Читать книгу "С тех пор как ты ушла - Сагит Шварц"

ФБР, вообще ни к каким властям, чтобы не сделать еще хуже. Я слышала, она где-то в районе Сан-Франциско. Вы должны сказать ей, что она снова в беде.

Снова? Моя мать жива и снова в беде?

Уж не знаю, кто подбил эту девицу явиться ко мне с таким бредовым сообщением – может, одна из бывших недовольных пациенток, – но более извращенного и жестокого розыгрыша даже придумать невозможно. Сразу возникает желание, чтобы она убралась из моего кабинета. Немедленно.

– Уходите, – говорю я.

– Я и не надеялась, что вы мне поверите, – говорит она, разжимая крепко стиснутый кулак. И тут-то я вижу его – золотой браслет от Тиффани с подвеской в виде лимской фасолинки, в точности такой же, как носила мама. Который, как сказали папе в полиции, был похищен, после того как маму сбила машина; водитель тогда скрылся с места преступления.

В груди полыхает пожар. Я не способна выговорить ни слова. И опасаюсь, что вот-вот грохнусь в обморок. Чтобы устоять на ногах, пытаюсь ухватиться за боковину дивана.

– Откуда он у вас?

– Мне надо идти, – говорит девушка, роняет браслет на пол и бросается вон из кабинета.

Не успев осознать, что происходит, я уже бегу за ней по коридору: до ног сразу дошло то, что пока не зафиксировал мозг. Если лжепациентка не врала, то лишь через нее можно проследить судьбу моей покойной мамы.

Каблуки скользят, я сильно подворачиваю левую лодыжку, но собираюсь с силами и продолжаю преследование. Посетительница ныряет в ведущую на лестницу дверь и бежит вниз по ступенькам. Я ковыляю за ней, однако расстояние между нами лишь увеличивается. Наконец она добирается до первого этажа и выскакивает в вестибюль.

К тому времени, как я тоже преодолеваю лестницу, она уже выбегает из здания. К фасаду с визгом подкатывает «кадиллак-эскалейд» с тонированными стеклами и неразличимыми номерами. Девушка прыгает на заднее сиденье и уносится прочь.

А я остаюсь стоять в одиночестве на углу бульвара Уилшир и Рексфорд-драйв, во вторник, в семь ноль четыре утра, окруженная пальмами и солнечным светом, как будто совсем ничего не произошло.

Глава 2

Мы с коллегами держим в общем холодильнике пакеты со льдом. Я сижу за рабочим столом и прижимаю лед к пострадавшей лодыжке.

Все эти двадцать шесть лет я мечтала лишь о том, чтобы мама каким-то образом оказалась жива.

Невозможно вообразить, через что прошли мы с отцом после того, как ее потеряли. Мама была моей опорой, вдохновительницей, она была для меня всем, и жизнь без нее стала невыносимой.

Все, чему я, будучи подростком, раньше радовалась, – тусовки с друзьями на пляже, походы на концерты, игра за школьную футбольную команду – теперь давалось с трудом. Окружающие продолжали идти вперед по жизни, в то время как я постепенно выпадала из нее.

У овдовевшего папы, ставшего отцом-одиночкой, хватало своих проблем. Мама не только работала клиническим психологом, она еще и заведовала всем в доме, от закупки продуктов и оплаты счетов до вызова сантехника, если вдруг засорится раковина. Когда ее не стало, папе пришлось в одиночку взвалить домашние хлопоты на себя вдобавок к работе компаньоном в юридической фирме, которая размещалась в деловом центре Лос-Анджелеса.

Ему едва удавалось держаться на плаву, поэтому он не заметил, когда я стала плохо есть, избегать завтраков и едва прикасаться к ужинам. Лишь когда я совсем отказалась от пищи, а одежда стала висеть на мне, как на хеллоуинском скелете, он сообразил, что со мной творится неладное.

Папа испробовал все, что было в его силах, пытаясь заставить меня есть, а я вела себя просто ужасно. Я швыряла в него тарелками с едой, обвиняла в жестоком обращении, даже несколько раз стукнула. Мозг так деформировался за долгие месяцы голодания, что я почти утратила волю к жизни и прямым ходом направлялась к гибели, а папа встал у меня на пути.

Стресс от происходящего был для отца слишком силен, и он снова начал курить, – мама помогла ему избавиться от этой привычки, когда я еще пешком под стол ходила. Через десять лет после того, как мамы не стало, папа умер от рака легких. Последующие двенадцать лет я без конца винила себя в том, что превратила его жизнь в ад, и даже задавалась вопросом, не я ли стала причиной его смерти.

И вот теперь мне вдруг говорят, что мама якобы жива. Конечно, это весьма маловероятно, но как тут не задуматься, что мы с папой могли избежать стольких страданий, через которые нам пришлось пройти. Если мама действительно не умерла, известно ли ей о том, что случилось с нами после ее исчезновения? Наблюдала ли она за нами со стороны? Или инсценировала свою смерть, чтобы раз и навсегда избавиться от нас?

Может, в глубине души мама была несчастна в той жизни, которую вела в семье. По ее поступкам нельзя было заподозрить ничего подобного, но я прочла предостаточно книг о горемычных матерях семейств, которые в один прекрасный день вдруг срываются с места и уезжают, вызывая этим поступком оторопь у всех родственников.

И как насчет того, что сказала фальшивая пациентка? Мол, мама в беде. Причем снова.

Неужели, будучи замужем за папой, она вела двойную жизнь, из-за которой в результате попала в беду?

Нет. Не может мама быть живой. Мы ее похоронили. Устроили поминальную службу в похоронном бюро, принадлежащем одному из друзей нашей семьи. Правда, ни я, ни папа так и не видели ее тела.

Папа сказал мне, что, по словам полицейских, оно слишком изуродовано в результате наезда, чтобы показать его нам. Он сказал, что передал в полицию стоматологическую карту, по ней маму и опознали.

Но как же быть с браслетом, который незнакомка уронила на пол, прежде чем сбежать из моего кабинета? Всем, кто знал маму, было известно, что она носила браслет с золотой фасолинкой-лимой не снимая. Его можно видеть на каждой фотографии, сделанной за первые пятнадцать лет моей жизни. И вот теперь человек, знающий этот специфический факт, пытался подцепить меня на крючок, чтобы посильнее ранить. Только кто бы это мог быть?

Лед в пакете подтаивает, и влажные капли ползут вниз по лодыжке. Я сосредоточиваюсь на них, а не на браслете, который смотрит на меня с белого ковра. Солнечный луч из окна отражается от золотой цепочки, заставляя ее сверкать.

Еще малышкой я запомнила каждый сантиметр маминого браслета. Папа подарил его ей после того, как она впервые