала, что ты пошел в своего прадеда, Визила. Он тоже не умел говорить. — Она вздохнула. — И вот, в тот день, когда тебе исполнилось ровно три, я решила, что Обряд Нарекания должен состояться во что бы то ни стало.

— А я похож на прадедушку Визила?

— Нет, Прут, — ответила Спельда. — Никогда в нашем роду не бывало дровосека, на которого бы ты походил. И вообще троллей вроде тебя никогда не было.

Прутик дернул себя за прядь накрученных на палец волос.

— Я некрасивый, да? — опросил он.

Спельда засмеялась. Когда она улыбалась, ее пухлые щечки раздувались еще больше, а маленькие серовато-карие глазки тонули в складках грубой кожи.