Читать книгу "Гувернантка - Венди Холден"

А теперь платье было безнадежно испорчено…

— Вот, возьмите! — послышалось откуда-то сзади.

Кто-то протянул ей смятый носовой платок.

— Спасибо, — отозвалась Мэрион и, не глядя, взяла его.

Первым делом надо спасать платье, остальное — потом! Но пока она оттирала грязную ткань, ее взгляд невольно задержался на обуви человека, вызвавшегося ей помочь. Ботинки у него были поношенные, а один из шнурков развязался. Но сшиты они были из плотной кожи и явно стоили немало.

— Пожалуй, следует представиться, — проговорил незнакомец. — Меня зовут Валентин.

— Валентин? — переспросила она, даже перестав на миг чистить платье, — и подняла взгляд, встретившись глазами с темноволосым молодым человеком. — Это в честь святого Валентина, не так ли?

— Все так говорят, — спокойно произнес он. — Но на самом деле в честь персонажа из «Двух веронцев».

Его английский был истинно британским, пускай и лишенным привычной чопорности и отрывистости, столь свойственной англичанам. По речи чувствовалось, что собеседник образован и далеко не беден, и, надо сказать, слушать его низкий, теплый, слегка хрипловатый голос было весьма приятно.

— Не видела этой постановки, — распрямившись, пожала плечами Мэрион.

— О, это я тоже слышу частенько! А вас как зовут?

— Мэрион.

— В честь девы Марион?[3]

— Все так говорят, — парировала Мэрион. И хотя это было ложью, она решила ничего больше не объяснять.

— Ну что ж, тогда мы квиты, — заметил он, широко улыбнувшись, а Мэрион вдруг точно током прошило от мысли, как же он красив!

Глаза у него были большие и черные, и в них поблескивали озорные огоньки. Непослушная прядь упала на лоб, придав Валентину сходство с непоседливым мальчишкой — хотя, наверное, они с Мэрион были ровесниками, и ему тоже было немногим больше двадцати. Помимо поношенных ботинок, его облаченье состояло из мятых фланелевых брюк, чуть потрепанного твидового пиджака и алого, точно пламя, шарфа. С плеча свисала холщовая сумка цвета хаки с откидным клапаном, на вид очень громоздкая и тяжелая.

— Вы, как я посмотрю, местная, — заметил он.

— Чего не скажешь о вас, — усмехнулась Мэрион.

— Неужели это так бросается в глаза?

— У вас нет шотландского диалекта.

— О да, научиться ему — это и впрямь целое дело, — невозмутимо отозвался Валентин. — Даже шотландцы — и те не справляются. В Глазго вон с этим совсем беда!

Мэрион не смогла удержаться от смеха.

Валентин вновь одарил ее ослепительной улыбкой.

— Я из Лондона. Не бывали там?

Мэрион покачала головой. Еще ни разу в жизни она не покидала пределов Шотландии, вот только это никогда ее особо не заботило. Но сейчас она вдруг почувствовала себя ограниченной провинциалкой.

— Мне пора, — сказала она.

— А можно вас проводить?

— С какой стати? — с подозрением поинтересовалась Мэрион.

— А с такой, что вы необыкновенно красивы!

Комплимент прозвучал столь неожиданно, что она снова чуть не расхохоталась. Но куда больше, чем смеяться, ей хотелось поверить, что он и на самом деле так думает.

— Эта прическа вам очень идет, — добавил Валентин, и на душе у Мэрион потеплело.

Сама она отнюдь не была довольна тем, как подстригли ее каштановые волосы. Стоило бы пойти к парикмахеру поопытнее, но денег хватило лишь на салон миссис Маккласки.

Короткая стрижка должна была привнести в ее облик изысканность и лоск, подчеркнуть ее свободу и независимость, но в действительности придала ей сходство с кроликом, с которого содрали шкурку. Во всяком случае, так казалось ее матушке.

— О, Мэрион! Что ты с собой сделала! — запричитала та, увидев новую прическу дочери.

«Это не я, это миссис Маккласки», — недобро подумала тогда Мэрион. Как ни крути, трудно следовать моде, когда в кармане нет ни гроша.

— Это называется «итонская стрижка», мама. Сейчас такое очень модно.

— Какая-какая стрижка? — недовольно переспросила миссис Кроуфорд. — Бандитонская? Оно и видно!

Однако же утонченный гость из столицы сделал Мэрион комплимент! Впрочем, обнадеживать его она не спешила. Но это было и не нужно: Валентин безо всяких приглашений бодро устремился вслед за девушкой.

— А куда вы направляетесь? — поинтересовался он, поравнявшись с ней.

— На Грассмаркет.

Его черные глаза удивленно округлились.

— Вы там… живете?

Мэрион так и подмывало подшутить над ним, но она, неожиданно даже для самой себя, ответила правдиво:

— Нет, только преподаю в свободное время.

Он перекинул тяжелую сумку на другое плечо.

— Что ж, я впечатлен!

Мэрион сделала вид, будто его похвала ее нисколько не тронула.

— Я хочу стать учительницей и как раз сейчас изучаю педагогику. И дети из малоимущих семей представляют для меня профессиональный интерес.

Она нисколько не сомневалась, что после этих слов Валентин уйдет. Как правило, новость о том, что Мэрион работает в трущобах, повергала людей в ужас. Спустя три года после печально известного биржевого краха и последующих экономических бедствий в народе укрепилось убеждение, что бедные сами виноваты в своих несчастьях. Но даже если это и правда, в чем Мэрион очень сомневалась, дети тут ни при чем.

Она решительно продолжила путь, прибавив шагу. К ее изумлению, Валентин по-прежнему шел рядом, несмотря на свою тяжелую ношу.

— В самом деле? Это же замечательно! — воскликнул он.

Может, и замечательно, но только с одной стороны. С другой же — страшно, жестоко и несправедливо. Еженедельные визиты Мэрион в трущобы познакомили ее с миром, который ужаснул бы и самого Диккенса. Нищета и зловоние — это еще полбеды, куда хуже то, как бедность воздействовала на умы — в самом прямом смысле слова. Дети, растущие в трущобах, страдали от рассеянности, соображали медленно, а от долгого недоедания начинали слепнуть и глохнуть. На то, чтобы прочесть книгу — пусть даже самую простую, — у них уходила целая вечность.

До Королевской Мили оставалось всего ничего. Пока они шли, на улице распогодилось и над городом раскинулось безоблачное синее небо. На севере поблескивал, точно сапфировый ковер, залив Ферт-оф-Форт. С южной же стороны возвышался над городскими башенками и шпилями величественный Трон Артура[4]. А над громадными вратами Эдинбургского замка нарядно блестел на солнце золотистый герб с королевским девизом — «Nemo Me Impugne Lacessit».

— «Никто не тронет меня безнаказанно», — с ходу перевел Валентин.

— Или, как сказали бы шотландцы, «ты со мной не шути, др-р-ружище!» — вставила Мэрион, по-шотландски растягивая согласные.

— Но с ними все же шутили — и дошутились, — заметил Валентин. — Марию Стюарт и Карла Первого казнили. А Якова Второго и Красавчика принца Чарли[5]лишили трона. На месте этих господ, — он выразительно кивнул на Холирудский дворец, — я бы поостерегся.

— Чего именно?

Его взгляд под непослушными прядями, упавшими на лоб, вдруг заметно посерьезнел, а Мэрион вновь отметила