Читать книгу "Дорогой дневник - Тори Ру"

все девчонки в параллели, и иногда он сходит с пьедестала и являет жаждущим романтики фанаткам чудеса благородства: галантно придерживает дверь перед учительницей или помогает первоклашке донести рюкзак до кабинета.

Однажды он даже чуть не стал моим напарником по проекту, но Мамедова так возмущалась, что классная была вынуждена отказаться от сомнительной затеи и вписала рядом их фамилии.

Алла тогда как с цепи сорвалась: на перемене называла меня гиком, фриком и дистрофичкой, и еще кучей всяких, по ее разумению, обидных эпитетов, но я в ответ лишь усмехалась: мне не привыкать. Зато Паша впервые бросил мне ободряющий взгляд — долгий и пристальный, и я так прониклась его молчаливой поддержкой, что уверовала, будто по-настоящему нравлюсь ему.

Так и началась наша странная игра в гляделки: отвечая у доски, допивая сок у окна в столовой, протирая зад на уроках, я вдруг порами кожи улавливала его интерес и краснела как рак.

Если бы Зорин открыто был на моей стороне, моя социальная роль в этой школе была бы совсем другой. Но я предпочитаю держаться от всех на расстоянии, а он давно принял правила игры. И по его огромным, грустным, серым глазам мне остается лишь вздыхать.

И не то чтобы это что-то значило, просто… не знаю. До сегодняшнего дня наша тайна была тем немногим, что еще держит меня на этом свете.

«И вот, сегодня все пошло наперекосяк.

Перед первым уроком Алька была в ударе: развернула ко мне стул, уставилась мутными глазами без единого проблеска интеллекта и принялась рассуждать, каково это — быть фригидным трансом.

— Уважаемые пытливые умы, — вещала она голосом нашей престарелой биологини. — Сегодня мы исследуем этот феномен на примере Литвиновой…

Зрелище было настолько тупым, что я не выдала никакой реакции, но класс хохотал до упаду. И Зорин… прикрыл рот ладонью и тоже тихонько рассмеялся.

Мне стало чертовски больно. Не от представления Мамедовой, а от его смеха.

Я так растерялась, что даже не вывернула спич Аллочки в свою пользу, и глупая стерва ушла победительницей».

Да что там…

Ведь Алька права: на девочку я похожа мало. И даже представить не могу, чтобы в реальности на меня запал какой-нибудь парень… Не говоря уже о долгоиграющих планах на отношения, понимание с полуслова, любовь, семью.

Во мне почти метр восемьдесят. Я страшно худая, ношу черную мешковатую одежду и очки в ярко-синей оправе.

У меня длинные и густые волосы, но они как-то не вяжутся с моим образом мыслей, поэтому пребывают в вечном пучке. А еще у меня есть пирса в ухе — сделала ее совсем недавно, истратив последние карманные деньги. Но родители не стали меня ругать — списали все на некий подростковый бунт. Черт их разбери, может, они и правы: пробивая свое родное, ни в чем не повинное ухо и ощущая спасительную боль, я всего лишь бунтовала. Тихо и бессмысленно.

Ведь ни на что другое больше не способна.

***

Все еще 2 марта

«Я делала домашку, но зазвонил телефон, и мама сообщила, что после работы они с папой пойдут в кино на вечерний сеанс. Ясное дело, после кино будут посиделки с вином в караоке-клубе.

Мои родители — парочка абсолютно сумасшедших людей. Им по сорок лет, но они до сих пор держатся за ручки, когда идут вместе по улице. Частенько, забывшись, игриво хлопают друг друга по заднице, а то и вовсе начинают лобызаться прямо при мне или посторонних, а я сгораю от стыда.

Мама говорит, что отец — ее смысл жизни, а тот готов носить ее на руках.

Не знаю, рада ли я за них, или этот факт меня все же раздражает.

Мне всего лишь нужно, чтобы мама пораньше вернулась домой, заглянула в комнату и спросила, все ли со мной окей…

Потому что я одинока так, что хочется выть, а счастливый пример отношений, которые мне никогда не светят, буквально выталкивает меня за грань отчаяния.

Я где-то читала, что полноценная, любящая семья — залог счастья и успеха. Но так ли это?

Чем дольше я наблюдаю за предками, тем крепче убеждаюсь, что никогда не найду счастья и не заполню свою пустоту.

Я кидаюсь из крайности в крайность, но не нахожу для себя ровным счетом никакого смысла. Дни меняются, словно череда черно-белых фоток, а я как будто бы и не существую».

Закрываю дневник и, углубившись в содержимое тумбочки, достаю на свет божий огрызки разноцветной пастели. Я рисую счастливых людей, которые докричались до мира, нашли свое место, нашли себя, но от их приторных физиономий становится только тяжелее. И скомканные художества отправляются прямиком в мусорный пакет.

Остаток вечера брожу по квартире. Все здесь наполнено счастливыми воспоминаниями о детстве, которое безвозвратно ушло, и ужасом перед предстоящей взрослой жизнью, в которой уж точно не сбудется ни одна моя мечта.

До предела выворачиваю оба крана, раздеваюсь, с головой погружаюсь в горячую ванну и распахиваю глаза.

Искаженный близорукостью и толщей воды потолок покачивается и мутнеет, легкие нестерпимо горят от потребности вдохнуть.

Паша не собирался становиться моим другом — просто наблюдал, как за диковинной зверюшкой, а я была рада обманываться и на что-то надеяться.

Идиотка. Пустое место.

Я вдруг с обжигающей ясностью осознаю, что мир ни фига не потеряет, если меня не станет. Открытие сталкивает в пучину ужаса, я хватаю ртом воду с привкусом персика и горечи, задыхаюсь, выныриваю, кашляю и реву навзрыд.

Гребаный мир. Гребаная жизнь. Безысходность.

Нужно срочно что-то менять…

Взгляд падает на полочку с шампунями, бальзамами, папиной бритвой и машинкой для стрижки. Среди частокола флаконов и тюбиков сиротливо притулилась коробочка с голубой краской, в прошлом году заказанной в китайском интернет-магазине. Тогда мама пришла в ужас от моих намерений и долго уговаривала не экспериментировать над внешностью:

— Ты сложно притираешься к людям. Это еще сильнее оттолкнет от тебя окружающих и затруднит адаптацию на новом месте! Эль, не дури, ты же хорошая девочка. В конце-то концов, мы с детства тебя не стригли — берегли твои роскошные локоны!..

Зря я тогда послушалась маму — ей, как и всем, на меня наплевать.

— Да ладно? — усмехаюсь своему отражению в островке запотевшего зеркала, и на глазах выступают злые слезы. — Ты серьезно думаешь, что мне нужны эти локоны?

***

«Дорогой дневник! Я только что откромсала волосы, сбрила их с висков и затылка, оставила лишь длинную косую челку и выкрасила ее в ярко-голубой цвет. Родители будут в шоке,