Читать книгу "Высокая кухня - Жюлья Кернинон"

по несколько часов ждать пересадки. Именно там я и оказался полтора года назад. Я коротал время за бокалом пива, сидя на табурете у барной стойки. Маленький бар в ту ночь был заполнен едва ли наполовину. Путешественники с усталыми глазами, бомжи и я. Во всяком случае я так думал, пока со мной не заговорил сосед за барной стойкой. До этого я и не замечал его: знаете, как это бывает, я просто сидел, ждал своего поезда и ни о чем не думал. Тот человек спросил меня: «Что ты здесь делаешь?» – и я объяснил ему в двух словах. Он спросил, чем я вообще занимаюсь, и я ответил: «Ничем особо». Он парировал: «Тогда я задам вопрос по-другому: если чем-нибудь займешься, то чем?» «Кухней», – сказал я. Это был простой вопрос. «Какой еще кухней?» – удивился сосед. Я пожал плечами и сказал: «Настоящей, высокой кухней». Это казалось мне очевидным. Иначе зачем вообще этим заниматься? Но мужчина вдруг подскочил и сказал: «Ты что, знаешь, кто я?» Я ответил, что не имею ни малейшего понятия. Он прищурился и повторил вопрос: «Ты правда не знаешь, кто я?» Я посмотрел на него внимательнее. Нет. Я его не узнавал. Сколь ни печально. Так я ему и сказал. Он обвел зал взглядом, а потом наклонился ко мне и прошептал: «Я бывший шеф-кондитер отеля ‘‘Захер’’». «Приятно познакомиться», – сказал я. Когда он засмеялся, из его рта пахнуло алкоголем прямо мне в лицо. Он долго смеялся, а потом сказал: «Ты думаешь, я не знаю, зачем ты здесь? Можешь делать все, что угодно. Я не дам тебе рецепт, даже если ты мне отсосешь». Я засмеялся вместе с ним и сказал: «Разумеется. Ведь я даже не знаю, о каком рецепте речь». На этих словах я подозвал официанта и заказал: «Two shots, please»[3].

В этот момент Кассио, будто разыгрывая перед нами эту сцену, протянул руку к бутылке на столе, наполнил бокал, которого ему так и не предложили, наполнил бокал отца – тот уже несколько минут сидел абсолютно неподвижно – и поставил бутылку на место: вот оно, их общее оружие, одно на двоих, словно вращающаяся пушка.

– Хотите услышать продолжение? – спросил Кассио. – Нужно рассказывать дальше?

– Да, – сказал отец. – Расскажи мне, что было дальше.

Отец ждал, затаив дыхание. Кассио снисходительно улыбнулся:

– Восемнадцать шотов. Но мне казалось, что больше. Я не сел ни на свой поезд, ни на следующий.

Его большой и указательный пальцы скользнули в карман рубашки, он вытащил свернутый листок и положил его на середину стола. Отец закусил губу.

– К концу нашего разговора мой собеседник был мертвецки пьян. Но постепенно он начал понимать, что произошло. Во всяком случае какой-то частью сознания. Он прошептал «А я-то думал», и «Да пошли они все в жопу, в конце концов», и «Черт возьми», и «Шоколад с абрикосовым джемом – это все-таки не…», и наконец, когда я помогал ему переместиться с высокого табурета на другое, более подходящее для его состояния сиденье, он опустил свою тяжелую руку мне на плечо и сказал: «Никому и никогда не называй моего имени» – и я ушел, так и не сказав ему, что его имени я и не знал.

Потом воцарилось молчание, но слова будто повисли в воздухе. Бухарест. Вена. Отель «Захер». Торт «Захер». Высокая кухня. И еще несколько простых слов, которые пока никто не осмелился произнести вслух: «мой секрет в обмен на твои». До сих пор, стоит мне закрыть глаза, я вижу их такими, как тогда: локти на столе, ножи заточены – воинственные и счастливые, словно два капитана, что приветствуют друг друга перед матчем, два генерала, что целуют друг друга в щеки перед битвой. Отец и Кассио, полные решимости начать общее дело.

