Читать книгу "Десять жизней Мариам - Шейла Уильямс"

строчит, стараясь не отставать.

– Моя жена Фрэнсис, сорока двух лет, из Вирджинии. Мулатка. Двое сыновей. Наш старший, Сэмюэл, живет отдельно, а Шелтон еще на занятиях. Учится в… – В голосе Ники слышна гордость. Для него свет сошелся клином на этих мальчиках. Шелтон учится на кузнеца. Но Ники надо быть осторожней. Белым людям вовсе не нравится слышать в наших голосах гордость.

– Твоя жена из Старой Вирджинии? – уточняет переписчик.

А что, есть и Новая?

– Да. Но все наши дети родились здесь, в Огайо.

У меня в голове голос внука продолжает: «И все мы мулаты, кроме…»

Зекииль соединил сухие кости.

Я закрываю глаза и позволяю солнышку согреть веки. Солнце. Тепло. Вспоминаю места, где тепло было каждый день, как и ощущение солнца на коже. А теперь я ощущаю взгляд переписчика. Он должен записать и меня, но я знаю, о чем он думает. А думает он, что я не в счет. И я помалкиваю, ибо уже сказала людям почти все, что хотела, ради чего явилась на эту землю.

За меня отвечает внук.

– Это моя бабушка. Мариам Присцилла Грейс. П-р…

– Я знаю, как это пишется, – бурчит белый.

Я чувствую, как мне в плечо впиваются пальцы Фанни.

Держи себя в руках, девочка.

– Сколько же ей лет? На вид уж очень стара.

– Сто двенадцать. Родилась в тысяча семьсот пятьдесят восьмом году. Или шестьдесят восьмом. Я не уверен, да и она тоже. Но никак не меньше девяноста.

– А ее саму ты не можешь спросить?

Ники объясняет мужчине, что я очень молчалива. Проходит несколько мгновений, и я понимаю, что внук жестом дает понять переписчику, что я маленько не в себе. Сам-то он, конечно, в это не верит, просто тогда люди оставляют меня в покое. Я решаю всхрапнуть. Позади фыркает Фанни.

– Мама Грейс… она слепая, – продолжает Ники.

Для кого как. Кое-что я вижу.

– И откуда она?

– Из Вирджинии.

Меня передергивает.

Да нет же, я не оттуда! Впрочем, меня никто не слышит. Но да, я из Вирджинии, прожила там много лет. И нет. Не оттуда. Вирджиния похожа на Огайо: дом, да не дом. Жизнь, да не жизнь… просто привыкла, ведь столько родных душ потеряла, столько урожаев вырастила, стольким младенцам появиться на свет помогла, на земле, где… семена и грехи.

Вирджиния мне знакома, да. Но родилась я не там.

Фанни прерывает мужа:

– Простите, сэр, вы хотите знать, откуда мама Грейс приехала? Или где она родилась?

Я слышу в ее голосе знакомую гордость. Фанни умеет читать, писать и считать. В школе преподает. Она сильная, Фанни.

– А это имеет значение? – спрашивает мужчина. В его голосе слышно раздражение, и я знаю… догадываюсь, что он думает обо мне. Я знаю, кого он видит: старую слепую негритянку, больную, уже ни на что не годную и не стоящую даже двух центов, не говоря уже о 1500 долларах, которые Нэш получил, продав меня Маккалоху. Переписчик откашливается.

– Официально, – заявляет он Фанни, – здесь написано «место рождения».

– Ну, что же, – девочка старается не важничать, чтобы не провоцировать этого белого, – мама Грейс родилась в Африке.

Это слово ударило меня по лицу, будто Фанни дала мне пощечину. Я даже почти встала.

Африка.

Я не слышала этого слова, пока не оказалась… здесь. А побывать-то мне довелось во всяких местах со странными названиями и жить разными жизнями. Я их позабыла. Почти. Но не совсем. Не могу.

Теннесси. Остановка.

Старая Вирджиния, говорят, теперь есть еще одна.

Ямайка, помню ее запах. Помню первое место, где я ступила на твердую землю после стольких дней в море… этом бескрайнем, прекрасном, темном, ужасном, смертельном море… по волнам плывут обтянутые кожей кости, а за ними мчатся огромные плавники. Караван смерти. Очень похоже…

Южная Каролина и тот остров, где игбо[2] выходили в море.

Норфолк.

А теперь этот Огайо и разлившаяся быстрая грязно-коричневая река.

Я много где побывала и отправилась назад. И оказалась в том месте, о котором сказала Фрэнсис. Африка.

Не помню даже, как это и называется-то. Странное такое слово, трудно выговорить. Совсем не так, как давным-давно, в то время, когда я жила там…

– Что ты сказала, мама Грейс? – спрашивает Ники. – Иногда она что-то бормочет, – поясняет он переписчику.

Я открыла рот, но оттуда не вылетело ни звука. Тогда я открыла глаза и моргнула. Солнце, собираясь отправиться освещать другую сторону мира, сияло во всю мочь. Откуда я родом? Я вижу место, которое так давно покинула. У него есть свое название. При мысли о нем у меня перехватывает горло. Запахи… Звуки, пение птиц, птиц, которые сюда не долетают. Прошли годы, десятилетия, несколько жизней… Интересно, существует ли еще это место? Я познакомилась со многими оттуда, когда выбралась из той большой лодки. Некоторые были похожи на меня, и речи их были мне так же знакомы и близки, как душа моей матери. Были и другие. Стоя бок о бок с ними на рынках, я выучила некоторые их слова. Эти люди были темнокожими, как и я, но их лица отличались от моего. Многие вели себя странно, некоторые поклонялись злым богам. Они пели свои песни о землях по ту сторону бескрайних воды и песка и о тамошних событиях. Да, я знала многих, таких, как я, привезенных издалека…

Что произошло там после того, как нас насильно переселили сюда? Землю затопили мрачные воды, как пелось в старинных песнях? Или ее постигла мерзость запустения? Она превратилась в пустыню, в место, о котором синекожие печальные люди[3] рассказывали в своих сказках, – там нет ни деревьев, ни воды, а только песок, похожий на волны?

Там больше нет людей? Их всех… нас всех привезли сюда?

Мы называли это место по-разному, многими именами, но они обозначали одно и то же место. И никто, пришедший оттуда, никогда не употреблял это слово: Африка.

Никто.

И вот теперь я, та, что прожила очень долго, сижу и думаю, а не единственная ли я в этой Америке, кто помнит, откуда мы все были.

Не последняя ли я?

– Эй, бабушка, ты откуда родом? – крикнул переписчик.

Мне не нравится, когда меня называют «бабушка». Меня зовут не так.

Фанни процедила сквозь зубы:

– Мама Грейс прекрасно слышит.

– Из Эдо[4], – ответила я белому парню. – Я родом из Эдо.

Я закрываю глаза и позволяю горячему солнцу целовать мои веки.

2

Убийца мужчин

1758 год или позже

Я прошла через дверь, откуда нет возврата, наделенная только судьбой да именем. С