Читать книгу "Метаморфозы жира. История ожирения от Средневековья до XX века - Жорж Вигарелло"

несмотря на всю их неизбежную неточность, определятся фазы полноты и будут сделаны попытки их конкретизации. Для определения этого явления появлялось все больше слов, а значит, взгляд на проблему становился острее, хоть и оставался весьма приблизительным, а с точки зрения современных критериев — разочаровывающим. В результате «Медицинский словарь», вышедший в свет в 1827 году, уверяет, что у тучности «множество степеней»[13]. Изучение истории тела включает в себя работу по оценке внешности и ее истолкованию.

Именно благодаря этому уточнению критерии массы тела и их систематические расчеты, начавшиеся в конце XIX века, становятся обыденностью. Одновременно с этим наблюдатели и исследователи более четко осознают особенности телосложения. Понадобится время, чтобы в XX веке в домах появились весы: новое требование поддержания собственного тела в порядке делает очевидным необходимость следить за весом. Сегодня весы повсюду, их присутствие стало почти «естественным», само собой разумеющимся, и это позволяет забыть, насколько совершенной теперь стала оценка веса. Стоит ли упоминать, что именно этот более пристальный взгляд на проблему, его диверсифицированность и индивидуализация лежат в основе истории тучности.

В западных обществах создаются различные тактики поддержания массы тела, ведется борьба с полнотой, и неявный приоритет отдается практикам похудения. В современном мире эти практики развиваются и становятся разнообразнее; оказывается, «борьба» с весом — вещь отнюдь не новая. Эта борьба идет на фоне незаметного уточнения суждений о формах тела. На протяжении долгого времени основным принципом этой борьбы было принуждение плоти: использовались всевозможные корсеты, утягивающие пояса, шнуровки. Формы тела, таким образом, должны были подчиняться и уступать очень жестким воздействиям. Итак, перед нами не что иное, как архаичные представления о теле как пассивном комплексе, податливом предмете, который можно исправить самыми простыми механическими воздействиями.

Наконец, у этой борьбы с полнотой есть характерная особенность, малоизученная в историческом плане и в то же время весьма знаменательная: желаемое похудение не всегда достижимо и порой невозможно. Нельзя сказать, что результат всегда оказывается призрачным. Благодаря достижениям науки удачных случаев становится больше, однако много и безуспешных попыток: лишний вес оказывается неизменным, несмотря на комплексное лечение. Если же похудение кем-то навязывается, становится обязательным, то возникающие на его пути препятствия могут вызывать озабоченность и нарастающую тревогу. Стигматизируется уже не тучность, а бессилие, неспособность измениться. Критика становится более психологической, более интимной: осуждается не обжорство или неуклюжесть, а неспособность взять себя в руки, овладеть собой, шельмуется «бесстрастное» отношение к уродливому телу, несмотря на то что «все» говорит о том, что это тело должно измениться. История ожирения — это также история «бездействия», «вялости»; на Западе тело всегда оказывается связанным с личностью человека, но оно ускользает от попыток, с виду простых, переделать и изменить его. Тут может появиться совершенно особая фигура тучного человека, которого царящие в обществе стандарты худобы и трудности в соблюдении этих стандартов обрекают на какие-то уникальные страдания[14]. Интересно отметить, что эти страдания легче демонстрируются в обществе, где психологическая обстановка позволяет людям вести доверительные беседы.

История ожирения — это в первую очередь история разных форм преследования толстых людей, со всеми культурными аспектами и социальным неприятием подобного явления. Также это история особых трудностей, переживаемых тучным человеком: его горести усиливались из-за навязываемых стандартов и растущего внимания к психологическим страданиям. Наконец, это история необычности тела, которую общество отказывалось принимать и которую нельзя изменить усилием воли.

Часть первая. Средневековое обжорство

«Полнота» наглядна с древнейших времен. Она впечатляет. Она соблазняет. Она воплощает изобилие, говорит о богатстве, символизирует здоровье. Это очень важно в ненадежном и шатком мире, где царит голод. Об этом рассказывается в первых фаблио: их герои жрут в три горла на бесконечных пирушках, описываются удовольствия «набить животы» и «есть и пить вдоволь»[15]. Тело не мыслится без насыщения плоти. Забота о теле, противостояние болезням возможны только при обильном питании: раненый Лис Ренар, герой «Романа о Лисе», например, вновь обретает силу, жадно поглощая еду и напитки[16]. Полнота защищает, она убедительна в своей силе, основанной на жире и плоти.

Полная фигура, однако, может вызывать беспокойство и даже отвращение, в особенности если ее размеры постоянно увеличиваются. Полнотелость уже неоднородна, предполагаются как ее мягкость и податливость, так и твердость. Полные люди чувствительны к разговорам о мере и сдержанности; полнота может вызывать глухое недовольство со стороны духовенства, врачей, придворной элиты. В Средние века зарождается сомнение в ее положительных качествах, даже возникает конфликт образов. При этом нельзя сказать, что престиж полноты и изобилия исчезает одним махом. Моралисты, в свою очередь, обращают больше внимания на опасность «излишеств». В весьма назидательной форме они осуждали обжор, жадин, вспыльчивых людей и в первую очередь критиковали их поведение, а не эстетическую сторону или болезненность.

Глава 1. Быть толстым престижно

Престиж полноты поначалу был связан со средой. В мире царил голод, удручающая нехватка продовольствия. В начале XIV века неурожаи случались как минимум каждые пять лет, что было вызвано истощением земель, проблемами с хранением запасов. Плохая дорожная сеть, медленность доставки и зависимость от погодных условий в Средние века порождали мечту о целой горе пищи.

Появляется образ Кокани — «страны изобилия»[17], выдуманного мира, описанного как рай на земле, в котором полно специй, жирного мяса и белого хлеба, где от рек пива и вина кружилась голова, где земли производили заячье рагу и жаркое, а с гор стекал сказочный нектар. На фоне неурожаев, дороговизны, смертности — этот «мир еды» умиротворял[18]. Накопление очаровывает воображение. Здоровье — это набитый живот. Крепкая плоть — залог силы. Чтобы иметь возможность лучше оценить будущую критику «толстых», надо осознать эти постулаты[19]. Для начала остановимся на престиже больших объемов и полноты.

Стихийная сила

Если в старинных фаблио речь заходит о красавицах, то все они описываются словами «жирная, белая и нежная»[20] или «жирная, мягкая и прекрасная»[21]. Например, в «Романе о Розе» героиня — «в меру полная прекрасная дева»[22]. Этими же словами описывается восстановленное здоровье: испытавшие много горя и мучений героини рассказа «Съеденное сердце» после освобождения живут в свое удовольствие, набираются «крови и плоти», становятся «пухленькими и жирненькими»[23] и выглядят лучше, чем когда-либо. В XIV веке в «Парижском домострое» (Le Ménagier de Paris) девушка сравнивается с лошадью — обеим следует иметь «красивую спину и полный зад»[24]. Надо сказать, что читать похвальбы женскому «жиру»