Все это никак меня не касалось. С головой погрузившись в книги, я держалась как можно дальше от дел моего отца. Я даже не помню, зачем именно в тот день спустилась в погреб. Но теперь знаю, что это был один из самых важных моментов в моей жизни, потому что, глядя на них, я вдруг ясно почувствовала: они оба ошибаются. В конце концов, настоящей, высокой кухней этот ловкий, одинокий, амбициозный парень займется со мной.

Однажды в детстве, когда мне было лет десять, мама отправила меня за отцом, чтобы я наконец привела его домой с работы. Не торопясь, я послушно поднялась по Виа Тибуртина к туннелю на Санта-Бибиана, дошла до Пьяцца Витторио и толкнула дверь ресторана. Мой отец действительно был там, в своей стихии, за столом с какими-то мужчинами, которых я не знала. Он улыбнулся мне. Все они были пьяны. Рассмотрев меня поближе, друзья отца спросили:

– Это твоя старшая или младшая, Этторе?

– Старшая.

– Младшая хорошенькая, – заметил один из них.

– Эта тоже хорошенькая, – смеясь, ответил отец. – На меня похожа.

Вернувшись домой, я пошла посмотреть на себя в зеркало – и увидела там его. Кажется, я никогда не замечала этого раньше, никто мне об этом не говорил. Моя сестра унаследовала сердцевидную форму лица матери, я же действительно походила на отца – просто вылитая копия. Годы спустя, когда я сама стала владелицей ресторана, люди иногда так пристально рассматривали меня через барную стойку, что я научилась предвосхищать их немой вопрос. Поднимая голову, чтобы они полностью видели мое лицо, я выработала рефлекс приветливо говорить: «Да-да, вы не ошиблись, я действительно дочь Сельваджо, старшая». В ответ люди восклицали: «Невероятно! Как поживает ваш отец?» – и, удерживаясь от варианта «Все такой же идиот», я выбирала более дипломатичный: «Отдыхает». После этого посетители расслаблялись и с любопытством спрашивали, почему мой ресторан называется «Бенш», почему меня теперь зовут Оттавия Бенш, если я дочь Сельваджо, да еще и занимаюсь кулинарией, и как я могла так легко отказаться от известной фамилии своего отца. Тогда вместо того, чтобы выставить их вон, как мне хотелось, я принималась как можно подробнее объяснять, что же произошло. Я рассказывала про Кассио, про то, как мы одновременно начали делать карьеру, про свои полгода в Париже, о которых можно было догадаться по французской сервировке блюд, говорила о быстротечности времени, о том, что всегда чему-то учишься, но что-то попутно забываешь, о моем муже Артуро Бенше, бывшем ресторанном критике, моем счастливом билете в жизни, само имя которого мне захотелось увековечить, и именно поэтому я назвала в его честь свой второй ресторан. Рассказывать все это не имело никакого смысла, потому что перевести реальность на язык слов никогда не получалось – может быть, это в принципе было невозможно. И все же люди слушали меня, упивались моим рассказом, и я продолжала. Я говорила о новостях, о кулинарных журналах, о погоде, о своих детях и, ненавидя себя за это, все равно никак не могла остановиться. В нескольких словах, всегда разных и всегда не подходящих, я рассказывала, как познакомилась с Беншем, как наши тела, соединившись в порыве страсти, произвели на свет за десять лет троих детей, и, пока те спят в своих кроватках, я стою тут, перед моими посетителями, как десятки лет стоял мой отец, пусть и в другом ресторане.

О чем-то я рассказывала, о чем-то нет, а правда ютилась где-то посередине. Согласно семейной легенде, моя прабабушка по отцовской линии предательски открыла рецепты мужчинам и нарушила ход истории. Все ее сыновья стали рестораторами, а потом и их сыновья тоже. Они рано уходили и поздно возвращались, рестораны процветали и поглощали их без остатка, а жены сходили с ума от ярости, не в силах простить им столь бесстыдного вторжения на исконно женскую территорию. Хуже всего, на взгляд жен, было то, что мужчины, присвоив себе эту сферу, забыли обо всем остальном. С огромного склада женских умений они унесли только готовку, а заботой, неиссякаемой энергией и состраданием решили пренебречь. Не замечая никого и ничего вокруг себя, они занимались одной лишь кухней, чем приводили в ярость обездоленных жен, у каждой