Читать книгу "Жила-была Вера. Истории о силе духа, любящих сердцах и билете на счастье - Людмила Лаврова"

хранила такие моменты, как самое дорогое.

Семен о ее секретах ничего не знал. Просто удивленно моргал, когда жена вдруг улыбалась ему ни с того ни с сего прямо посреди выговора или ссоры, и крутил пальцем у виска:

– Блаженная ты у меня, Полинка! Не иначе! Чего лыбишься-то? Иди на стол собирай! Мужик с работы, а она скалится… Что ты за человек?

На этот вопрос Полина мужу не ответила бы. Она и сама себя толком не знала. Вроде не плохая, но и хорошей назвать себя язык не поворачивался. Кто ж себя хвалит? Вот если люди – тогда другое дело! А саму себя хвалить ведь неправильно как-то…

– Ты у меня красивая!

Полина прятала глаза, слыша такое от мужа. Вот уж новости! Да любая красотой порадует, если туфельки на ней новые да платье справное!

И хоть зеркало и шептало Полине, что хороша она еще, верить ему женщина отказывалась. Подумаешь – красавица нашлась! Лучше бы вместо этой красоты небо ей ребеночка подарило! Уж как бы она благодарна была! И никогда о красоте своей не пожалела бы!

Но не зря видно люди говорят – бойся своих желаний… Полина слышала, конечно, это выражение от бабушки, но никогда не думала, что ей доведется его на себе испытать…

– Что это? Красивенькое…

Чумазая мордашка прижалась к доскам забора, и Полина ахнула.

– Измажешься! Краска еще совсем свежая!

Семен никогда не делал ничего наполовину и забор красил очень тщательно даже между досками.

Девчушка, лет пяти на вид, отпрянула от забора и засмеялась, потирая испачканный нос. Ее смех колокольчиком зазвенел в полуденной тишине, и Полина вздрогнула вдруг почему-то, слушая эти переливы.

– Ты откуда взялась? Чья такая?

Полина наскоро свернула ткань и подошла ближе к забору. Сумки, так и не разобранные, остались валяться у крыльца.

– Я – Антошка.

– Как?! – Полина удивленно подняла брови. – Так мальчишек зовут. А ты девочка… Антонина, что ли?

Девочка кивнула.

– Понятно. Ну здравствуй, Тонечка. А ты чья?

Полина повторила вопрос и только тогда сообразила, что он был вовсе и не нужен. Ведь накануне Семен ей рассказывал, что в соседний дом, который долгие годы стоял заколоченный, въехали новые жильцы.

– Я – мамина. Только она меня не любит.

– Почему ты так говоришь?

– Она меня выдрой зовет и красивенькое не покупает. Дай!

Тонкие грязные пальчики просунулись между досками, и Полина проворно отдернула ткань.

– Не тронь! У тебя ручки грязные! Иди-ка лучше, вымой их и приходи ко мне. Я тебя вареньем угощу!

– Не надо! У нас свое есть!

Девчушка обиженно надулась и отпрянула от забора.

– Я тебе покажу ткань. Только давай не будем ее пачкать. Как я потом платье сошью из грязной? Некрасивое будет.

Антонина поразмыслила чуток и кивнула.

– Некрасивое… А мне сошьешь?

Полина растерялась. Детский вопрос был таким простым и непосредственным, что она не сразу нашлась, что ответить.

– Посчитать надо… Хватит ли. Я с запасом брала, но маленьким.

– Посчитай!

Это была уже не просьба, а прямой приказ, и ослушаться его Полина не посмела.

Антошка, покрутившись еще немного у забора, убежала, а потом вернулась мокрая с головы до ног и румяная как наливное яблочко.

– Ты что, в колодец нырнула?! – Полина, которая успела свернуть ткань и готова была уже уйти в дом, ахнула.

– Нет! В бочку!

– В какую бочку?!

– В какую вода с крыши капает. Мамка ругается, когда я в нее ныряю, но она не видела.

– А где мама твоя?

– Спит!

Полина растерялась.

– А почему она спит? – осторожно спросила она у девочки.

– Так гуляли они вчера, вот и спит.

Ответ Антошки был таким беззаботным и, казалось, привычным, что у Полины мурашки побежали по спине. О том, что творилось у соседей, она не знала. Участки, на которых стояли дома на их улице, были большими и нужно было сильно постараться, чтобы услышать, что происходит в доме соседей.

Антошка совершенно не поняла, почему Полина застыла вдруг, странно глядя на нее.

– Ты чего?! Эй! Ты мне варенье обещала и красивенькое показать! Пойдем!

Как во сне Полина подошла к калитке, которая была зачем-то сделана в заборе еще до того, как они с Семеном купили свой дом, и отодвинула засов.

– Иди сюда.

Антошка, хлюпая старенькими сандаликами, которые, видимо, не стала снимать, когда ныряла в бочку, прошествовала во двор Полины и по-хозяйски направилась к веранде.

– Что это ты сумки бросила? В городе была? Мамка тоже ездила недавно. Я просила конфету привезти. Большую такую, знаешь? Но она сказала, что денег нет. А у тебя конфета есть?

Полина, наконец, очнулась и засуетилась.

– Есть конфета. И не одна. Только сначала я тебя кормить буду. Есть хочешь?

– Хочу! И конфету хочу! Ты мне сначала конфету покажи, а то знаю я! Обманешь…

В голосе девочки было столько обиды, что Полина, не задумываясь, вытряхнула из сумки пакет с конфетами, привезенными Семену, который был большим охотником до шоколада, и вручила его девочке:

– На!

– Все мне? – деловито осведомилась Антошка, не веря своему счастью.

– Тебе-тебе! Только не все сразу, а то живот болеть будет.

Девочка быстро кивнула и вдруг сорвалась с места, крикнув уже на ходу Полине:

– Я сейчас!

Вернулась она уже без конфет и, чинно усевшись за стол на просторной Полининой веранде, скомандовала:

– Красивенькое покажи!

Полина развернула перед ней ткань, и ребенок застыл, осторожно касаясь все еще грязными ручонками яркого шелка.

Полина успела разогреть обед и навести порядок на кухне, а Антошка все так же сидела, глядя на белые горошины на алом фоне и что – то шепча себе под нос.

– Ну будет! – Полина потянула на себя край ткани, и Антошка отдернула руки, словно испугавшись чего-то. – Не бойся! Что ты? Я просто сверну ее, а то тарелки ставить некуда.

Накормив девочку, Полина принесла свою шкатулку для рукоделия и поманила к себе Антошку.

– Иди сюда! Мерки снимать будем.

– А зачем? – Антошка с любопытством уставилась на шкатулку, которую открыла Полина. – Что у тебя там?

– Много чего. Нитки, иголки всякие. Наперсток бабушкин. Ножницы еще. Все, что для шитья нужно.

Антошка послушно повертелась, позволяя снять Полине мерки, а потом чуть ли не с головой зарылась в недра шкатулки, осторожно перебирая катушки с нитками и разноцветные пуговицы.

Чей-то голос выкрикнул ее имя раз, потом другой, и девочка нехотя оторвалась от своего занятия, ворча:

– Проснулась!

Не прощаясь, она заскакала было по ступенькам, но обернулась, словно что-то вспомнив, и, глядя на Полину темными как вишенки, глазами, спросила: