Читать книгу "Господин следователь. Книга четвертая - Евгений Васильевич Шалашов"

что станет заговаривать зубы, решил бы, что кто-то сошел с ума. Либо тот, кто мне об этом сказал, либо я сам.

Но нынче мне было глубоко пофиг, что и кто скажет, поэтому просто оделся и зашагал вслед за настырной девчонкой, отмахал версту, прошел в низенький дом, крыша которого сравнялась с землей, и печь топится «по-черному», стены покрыты столетней сажей, уселся на лавку, а древняя старуха, похожая на прабабушку бабы Яги, сразу же оценив мое состояние, вытащила из-под стола бутылку с водой, налила ее в чашку с отбитой ручкой, кинула туда камушек, похожий на «чертов палец’и принялась что-то шептать. Историк, сидевший во мне, нынче забился так глубоко, что предпочел не высовываться и я расслышал только слова молитвы, да еще пожелание моей зубной боли 'уйти и не приходить». Закончив шептать, бабуля придвинула мне чашку и приказала:

— Пей, барин.

— М-мть?

— Нет, не полоскать. Пить.

Ну да, помешкал немного, потом выпил. Авось вода колодезная или хотя бы из родника?

— Держи.

Бабка Дуня протянула мне нож — серебряный, с закругленным кончиком. Для масла, что ли? Старинный, однако.

— Упри в щеку, гладь там, где зуб болит и говори — нож боли боится, боль —ножа, нож боль прими, боль-боль, уходи сегодня, приходи вчера.

И я, титулярный советник, старший следователь по важным делам (о высшем образовании и корочках кандидата наук промолчу!), принялся тереть кончиком ножа щеку и бормотать:

— Нож боли боится, боль — ножа, нож боль прими. Боль-боль, уходи сегодня, приходи вчера.

А ведь ушла, боль-то! Господи, прости ты меня дурака за то, что о револьвере задумался! Глупости это! А жить-то как хорошо!

— Бабуль, сколько с меня?

— Да сколько не жалко, барин.

Да мне вообще не жалко! Сколько у меня в бумажнике? Все деньги с собой не ношу, но рублей тридцать-сорок должно быть. Вот, сейчас все и отдам.

— Э, Иван Александрович, не спешите, давайте-ка я.

Нюшка цапнула бумажник, уверенно вытянула из него рубль, протянула бабуле.

— Спасибо баб Дунь. — Вернув мне бумажник, еще раз кивнула и потянула меня за собой. — Иван Александрович, вам еще надо позавтракать — яичницу вашу быстро поджарю, потом на службу идти.

[1] Перевод Самуила Маршака

[2] И правильно. Автор когда-то поверил, с тех пор (больше сорока лет) мечтает бросить курить.

Глава первая

Маленькая шоколадница

— Иван Александрович, ты кого в кухарки нанял? — спросила Наталья Никифоровна, когда я явился со службы. — Это не девка, это… даже не знаю, как и назвать.

Похоже, Наталья Никифоровна нынче всплакнула. Вон — веки красные. Неужели Нюшка довела? Эта может. Эх, и смех, и грех. Забавно, что девчонка смогла довести до слез взрослую женщину, но непорядок, если хозяйку обижает. Придется провести воспитательную работу.

У нас с Нюшкой Сизневой заключено устное соглашение — она примется за работу, когда моя хозяйка окончательно переедет в Нелазское. За один раз, пусть даже на нескольких санях, все нажитое за много лет добро не перевезти. Немало всякого-разного барахла в чуланах и кладовках, что-то из сараев нужно взять. Вон, те же складные кровати и матрасы. Их можно учителям выдавать, которые в школу придут работать. Я как-то спросил — откуда она кровати взяла? Наталья отмахнулась, пробурчала, что ей сестра прислала, а у той какой-то знакомый мужа имел приятеля, родственник которого служил на должности интенданта. Подозреваю, что эти кровати умыкнули с каких-то складов.

А пока будущая кухарка являлась к нам по утрам, «принимала хозяйство», заодно училась у Натальи Никифоровны кое-каким кулинарным премудростям, о которых крестьянские девушки не знают. Но кое-чем Нюшка нас удивила. Например — обалденно вкусным омлетом. Я даже не знаю, можно ли назвать это произведение искусства простым словом омлет? И где деревенская барышня этому научилась?

Забавно, но моя многомудрая и опытная хозяйка, попросила девчонку научить ее такому изыску. Наверняка собирается побаловать молодого мужа. Да и я посматривал краешком глаза. Вдруг пригодится? Так что, рискну записать рецепт[1].

Мне-то казалось, что хозяйка и Нюшка спелись. Не подружились — какая дружба между дворянкой и прислугой? — но нашли общий язык. Вон, девчонка и на самом деле поставила хозяйку на ноги за два дня, напоив ее каким-то пахучим отваром. Правда, после приема «лекарства», хозяйка всю ночь бегала в туалет и материла Нюшку. Конечно, Наталья женщина воспитанная, ругала доморощенную знахарку беззвучно, но догадаться не сложно. Будущая госпожа Литтенбрант вообще смелая женщина. Доведись до меня, не рискнул бы пить кипяток, настоянный на каком-то сене.

Еще моя хозяйка решила немного приодеть маленькую кухарку. Вытащила из какого-то сундука старую, но приличную темно-синюю юбку, блузку (я бы сказал — оранжевую, но это терракотовый цвет), белый фартук и чепчик. Против чепчика девчонка немного повозражала — мол, не носят такие, но посмотревшись в стекло (зеркала, если вы помните, у нас нет), смирилась. Я, как пришел со службы и глянул, что получилось, то просто ахнул — Анька походила на девушку с картины «Шоколадница»[2]. Конечно, ростиком девчонка пока не вышла, да и статью, но все равно — впечатляет. Хоть картину пиши — «Маленькая шоколадница».

Не исключено, что так Натальей Никифоровной и было задумано, потому что репродукция с картины Лиотара висит в «Кондитерской», что на углу Воскресенского проспекта и Благовещенской улиц. Правда, горячего шоколада там не бывает, из напитков имеется только чай и почему-то портер. Зато там продают очень вкусные пирожные. Когда отправляюсь в гости к Леночке, покупаю штук десять, но прошу, чтобы сложили в два пакета. Почему в два? Потому что один пакет я приношу для невесты и ее тети, а второй потихоньку отдаю горничной, чтобы она поделилась с прочими слугами. Понимаю, что нельзя, что пирожными прислугу кормить не следует, это ее разбалует, но поделать ничего не могу. Слишком уж глубоко сидит во мне человек двадцать первого века. Если уж пошел в гости с вкусняшками, то будь добр, сделай так, чтобы вкусняшек хватило на всех.

Возможно, со временем и научусь смотреть на прислугу, как на приложение к мебели, но пока не могу.

Репродукция «Прекрасной шоколадницы» из кондитерской исполнена на очень высоком уровне, пусть до оригинала и не дотягивает[3]. Хозяин хвастался, что копию писал великий и выдающийся Верещагин — уроженец Череповца и его гордость. Сомневаюсь, конечно, что великий баталист снизошел бы до уездной кондитерской, да и тематика не его, но