Читать книгу "Ален Бадью об Алене Бадью - Ален Бадью"

так, что вам посчастливится встретиться с философией, а может статься и так, что этой прекрасной возможности не представится. В университете мне приходится видеть много студентов, и хватает пяти минут разговора, чтобы понять, что встречи не произошло. Но некоторым удается ее повстречать.

Поэтому, если вы спрашиваете, как ее определить, я отвечаю: философия начинается тогда, когда сталкиваешься с возможностью проследить и рассмотреть, на что способно человечество, а затем понять, есть ли в этом ценность.

II. Условия философии: наука, искусство, любовь и политика

Наука, искусство, любовь и политика… В вашей философской системе есть четыре условия философии – как следует понимать эту обусловленность философии? Каким образом эти четыре условия философии связаны друг с друг ом? Не могли бы вы это прояснить, приведя примеры для каждого из условий?

Можно связать этот вопрос с предыдущим: если философия является изучением того, на что способно человечество, включая и самые худшие его проявления – а философию интересуют и те ужасающие вещи, на которые способно человечество, – если вот это считать философией, тогда следует обратиться к тому, что фактически представляет собой творческая деятельность человечества. Иными словами, сама философия не должна выдумывать, на что способно человечество. Она попросту хочет узнать, на что способно человечество и что во всем этом составляет ее собственное своеобразие. Что из этого будет наилучшим? Поэтому истоки философии находятся вне философии. Я решил воспользоваться старым словом «истина» для обозначения того, на что способно человечество, словом, которое, я полагаю, имеет универсальное значение. Скажем, речь идет о том, на что способно человечество, и о том, что из этого так или иначе может и даже должно передаваться как всеобщее достояние, достояние всех людей.

Мне показалось, что плоды созидательной деятельности людей с точки зрения их своеобразия могут быть разделены на четыре группы. Я назвал эти группы четырьмя «условиями» философии, раз уж философия вообще обусловлена тем, на что способно человечество. В противном случае ей негде существовать. Поэтому я схематически набросал первую классификацию, вобравшую все то, что, с одной стороны, напрямую подпадает под форму субъективного обязательства. К этой категории я отнес политику как форму коллективного обязательства и любовь как форму индивидуального обязательства. С другой стороны, нечто может быть произведено объективно (например, книга, текст, теорема) и тогда передается в форме чего-то на самом деле существующего. Если первой формой была любовь и политика, тогда, подумал я, ко второй форме следует отнести искусство и науку. Отсюда тезис, что есть четыре формы, которые задают условия философии и которыми являются науки, искусства, политика и любовь, а дальше нужно обратиться к каждой из них, чтобы описать, изучить, рассмотреть связи внутри системы условий философии, саму ее ткань.

Теперь что касается примеров для каждого из условий… По сути, здесь нет ничего особенно сложного, потому что примеры хорошо известны и обыденны. Я и не стремлюсь отыскать какие-нибудь исключительные примеры. В рамках научной формы главным объектом для меня, очевидно, является математика, которая выступает условием философии в одном очень важном, с моей точки зрения, отношении: математика провозглашает выраженную в ней истину истиной универсальной, то есть не зависящей от конкретного человека, ее отыскавшего. Это говорит не о том, что великих математиков не бывает, а о том, что в момент публикации их труда истина немедленно становится общей. Почему? Потому что, принимая предложенные аксиомы, с неизбежностью принимают и следствия. Иными словами, в математике, собственно говоря, нет места дискуссиям: она учреждает такую сферу знания, которая находится за пределами дискуссии. Разумеется, это увлекает философию, ведь все, что находится вне дискуссионного поля, кажется исключительным и замечательным. Кроме того, я хочу подчеркнуть, что философия появилась в Греции в одно время с математикой, и с тех пор они все теснее переплетались. Разумеется, это лишь один из примеров: в физике, биологии и других науках мы обнаруживаем очень интересные вещи… Для моей философии предпочтительна математика, в чем она сближается с целым рядом других философий, но мы можем отыскать крупных философов, которые предпочитали биологию. Вспомните Бергсона. Ему очень важен Дарвин с его движением жизни.

Если теперь обратиться к искусству, нетрудно заметить, что поэзия в самом общем смысле играет большую роль во всей истории философии, особенно если мы и театр включим в цикл поэтических дисциплин. Все труды Платона пронизаны чрезвычайно сложными дебатами вокруг этого вопроса. Вообще, по мое му мнению, было бы очень интересно подвергнуть исчерпывающему и точному анализу отношение Платона к театру, чего до сих пор не было сделано. В этих дебатах философия работает с оглядкой на некое условие, проявляет тем большую подозрительность там, где она всего больше восхищается им и относительно которого она догадывается, что его соблазнительность, вероятно, является свойством чего-то слишком своеобразного и недостаточно универсального. Нетрудно заметить, насколько сложным и запутанным является отношение Платона к театру. Дебаты посвящены условию как таковому: он не стал бы уделять столько внимания театру, если бы в самом деле не видел в нем условия философии, да к тому же такого условия, которое и для него самого было соблазнительным, ведь считается общепризнанным (хотя никто этого так и не доказал), что Платон в молодости писал трагедии и сжег их, лишь когда повстречал Сократа. По моему мнению, эта история была выдумана в дидактических целях. С точки зрения определяющей роли искусства лично мне ближе поэзия и театр, но это частный случай, один из философских подходов. Можно отыскать блестящие примеры, когда музыка или живопись выступают в роли условия. Даже у Сартра, написавшего большую книгу о Тинторетто. Так же обстоит и в случае Мерло-Понти. Поэтому тут можно говорить о живописи, архитектуре, танце.

Если взглянуть на отношение между двумя первыми условиями, то математика привлекает идеей непосредственной универсальности, а искусство – тем, что чувственное внезапно приобретает ценность. В чем-то оно противоположно математике, но тут дело в возможной универсальности чувственного. Без этого оно всегда [только] тут, вот этот стол перед нами, чашка кофе, вы. Стало быть, в этом ничего и нет, потому что нельзя считать произведением универсальной ценности тот факт, что мы вчетвером сидим за этим столом и ведем беседу. Оттого думается, что философы всегда подозрительно относились к чувственному, считая, что оно располагается вне системы четырех условий, но ведь следует признать, что симфония Бетховена или великая картина принадлежат чувственному. От этого никуда не денешься. Значит, чувственное, переработанное в совершенно особенных условиях, может иметь универсальную ценность, может стать поразительным и захватывающим примером человеческого произведения, стремящегося к универсальному. Поэтому искусство служит свидетельством тому, что само чувственное может быть переработано и